Полина Копылова - Подвиг разведчика

• Название: Подвиг разведчика
• Автор: Полина Копылова
• Жанр: Альтернативная история

---

Котлета. Мясо каждый день. Волокнисто-сочный кус казенной котлеты. Все квартирки в рабочих кварталах с душевыми, но без кухонь: зачем готовить дома, когда сотни тебе подобных валяют для тебя эти самые котлеты. А ты сам для сотен тебе подобных строчишь одного и того же фасона блузы с воротом на шнурке. (Опять женский взгляд) Или привинчиваешь краны в этих самых квартирках.

Квартирка в рабочем квартале... Ха.

Его отцу оставили прежнее жилье. Потому что отец – инженер. А этих, за чье счастье боролись, распихивают по квартиркам из расчета 9 квадратных метров на человека.

Он как-то в такой ночевал. Его, пьяного, привела девушка. Их тех – муравьих, недосамок, как он вначале думал, когда от скуки – никого достойнее не нашлось – пригласил ее на медленный. Дело было прошлым летом на танцах в городском саду, когда он приехал к отцу на каникулы.

Ее блуза насквозь пропотела под мышками; от девицы так и шибало жаром. Пили пиво, перебивая водкой, и довольно много хохотали, пересказывая друг другу какие-то байки. А потом у него враз ослабли колени и перед глазами поплыло; однако вежливость требовала проводить даму. Он заплетающимся языком предложил. Она не отказалась, как он смутно надеялся: такие обычно кичились «равноправием», некоторые из них спрашивали на танцах кавалеров – «кто вести будет? »... Их удачно подхватил грохочущий освещенный трамвай – ровно за пять минут до закрытия танцплощадки, когда с нее повалят все и два-три трамвая подряд будут забиты по самые плафоны.

Трамвай завез их на окраину; все это время он старался не облеваться. Больше всего тошнило, когда взгляд натыкался на размазанное, словно бы мыльное отражение лица в темном окне. Девица замолкла, и он почти про нее забыл, когда она дернула его – на выход.

Асфальта под ногами не было: песок, скупо освещенный единственным фонарем. В отдалении стояли тесным рядком белесые дома. Идти к ним надо было через перекопанное бывшее поле.

Дойти он дошел. Даже умудрился не споткнуться на лестнице. И не облевать переднюю, которая из-за неубранных зимних пальто казалась внутренностью стенного шкапа. Он даже подумал: все как во сне – входишь в дом через стенные шкапы. Но тут девица толкнула его в уборную; наклоняясь, он приложился лбом о край раковины и свесился над унитазом. Водка, пиво, какие-то бутерброды, съеденные в самом начале вечера, остатки дневного обеда выходили из него полчаса. Перерывы он делал только на зачерпывание горстями и глотание воды из-под крана. Чертов кран был приспособлен очень низко над мойкой, так что сунуть под воду голову было невозможно. А насадка душа парила под потолком, как маленькая черная луна, – и он боялся, что, если пустит душ, зальет всю уборную.

Наконец отпустило. В голове просветлело. И захотелось лечь.

Он поднялся, кое-как подышал сквозь маленькое окошко уборной. Из него было видно стройплощадку.

В коридорчике смутно светлели стекла двух дверей. За одной что-то шипело. От толкнулся туда и едва не задохнулся от тесноты: в восьмиметровую комнатку с одностворчатым окном были втиснуты зеркальный шкап, широкая кровать с шарами, трельяж, этажерка... На трельяже шипел под тушей чайника примус. Рядом на венском стуле сидела девица.

– Чай кипячу. Тебе и себе.

Бледное пламя примуса старило девицу – и в ней проявлялась ее мать, а может, тетка по отцовской линии: жилистая, терпеливая, грубоватая женщина, из тех, кто многого не ждет, но и от своего не отступается.

– Ты извини, что я скис. Я все там убрал.

Он там ничего и не напачкал, правда. Научился облегчать желудок аккуратно еще с детства, когда страдал желудочными гриппами.

– Да ничего. Случается. Ты со мной просто так познакомился или с намерением?

– Куда можно сесть?

– На кровать, куда... Так как? С намерением?

– С самым благородным, – ухмыльнулся он.

– Ну-ну... А я прямо ждала-заждалась благородного такого. Вот, уже и приданое справлено: вишь, мебеля какие.

Она сняла чайник и увернула примус.

– Свет, извини, включать не буду. Родители проснутся. У них завтра смена, а у меня выходной.

– То-то ты на танцах.

– Это-то.

Она разлила кипяток прямо по чашкам.

– Давай, что ли, толком познакомимся?

Ее звали Яна. Она была его на шесть лет старше, окончила Технологический, работала технологом в целлулоидном цеху.

Чай растворил остатки водочной одури, теперь он ощущал лишь усталость и уснул бы, если бы не Яна: с ней тянуло поговорить, несмотря на желчь в скупых словах и даже в молчании.

– Значит, ты после интерната на филологический? А почему в инженеры не хочешь?

– Неинтересно.

– А думаешь, мне было в технологи интересно? Я историей увлекалась...

– Детям рабочих разве не везде дорога?

– Есть такая штука – государственная необходимость...

Они еще с полчаса перебрасывались недомолвками. Ему было неловко рассказывать о себе: ведь в нем государство явно не испытывало необходимости, раз его даже не вызывали на беседы по профориентации.

Потом он уснул – крепко вжавшись в стенку, с единственным намерением освободить Яне как можно больше места на ее кровати.

Его разбудил грохот пневматического молотка со стройки. Солнце высвечивало скверно пропечатанный в три красочки рисунок на свежих обоях. С граненой кромки трельяжного зеркала била в глаза резкая радуга. Примуса на трельяже не было. Он глухо шумел где-то за дверью – надо полагать, в соседней комнате.

Похмелье почти не ощущалось – видно, помог ночной чай.

Эту другую комнату – он был почти уверен – Янина мать называла «залом». В ней теснились сосновая горка с боковинами из толстого стекла, ковровый диван, складной худосочный стол с одним опущенным боком, ножная швейная машинка, пять венских стульев, еще один зеркальный шкаф, грузный и резной, рабочий стол, а в альков вместе с кроватью был задвинут высокий комод.

На обоях по белому фону топорщились крупные бабочки; при печати трафарет съехал за контур, и казалось, что с бабочек потерли пыльцу.

Яна опять хлопотала с примусом.

– Иногда кухня дома все-таки нужна. – Он уселся на один из «венцев».

– Вот-вот. А то примусы по правилам пожарной безопасности в квартирах держать нельзя. Только все равно все держат. Не в бойлерную же ходить.

На этот раз она заварила чай по всем правилам, даже сбегала ополоснуть заварочный чайник кипятком над раковиной.

– А чего, правда, ты ко мне на танцах подошел?

– А мне больше никто не понравился.

– А зачем ты вообще на танцы ходишь? Любви глотнуть?

Он невольно покосился на стену: большая, раскрашенная в пастельные тона фотография Президента (один из официальных ракурсов – три четверти) была бесстрастна.

«Глотнуть любви».

Это было Ее первое революционное нововведение – «глоток любви».

Дескать, короткая, ни к чему не обязывающая связь не исключает сильных, искренних чувств. Любовь на год. На месяц. На неделю. На одну ночь. На несколько часов.

Теорию «глотка любви» усиленно продвигали в народ. Танцплощадки стали этакими «источниками любви», где каждый мог за вечер наглотаться по самое не хочу – будь только кусты вокруг погуще.

– Судя по вчерашнему, водки.

– А если б не перепил?

– Не знаю...

– Не нравлюсь?

– Почему? Просто...

– Или непросто.

Солнце било в несоразмерно широкое для небольшой комнаты окно; уродливая рама делила его на девять квадратов, делая похожим на тюремное. Левый нижний квадрат закрывался самодельной фанерной дверцей. За ней был наружный ящик для продуктов.

Кажется, ящики эти тоже запрещались. Но их все равно сколачивали. Общепит прививался медленнее, чем доктрина «глотка любви».

Как оказалось (не в это утро, позднее, куда позднее), Яна тоже замечала подобные закономерности общественного развития. Историей она увлекалась не зря.

«У нас общество хуже, чем классовое. У нас сословия. Даже – касты. Рабочие. Служащие. Интеллигенция. Техническая – как твой отец, и творческая. Военные. Ученые. Наконец – чиновники. Я это впервые поняла по «глотку любви». Это – хоть до упаду. Но если жениться или выходить замуж – только среди своих. У нас на курсе были дочери инженеров. Они перекрутили любовь со всеми заводскими. Но их никто потом не встречает на заводах – на них приходят запросы от каких-то бюро, они там исчезают и потом под ручку с инженериками гуляют в горсаду... »

Таких, как она, недовольных, было десятка полтора. Почему они выросли смутьянами – дети рабочих муравьев, в наибуквальнейшем смысле вскормленные государством?

Яна увлекалась историей. Ее подруга Фрида, на своем веку явно перебравшая любви, мечтала о семье, а большая кухня с дровяной плитой стала ее навязчивой идеей.

Несколько человек из их компании хотели бы путешествовать. Чтобы посмотреть мир – и только.

Но всем приходилось работать – по восемь часов семь дней подряд. На отпуск полагалась путевка в дом отдыха.