Афанасий Коптелов - Великое кочевье

• Название: Великое кочевье
• Автор: Афанасий Коптелов
• Издательство: Новосибирское книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1990

Роман «Великое кочевье» повествует о борьбе алтайского народа за установление Советской власти на родной земле, о последнем «великом кочевье» к оседлому образу жизни, к социализму.

---

Девушка бесшумно приподнялась и поползла к выходу. В ушах ее разливался звон. Она не слышала ни раскатистого храпа отца, ни глухого покашливания матери. Удары сердца казались ей настолько гулкими, что никакой бубен не в силах звучать громче.

И вдруг мелькнула леденящая мысль:

«Постель Чаных, согретая им, не успела остыть…»

По телу девушки, распростертому на жесткой земле, волной прокатился холод. Голова упала на застывшие руки, протянутые к двери.

А в аил врывалась песня:

Золотым листом богато одетая —
Не белая ли береза это?
По крутым плечам волосы распустившая —
Не моя ли невеста это?

Что скажет мать, если она все слышала и узнала парня по голосу? Вдруг Ярманка не осмелится сделать то, о чем говорил не раз? Тогда Яманай будет самой несчастной в горах кукушкой, обреченной на вечную бездомность.

И тут, успокаивая себя, она припомнила одну из последних встреч, когда он говорил ей, что больше не будет слушать глупости стариков и откажется от той, беззубой. В тот вечер уверял:

— Мы скоро построим свой аил…

Так и сказал: «Скоро».

Если он покажет силу мужского сердца, то и она, Яманай, не побоится окриков отца. Даже слезы матери не разжалобят и не остановят ее. Она уйдет от родителей и прислонится к мужу, точно к ветвистому кедру в непогоду. Он защитит ее от упреков и нападок; услышав о калыме, рассмеется: «Ее нельзя продать: она — человек!» Обязательно так ответит отцу… У них будет свой очаг, жаркий и неугасающий. Они увидят счастье.

Снова послышались волнующие звуки комуса. Яманай вскочила и метнулась из душного жилья, где кислый запах овчин смешивался с горьким дымом. Позади нее с треском захлопнулась дверь. Яманай оробела: «Зачем я пошла?.. Назовут меня подлой девкой, мешающей кровь своего сеока». Но горы уже дохнули на нее пьянящим ароматом хвойных лесов и буйных трав. Сердце стучало, и в груди разлился жар.

Ярманка лежал на земле, прижавшись к стене. Неподалеку от него мелькнула желтая шуба, отороченная плисом, и малиновая шапка с голубой кистью. Он даже разглядел усыпанные медными бляшками ремни, висевшие на боку. На этих ремнях — огниво, кремень и кресало, заткнутые за темно-красную опояску. Девушка повернулась к нему. Луна осветила ее лицо, и он увидел, как радостно блеснули черные бисеринки глаз и сверкнули в улыбке крупные зубы. Обжигающая кровь прилила к лицу. Он спрятал комус в широкую опояску и побежал за Яманай, скрывшейся за первыми деревьями.

…Давно переломилась ночь. Ярманка и Яманай сидели под ветвистой лиственницей. Лунный свет, прорываясь сквозь густые ветки, выхватывал из темноты то легкие приподнятые брови девушки, черные, как уголь, то улыбающиеся губы.

Ярманка говорил певучим голосом:

— В далекую пору в наших горах жил молодой парень Бий, быстрый, как олень, и смелый, как орел. А по другую сторону горного хребта жила девушка Катунь. Лицо у нее было светлее луны, глаза красивее Каракольских озер, губы алее июньских пионов. Встретились они на лесной тропинке и, пока светило солнце, смотрели друг на друга, как зачарованные. А когда расставались, обменялись словами верности. Думали только о свадьбе, о своей жаркой любви. Но парня насильно женили на дряхлой тетке, овдовевшей в старости. Он ненавидел старуху. Сердце его и сердце девушки были связаны крепким арканом, который ни перерубить, ни перерезать. И никогда тот аркан не перегниет, не перетрется. Он крепче железа и долговечнее стали.

Девушка с первых слов догадалась, что Ярманка в эту сказку много вносит от себя, и щеки ее запылали еще сильнее.

— Были они из одного сеока, — продолжал парень, — и родители рассвирепели, когда узнали, что они любят друг друга. Для девушки стали искать жениха, а парня измучили упреками и насмешками. Но молодым легче было умереть, чем потерять друг друга. И сговорились они убежать в далекую степь, ровную, как небо, усыпанную родниками, будто звездами. В лунную ночь заседлали коней и отправились. Бий первым выехал в степь. Долго искал свою возлюбленную, но улыбка радости не появлялась на его лице. А случилось так: отец девушки проснулся не вовремя и в ярости набросал ей на дорогу горы камней, до самого неба. Долго билась Катунь, но ничего сделать не могла. Упала замертво. Перед утром услышала она голос возлюбленного — и вновь закипела в ней сила, заволновалось сердце. В кровь себя изодрала, а камни разбросать не смогла. Тогда она превратилась в бурную реку и стала раскидывать горные преграды. Услышал Бий буйный плеск воды, тоже превратился в реку и поспешил на помощь своей милой. Встретились они в степи, у подножия последних сопок, где теперь лежит город, и метнулись в объятия друг друга. Помчались вдаль, как один поток. И уже никто не мог им помешать, никто не мог разъединить…

Яманай сидела с закрытыми глазами, горячие губы ее шептали:

— Вот так же и мы… Подожди немного, скоро мне сделают женское седло.

«Журавлиная дорога», пересекающая небо, побледнела. Звезды начинали гаснуть.

…Догоняя сородичей, Ярманка поднялся на перевал, когда туман лег на снег, словно тополевый пух на землю. Всадник опустил поводья, доверившись осторожной лошади. Так он делал обычно во время ночных переправ через многоводные реки, когда не было видно ни ушей, ни гривы, а ременные поводья уходили в темноту.

Спустя полчаса он услышал разноголосый шум, казалось, доносившийся откуда-то из-под земли. Перед ним открылась знакомая расщелина…

5

Внизу тумана не было. Он подымался только из ущелий возле главного хребта, старательно пеленал каменные вершины, сливался в огромные жгуты и тогда устремлялся в поднебесье. Темный лес, окаймлявший долину Голубых Ветров, казалось, прислушивался к неясным шорохам приближающейся ночи. На лугу потускнели яркие весенние цветы — огоньки, опустили свои пламенные головы, а с крупных лесных пионов осыпались малиновые лепестки.

Взглянув на небо и отметив, что далеко на юго-западе горы не темно-синие, какими они бывают накануне ненастной погоды, а покрытые легкой голубизной, Борлай промолвил:

— А дождя завтра все-таки не будет.

Он хотел сказать, что первый ясный день на новом месте предвещает счастливое лето для всего кочевья, но в это время тропинка круто повернула, разомкнулись каменные челюсти, и внизу открылась та часть долины, где стояли новые аилы.

Еще недавно алтайцы жили в одиночку. Пока едешь от аила до аила, выкуришь несколько трубок. Теперь Борлай убедил сородичей поселиться поближе друг к другу. Так делают русские при постройке своих деревень. И так жить лучше. В любой день и час можно поговорить с соседями о новостях. А если, не к слову будь сказано, нападут волки, легче отогнать их от становья.

Аилы стоят на берегу реки прямым рядком, как избы в деревне. Один Утишка обосновался вдали от всех, возле густого леса.

Вглядевшись в новое стойбище пристальней, Борлай увидел такое, от чего тревожно защемило сердце: половина новых, еще не обжитых аилов была кем-то разрушена. автору.) его спутников немало найдется таких, которые не посмеют войти в аилы, тронутые звериной лапой, а утром откочуют назад в Каракольскую долину.

Караван приближался.

Из конца в конец прокатился взволнованный многоголосый шепот:

— Хозяин долины, грозный дух, не принимает нас.

— Без камланья кочевать — самого себя счастья лишать. За камом надо ехать.

— Не за камом, а назад откочевывать.

«Не потому ли и пустовала эта долина, что никто не мог задобрить здешнего духа гор?» — подумал Борлай, уставившись прищуренными глазами в затылок вислоухой лошади.

До него докатился шепот сородичей. Он поднял голову, смущенно взмахнул руками и стал бить Пегуху по бокам, вынуждая на крупную рысь.

— Это вихрь разворочал аилы, — неуверенно бросил он.

Тюхтень, встревоженно посматривая по сторонам, поучал его, как малого ребенка:

— Горный дух зверем ходит, честным людям показывается голым мальчиком… а чаще всего бегает вихрем. Это все знают.

— Никто, кроме хозяина долины, не стал бы аилы разворачивать, — робко поддержал старика Бабинас Содонов.

— Не покамлали, не умилостивили.

От крайнего аила кто-то метнулся через поляну и так быстро скрылся в перелеске, что Борлай не успел разглядеть — человек это или зверь. Вдруг ему показалось, что он заметил взлетевшую над высокой травой длинную пеструю кисть. Он крикнул спутникам:

— Человек побежал!.. Вон, смотрите… ветки качаются.

Борлай слышал, как его слова, перебрасываемые от всадника к всаднику, повторяясь в гулкой дали, раскатились по отзывчивым лесным вершинам.

— Шапка на нем из козьих лап! — крикнул он.

Кочевники остановились возле говорливой речки. Мужчины развьючивали лошадей, ловили жеребят и неподалеку привязывали на арканы. Тревожно мычали коровы, запираемые в тесные загоны, блеяли овцы. Собаки сосредоточенно лаяли в сторону леса, покрытого темно-синим налетом сумерек.