Эразм Роттердамский - Оружие христианского воина

• Название: Оружие христианского воина
• Автор: Эразм Роттердамский
• Жанр: Философия

Произведение величайшего мыслителя Эразма Роттердамского «Оружие христианского воина», поднимающее вечные вопросы морали и нравственности, борьбы человека со своими недостатками и невежеством, как никогда актуально в наше время, когда разгул Хаоса в умах людей может иметь гибельные последствия для всего человечества.

Книга будет интересна всем, кто находится на пути духовных исканий и устремлен к Свету.

---

Тела благочестивых – храмы Святого Духа; нечестивых – гробницы для трупов – им весьма подходит этимология грамматиков: не , а. Сердце – гробница; гортань и уста – вход в гробницу. И не так мертво тело, покинутое душой, как мертва душа, оставленная Богом. И ни одно мертвое тело не имеет такого запаха, воспринимаемое человеческим обонянием, как зловоние погребенной души, которое уже на четвертый день оскорбляет божественное обоняние всех небожителей. Следовательно, когда из груди исходят мертвые слова, внутри непременно покоится труп. Ибо, как сказано в Евангелии, «уста глаголют от избытка сердца»; конечно, произносят живые слова Бога, если есть жизнь, Бог. Обратное в Евангелии говорят Христу ученики: «Господи, куда мы идем? Ты имеешь слова жизни». Почему же это «слова жизни»? Как раз потому, что они исходят от той души, из которой никогда, ни на одно мгновение не уходила божественность, которая и нас спасла от жизни бессмертной. Однако страждущему телу немного помогает врач. Благочестивые мужи нередко возвращали к жизни бездыханное тело. Душу же мертвую может воскресить Бог единственной и благодатной своей милостью, но и Он не воскресит ее, если она, мертвая, покинет тело. Телесная смерть либо вовсе не ощущается, либо ощущается очень недолго, а смерть души чувствуется вечно. Притом что она более чем мертва, она некоторым образом бессмертна в том, что касается ощущения смерти. Что это за оцепенение, что за бесконечность, что за спокойствие сердца, которая не страшит угроза огромной беды, когда нам надо сражаться с таким риском? В противном случае нет причины, почему тебя не приводят в ужас ни величина опасности, ни число врагов, ни их сила, ни уловки. Если ты поймешь, сколь грозен твой противник, то сможешь понять и обратное: сколь подлинный у тебя помощник. Против тебя – несчетное множество; но Тот, Кто за тебя, один может сделать больше всех. Если Бог за нас, кто против нас? Если Он поддерживает, что низвергнет? Ты только всем сердцем будь верен мысли о победе. Думай о том, что тебе надо иметь дело с неодолимым врагом, а с таким, который некогда был нами разбит, рассеян, отброшен и повержен, но вместе со Христом, главой нашей, Который, несомненно, в нас снова победит. Ты только позаботься, чтобы сохранить тело, тогда с Главой все сможешь сделать. Сам по себе ты весьма слаб, в нем же для тебя нет невозможного. Потому-то и нет сомнения в исходе нашей борьбы, что победа нисколько не зависит от удачи; вся она находится в руках Бога, а через Него и в наших руках. Никто здесь не остался без победы, кроме того, кто не хотел победить. Ни у кого не было недостатка в милости (benignitas) Помощника. Если ты боялся лишиться Его милости, ты уже победил. Он будет сражаться за тебя и свою доброту (liberalitas) посчитает тебе в заслугу. Всю обретенную победу следует приписать Тому, Кто первый и единственный, свободный от греха, подавил господство греха. Но без твоего старания этого не произойдет. Ибо Тот, Кто сказал: «Верьте, потому что Я победил мир», желал, чтобы ты обладал высоким духом, но не был беспечен. Только так мы с Его помощью победим, если будем сражаться по Его примеру. Поэтому следует держаться среднего пути между Сциллой и Харибдой, дабы не жить слишком беззаботно и беспечно, доверяясь божественной благодати, но и не падать духом из-за трудности войны, не терять уверенности вместе с оружием.

Об оружии христианского служения

Главным среди того, что относится к наставлением в этой борьбе, я считаю как можно глубже понять и обдумать, какой род оружия к какому врагу следует лучше всего применять. Надо, чтобы оно у тебя всегда было наготове, дабы никогда самый злокозненный враг не смог напасть на тебя безоружного и неподготовленного. В ваших войнах нередко бывает передышка, когда враг уходит на зимние квартиры или когда наступает затишье. Пока мы ведем борьбу в этом обличье, нам, как говорится, ни на шаг нельзя отойти от оружия. Никогда нельзя покидать лагеря, никогда нельзя не быть на страже, потому что наш враг никогда не уходит. Более того, когда он спокоен, когда изображает бегство или затишье, тогда он готовит особенно большие козни; никогда не следует поступать осторожнее, чем когда он создает видимость мира, никогда не следует нам дрожать меньше, чем когда он открыто восстает на нас. Поэтому первая забота – о том, чтобы дух не был безоружным. Несчастное тело мы вооружаем, дабы не бояться нам разбойничьего меча, и не вооружим душу, дабы она была в безопасности? Враги вооружены, дабы погубить нас, а мы стыдимся поднять оружие, дабы не погибнуть? Они стоят на страже, дабы разрушить, а мы не стоим на страже, дабы таким образом уцелеть?

Но о христианском вооружении будет сказано особо в другом месте. Пока скажу в общем: тот, кому надлежит сражаться с теми семью племенами хананеян , хеттов, амореян, ферезеев, гергесеев, хевеев и иевусеев, т.е. со всей когортой пороков, из которых семь считаются смертельными, тот обязан готовить два вида оружия – молитву и знание (scientia). Павел, который повелевает беспрерывно молиться, хочет, чтобы мы были всегда вооружены.

Чистая молитва ведет чувство на небо, словно в крепость, неприступную для врагов; знание укрепляет ум спасительными помыслами, так что не следует лишаться ни того ни другого:

Друг за друга держась, всегда и во всем они вместе.

Одно именно вымаливает, а другое внушает, о чем надлежит молиться. По словам Иакова, вера и надежда существуют, чтобы ты молился, «нимало не сомневаясь». Знание указывает, чего просить во имя Христово, т.е. спасительного. И сыны Зеведеевы услышали от Христа: «Не знаете, чего просите». Но молитва даже предпочтительнее, так как она соединяет с Богом; однако и знание не менее необходимо. Я не знаю, сможешь ли ты достаточно безопасно проделать столь долгий и трудный путь изгнания из Египта без водительства тех двух – Моисея и Аарона? Аарон, верный обрядам, представляет собой образ молитвы. Моисей олицетворяет знание закона. Однако подобно тому как знанию не следует быть немощным, так и молитве не пристало быть вялой. Моисей сражался с врагами силой молитвы, но подняв руки к небу. Как только он их опускает, Израиль терпит поражение. Может быть, когда ты молишься, то смотришь только за тем, сколько псалмов ты уже пробормотал, и считаешь добродетелью многословную молитву. В этом самая большая ошибка тех, кто еще не дорос до Писания и не обрел зрелости духа.

Но слушай, чему нас учит у Матфея Христос, говоря:

«А молясь, не говорите много, как поступают язычники; ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны. Поэтому не уподобляйтесь им. Ибо знает Отец ваш, что вам нужно, прежде, чем вы Его просите».

И Павел пять слов, произнесенных с пониманием, предпочитает десяти тысячам слов, сказанных попусту. Моисей не издал ни звука, однако услышал: «Что ты взываешь ко мне?» Не громыхание уст, но преданность пылкого сердца достигает божественного слуха, как самый громкий голос. Поэтому возьми себе за обыкновение: как только нападет враг или станут тебя прельщать прочие пороки – укрепив сердце верой, обращайся к небу, откуда придет к тебе помощь. Но туда же протягивая и руки! Безопаснее всего быть верным благочестию, чтобы усердие твое было устремлено не на земные дела, а ко Христу.

Однако, чтобы умалять помощь знания, думай вот о чем: сначала было достаточно, чтобы Израиль убежал от врага, но он не осмеливался вызвать на бой амалекитян до тех пор, пока не стал крепче от манны небесной и от воды, бьющей из скалы. Подкрепившись этой трапезой, лучший воитель, тот самый Давид, без труда одолел всю вражескую когорту. Он сказал: «Ты приготовил пред мною стол против всех, которые мучают нас». Верь мне, дражайший брат мой, не существует столь сильного натиска врагов, а значит, столь могущественного искушения, которые не могло бы с легкостью притупить изучение Священного писания; не существует столь печальной неудачи, которую оно не сделало бы переносимой. Однако, чтобы не казалось, что я дерзкий толкователь (хотя я мог бы призвать на защиту великих людей), я спрашиваю, что лучше манны способно осенить знание тайного закона? Ведь в том, что она по своему происхождению появляется не из земли, а падает с неба, ты видишь разницу между человеческим писанием и божественным. Ведь все Священное писание вдохновлено Богом и исходит от Бога-Творца. А то, что принижено, это приземленность речи, которая под почти убогими словами скрывает огромные тайны. Как понятно! Нет ни одного человеческого учения, не испорченного какой-либо чернотой ошибок; только учение Христово совершенно белоснежно, ясно и чисто. То, в чем есть некоторая жестокость и шероховатость, выражает тайну под прикрытием букв. Вроде поверхности стручка: если кто-нибудь дотронется, то что может быть жестче и неприятнее? Те, которые говорили: «Этот язык грубый. Кто может его слушать?» – вкусили только оболочку манны. Докопайся до смысла духовного – нет ничего слаще, ничего сочнее! Манна значит для евреев больше. Что? То, что она прекрасно согласуется с божественным Писанием, в котором нет ничего пустого, ни единой йоты, недостойной исследования, недостойной восхищения, недостойной вопроса: «Что это?» Святой Дух обычно называет знание божественного закона водой. Ты читаешь о водах обновления, которыми прославил себя Давид; ты читаешь о водах, которые мудрость изливает на начала всех путей; ты читаешь о том тайном потоке, вступив в который Иезекииль не мог перейти его вброд, ты читаешь о колодцах, которые вырыл Авраам, которые были засыпаны филистимлянами, а Исаак восстановил их снова; ты читаешь о двенадцати источниках, у которых отдыхали израильтяне, утомленные сорокадневным переходом. И в Евангелии ты читаешь о колодце, у которого сидел Христос, усталый от перехода, ты читаешь о водах Силоя, к которым Он посылает слепого, чтобы тот обрел зрение. Читаешь о воде, налитой в таз для омовения ног апостолов. Но я не стану перечислять по отдельности. В Писании, полном тайн, часто упоминаются колодцы, источники, реки только для того, чтобы побудить нас тщательно исследовать неявный смысл. Ведь что такое вода, скрытая в артериях земли, как не тайна, прикрытая словом? Что такое вода, бьющая ключом, как не тайна добытая и объясненная? Разве нельзя назвать потоком то, что очень широко распространяется для поучения слушателей?