Жан-Кристоф Гранже - Мизерере

• Название: Мизерере
• Автор: Жан-Кристоф Гранже
• Жанр: Триллер
• Год: 2009
• ISBN: 978–5–389–00525–9

В армянском соборе Святого Иоанна Крестителя в Париже убит чилийский беженец Вильгельм Гетц, регент хора мальчиков и органист. Касдан, офицер полиции в отставке и прихожанин собора, немедленно начинает собственное неофициальное расследование. К нему присоединяется Волокин из отдела по защите прав несовершеннолетних. Оказывается, в прошлом исчезло несколько мальчиков из хоров, которыми руководил Гетц. За первым преступлением следуют еще более кровавые убийства. Между полным опасностей расследованием, в которое пускаются герои, и старинным хоралом «Мизерере» существует таинственная связь…

---

— Касдан, вы же сами в это не верите. Закончили свою проповедь?

— Ты сам все закончил. Свой ужин. Свое расследование. Я отвожу тебя обратно в «Холодную индюшку».

Русский не ответил. Он невозмутимо перемешивал пластиковой ложечкой свое мороженое. Наконец лукаво спросил:

— По-вашему, откуда взята кровавая цитата на потолке?

— Понятия не имею.

— Это отрывок из «Мизерере».

— Хорала?

— Прежде чем стать хоралом, «Мизерере» был псалмом. Пятидесятым или пятьдесят первым в зависимости от традиции. Древнееврейской или римской. В христианской литургии без этой молитвы шагу не ступишь. Чаще всего ее читают во время утренней службы. Это молитва об искуплении. Призыв к милосердию. В тех немногих монастырских орденах, которые еще практикуют самобичевание, например, у редемптористов, монахи стегают себя хлыстом, произнося «Мизерере». Чтобы очищаться снова и снова. В тексте есть отрывок, в котором говорится: «Омой меня, и буду белее снега…»

Касдан не сводил глаз с изголодавшегося парня, в котором причудливо смешались энергия и болезненность, худоба и редкая прожорливость. С молодого человека, выглядевшего крайне уязвимым, но способного в один миг совладать с ним, самим Касданом, и в следующую секунду убить его голыми руками.

— Откуда ты все это знаешь?

— Десять лет в религиозных школах. Накушался досыта.

Вдруг Касдану вспомнилась необъяснимая уверенность, которую он ощутил позавчера, когда в наушниках слушал «Мизерере». Хорал играет роль в этом деле. Неожиданно он спросил:

— А по-твоему, почему убийца написал этот отрывок?

— Это дар.

— Дар?

— Убийца отомстил за себя, но он проявил милосердие. Этими словами он молит Господа простить Насеру. По-моему, убийца религиозен. Он верит в священную силу слов. Вы же знаете, для верующего человека молитва — сигнал, отправленный Богу, но в то же время сигнал, в котором «присутствует» Бог. Написать эти слова — уже означает воззвать к прощению…

— Почему же там, где убили Гетца, надписи не было?

— Возможно, убийцу спугнули. Он не успел закончить работу. Или же, по его мнению, Гетц не заслуживал прощения, в отличие от малыша Насера. Одному — ад. Другому — чистилище. Тут надо еще покопаться, Касдан.

— Если я не отвезу тебя в «Холодную индюшку», что ты будешь делать сегодня вечером?

— Отправлюсь в службу розыска пропавших без вести на улице Шато-де-Рантье, проверю, не было ли других случаев пропажи детей, связанных с Гетцем, с тех пор как он поселился во Франции. Во всех хорах, которыми он руководил. Затем забегу в отдел по защите прав несовершеннолетних, пороюсь в прошлом мальчиков из всех этих хоров.

— Это я уже сделал, но ничего не нашел.

— Вы проверили хористов Иоанна Крестителя и Нотр-Дам-дю-Розер. Если не ошибаюсь, остается еще церковь Фомы Аквинского и Нотр-Дам-де-Лоретт. К тому же вы проверяли по телефону. А я пройдусь частым гребнем по нашим архивам. Все-таки надежнее хорошенько поискать в папках.

— Это все?

— Нет. Обзвоню семьи, в которых Гетц давал уроки фортепьяно. Поищу в базе психологический портрет каждого ребенка. А еще неплохо бы найти следственное дело Танги Визеля. По-моему, в ОЗПН есть копия. И я бы покопался в чилийском прошлом Гетца. Трудно объяснить, Касдан, но я чувствую, что с этим типом не все так просто.

— Ты что, вообще не спишь?

— Изредка. И это не от меня зависит. А вот вам я бы посоветовал спокойно идти домой и пополнить свои познания.

— В плане религии?

— В плане криминалистики. Дети-убийцы. Поищите-ка в Нете. Сами увидите, что это никакая не ошибка. Пусть мне тридцать, но из нас двоих новичок — вы.

Повисло молчание. Касдан размышлял, стоит ли дать мальчишке еще один шанс.

Волокин ответил сам, словно угадав его мысли:

— Дайте мне эту ночь и следующий день. Чтобы я мог доказать вам свою правоту. Эти два типа согрешили, и их грех затрагивает детей. Готов прозакладывать свои яйца.

Касдан вытащил мобильный.

— Кому вы звоните?

— Верну. Должен же кто-то навести порядок на бульваре Малерб.

22

Служба розыска пропавших без вести, отдел по борьбе с преступлениями против личности.

Улица Шато-де-Рантье, Тринадцатый округ.

Воло блуждал в самом сердце этого странного, в форме полумесяца здания, словно одинокий охотник. Он окинул взглядом архивы. В узких и глубоких металлических ящиках теснились тысячи разноцветных карточек. Каждый цвет означал определенный год, каждая карточка — одного человека. Расставленные в алфавитном порядке карточки содержали описание и фотографию пропавшего.

Воло потер руки от удовольствия.

Старые добрые архивы, которые можно листать, перебирать, сортировать.

Он глубоко вдохнул пыльный воздух, прежде чем при свете потолочных светильников выдвинуть первый ящик. Часть его мозга тут же сосредоточилась на работе, а другую занимали иные мысли.

Сутки без наркоты. Каждый шаг, каждая минута удаляли его от бездны — разверстой воронки, подобной циклону в глубинах его собственной плоти. Он греб и греб на утлой лодчонке, изо всех сил пытаясь удалиться от края гигантского слива, постоянно затягивающего его. Оранжево-черный шар, который жег его изнутри, беспрестанно взывал: «…every junkie's like a settin'sun…»

За день у него было два приступа. Два разных лика ломки. В первый раз его скрутило по дороге в Баньоле: словно прожгло огнем от копчика до затылка. Казалось, он вот-вот взорвется, позвоночник выгнуло вместе со спинным мозгом и бесчисленными нервными окончаниями. Подавившись криком, он открыл окно в машине, глубоко вдохнул и посчитал про себя.

Второй приступ настиг его на обратном пути. Полная апатия. Нервы налились свинцом. Летаргия действовала подобно сырому цементу, «схватывавшемуся» у него внутри. В такие минуты поднять руку было непосильной задачей. Все помыслы о будущем казались бессмысленными. На висках выступил ледяной пот, а желудок скрутила жуткая боль, словно там ворочалась тварь, твердившая «убей себя».

У Гетца за компьютером он почувствовал себя лучше. Хотя из носа текло. Мучила тошнота. Но за всеми мыслями была одна, которая его согревала. За любым его действием стояло самое главное: он ничего не принимает. Все это время его терзала боль, но все это время он был clean — чист.

Присутствие Касдана тоже его поддерживало. Он подозревал, что у этого громоздкого плюшевого медведя есть свои секреты, но его возраст, спокойствие, массивность успокаивали. К тому же он чувствовал, что старый армянин нуждается в нем. И это усиливало его желание жить, держаться, бороться…

Касдану нужны его молодость, энергия, гибкий ум. А еще его знание людских пороков. Сам армянин для такого расследования слишком правильный.

Зато у Воло с этим никаких трудностей.

Психованный, порочный, продажный.

Нарик. Неуравновешенный, лжец, вор. Никогда не приходит на встречу вовремя. Никогда не держит слово. Словно зомби, которому ни в чем нельзя доверять. И возбуждается он разве что при виде дилера. По сути такой же, как те, за кем он охотится. Как жулики, бандиты, подонки всех мастей. Существа, главное у которых — их мутное, преступное, незаконное ядро. Он способен угадывать их рефлексы, их мысли, их логику. Потому что он — это они. Вот чем объясняется его рекордный уровень раскрываемости. Он сам — один из них. Нет лучшего охотника, чем тот, кто охотится на своих…

Тем временем Воло продолжал перебирать карточки — какая-то часть его сознания отмечала каждую дату, возраст, описание. Одновременно перед глазами проходила его жизнь нарка. Кошмарные воспоминания.

Амстердам, 1995. Заброшенный склад. Когда товарищи по игле обнаружили, что один из них умер от передоза, все, что они смогли придумать, — это избавиться от тела. Нет трупа — нет проблемы. Но это была лишь смутная, бесформенная идея. Идея нариков. Именно Воло, все еще под кайфом после дозы героина, взялся за дело. На последнем этаже склада отыскал пластиковый мешок. Запихал в него покойника и спустил в темные воды реки под фундаментом здания. С тех пор он каждую ночь видел во сне этот плывущий в потемках странный саркофаг. Вспоминал поскрипывающий на волнах пакет и молчание товарищей, которые смотрели, как их дружка уносит течение. Мерзкий похоронный обряд ждал и их. Всех. Безвестная, темная, гнусная смерть, которая наступит завтра или через несколько лет. В то время Воло не было и семнадцати.

А еще он вспоминал свою испанскую невесту, с которой встретился в Танжере, куда поехал в надежде раздобыть наркоту подешевле. Их любовная идиллия продолжалась недолго. Девушка пропала в Медине, в поисках дозы. Ее нашли изнасилованной, с пробитой камнем головой.

Новость быстро расползлась по базару, ее нашептали ему другие нарики. Это могло оказаться правдой. Воло отправился в больницу и нашел там девушку. После трепанации черепа. Половина головы была выбрита. Когда он вошел в палату, она его не узнала. И тогда у него возникло убеждение: ей удалили ту половину мозга, которая была связана с ним. Так что для нее его больше не существует. Когда он стоял в залитом солнцем коридоре, по-настоящему его мучил другой вопрос: для кого же он действительно существует?