Иван Сибирцев - Сокровища Кряжа Подлунного

• Название: Сокровища Кряжа Подлунного
• Автор: Иван Сибирцев
• Издательство: Красноярское книжное изд.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1960

«Сокровища Кряжа Подлунного» И. Сибирцева (Иван Иванович Худоногов) — фантастическая повесть, в основу которой положена одна из основных задач современной физики — осуществление медленно протекающей термоядерной реакции. Решение этой задачи практически безгранично расширит энергетические возможности человечества, еще более укрепит его власть над силами природы. Автор описывает созданные капризами природы, уникальные хранилища энергетического сырья нового типа, которые сравнительно просто дают возможность использовать термоядерную реакцию в мирных целях.

---

Размышляя о дальнейших путях экспериментов, Михаил Павлович потерял всякое представление о времени и поэтому был крайне удивлен, когда вдруг скрипнула дверь и с порога прозвучал негромкий голос:

— Ты поедешь в институт, отец? Или сегодня отдохнешь с дороги?

Стогов резко остановился в нескольких шагах от Игоря и, не отвечая, быстро заговорил:

— Мы обязательно должны поймать эту беглянку, Игорь. Мне кажется, что в данном случае мы столкнулись с необычной и неизвестной еще науке формой аннигиляции. При первых экспериментах нам просто повезло, мы натолкнулись на нестойкую атомную структуру и сумели выбить частицу из ее неведомого нам пока окружения Чтобы делать это постоянно, нужны, видимо, значительно более высокие энергии. Мы их получим. Но я думаю о другом: если мы столкнулись с такой чрезвычайно стойкой структурой, то нельзя ли использовать ее для поглощения всех видов излучения Может быть, здесь, на стыке физики элементарных частиц и химии ультраполимеров найдется то чудесное вещество, которое…

— Которое избавит людей от меча радиоактивности, все еще занесенного над нами, — быстро подхватил Игорь.

— Вот именно, Игорек, — впервые за всю эту ночь улыбнулся Стогов и добавил уже совсем весело:

— А сейчас ты езжай в институт, проверь все заново по принятой нами методике, я понаблюдаю отсюда, подумаю, к вечеру буду в лаборатории, а завтра — решим об остальном.

Стогов опустил руку на плечо сына, так, полуобняв, проводил Игоря до входной двери. Вернувшись а кабинет, Михаил Павлович широко распахнул шторы, в раскрытые настежь просторные окна теперь уже беспрепятственно хлынули потоки ласкового утреннего солнца. Стогов на секунду задержался у окна, подставляя сразу помолодевшее и подобревшее лицо мягкому дыханию ветра. Взглянув на часы, он быстро отошел от окна и направился в столовую.

Быстро позавтракав. Стогов вернулся в кабинет, подошел к столику, на котором стоял прибор, напоминающий зачехленный полевой телефон, мягким движением нажал несколько клавиш, расположенных в нижней части аппарата. Неярко замерцал зеленоватый глазок индикатора настройки и тотчас же, словно по волшебству, осветился на противоположной стене матовый пластмассовый экран размером в развернутый газетный лист. Прошло еще несколько секунд и на экране замигали разноцветные лампочки центрального пульта управления гигантского ускорителя заряженных частиц, в комнате прозвучал голос Игоря:

— Приготовиться! — и уже мягче, обращаясь к кому-то невидимому: — Петр Сергеевич, не упускайте из поля зрения шестую.

На экране было отчетливо видно, как вспыхнули, радостно замигали людям новые сигнальные лампочки. Стогов поудобнее устроился в кресле и теперь уже не спускал глаз с экрана. До лаборатории было почти сто километров, но телевизофон давал профессору возможность видеть все, что происходило там в эту минуту, в любой момент побеседовать с товарищами, дать необходимые указания.

И вдруг от входной двери донесся резкий требовательный звонок. Досадуя на неожиданного гостя, Михаил Павлович поспешил в переднюю.

На пороге, широко улыбаясь грубоватым, точно рубленым лицом, стоял высокий плечистый мужчина, одетый в мягкое светлое пальто и синюю чуть сдвинутую набок шляпу. От этого лицо его казалось совсем молодым, мальчишески задорным. Лицо, улыбка, светлые с синеватым отливом глаза, могучая, как бы с трудом втиснувшаяся в дверь, фигура — все в госте дышало такой жизнерадостностью, буйной, трепетной силой и вместе с тем такой внутренней собранностью, что при взгляде на него и Стогов потеплел лицом, улыбнулся и в то же время невольно подтянулся. Это был академик Виктор Васильевич Булавин — директор Всесоюзного института сверхвысоких энергий, в котором Стогов руководил одним из отделов.

Булавина и Стогова связывала давняя и прочная дружба, хотя они были заняты различными проблемами в науке. Булавин, как подшучивали над ним, был фанатическим жрецом искусственного Земного Солнца, посвятив себя изучению тайн термоядерных реакций. Стогов тоже мечтал о Земном Солнце, о безбрежном море энергии для людей, но искал путь к своей цели не через пламя звездных температур, а на извилистых тропках лабиринтов микромира. Разными путями шли они к единой беспримерной по научной значимости цели, не соперничество и зависть, а добрая забота друг о друге определяла их отношения. К тому же оба отлично понимали, что рано или поздно их внешне разно направленные пути обязательно пересекутся, и на этом пересечении и придет к ним обоим настоящая большая победа.

— Что же это вы, батенька, так задержались, разнежились там в вашем распрекрасном Париже? — раскатисто басил Булавин, поудобнее усаживаясь в предложенное ему Стоговым кресло. — Я уже гонцов посылать хотел.

Стогов, улыбаясь, сокрушенно развел руками:

— Рад бы, Виктор Васильевич, уж так-то бы рад домой, да конгресс все-таки, сами знаете — речи, интервью, банкеты. Вот и отбывал повинность. А сердце-то здесь, дома. Да и, кроме того, в лаборатории у меня…

— Знаю, — просто сказал Булавин. — Все знаю и не разделяю пессимизма некоторых товарищей. Мне думается, что все идет, как должно. И решение придет, не сразу, не вдруг, но придет, непременно.

— Не знаю, не знаю, — посуровел Стогов.

Они умолкли, думая каждый о своем. Потом Булавин испытующе, точно впервые встретил, взглянул на Стогова и вдруг сказал:

— Все придет в свой черед, частица ваша еще проявит себя… А сейчас вам надо готовиться к выполнению очень ответственного поручения правительства.

— А именно? — удивился Стогов.

Булавин начал рассказывать.

…Несколько дней назад Виктора Васильевича пригласили в Центральный Комитет партии. Приветливо встретивший Булавина хорошо знакомый ему заведующий отделом, сообщил академику, что тот приглашен для участия в совещании.

В комнате отдыха, смежной с залом заседаний, Булавин встретил президента Академии, руководителей нескольких институтов, министров. Когда приглашенные вошли в зал, за столом президиума, выйдя из боковой двери, заняли места несколько человек. Вся страна знала в лицо этих людей, их участие в совещании красноречивее всяких слов подчеркивало его важность.

Пока Булавин мысленно прикидывал, о чем может сейчас пойти речь, поднялся председательствующий и коротко сказал, что товарищей пригласили, чтобы побеседовать об их работе.

Булавин был очень удивлен, когда первое слово было предоставлено именно ему. Виктор Васильевич вышел на трибуну и против обыкновения смущенно молчал.

— Академик Булавин, видимо, все еще находится в недрах солнца, — шутливо попытался рассеять смущение оратора председательствующий.

— К сожалению, в недра солнца еще надо проникнуть, — с улыбкой отпарировал Булавин.

— Проникайте. Что же мешает? — быстро подхватил председательствующий.

— Многое, — помрачнел Булавин.

— Вот об этом и расскажите, — попросил один из сидящих за столом президиума.

Булавин говорил, с каждым словом увлекаясь все больше. Он начал издалека, с тех ушедших в прошлое дней «холодной войны», когда над шумными городами и малолюдными селениями, над колыбелями младенцев и над постелями старцев — над всем миром нависла зловещая тень водородной бомбы.

То были страшные годы, когда бизнесмены в креслах министров, дипломаты с психологией убийц и международные убийцы в мундирах генералов — все, кто занимал официальные посты в так называемом «свободном» Западном мире, на многих языках, по различным поводам, во всех концах земного шара говорили, вещали, угрожали… О, они отлично умели за пышными фразами прятать истинные намерения. Их формулы звучали по-разному: «взаимное обеспечение безопасности», «политика с позиции силы», «балансирование на грани войны», «ядерное сдерживание»… Но всегда за этой словесной шелухой стояло одно стремление — убивать. Убивать русских и китайцев, поляков и корейцев, чехов и вьетнамцев. Убивать всех, кто жил, думал, действовал иначе, чем заправилы банковских контор и промышленных концернов, всех, кто начертал на своем знамени великое слово — коммунизм. В страхе перед мудрой и доброй силой нового мира, приверженцы уходящего, дряхлого мира, готовы были спалить всю землю, обратить в пепел и руины плоды тысячелетних усилий человечества.

Печатью «холодной войны» было отмечено и одно из величайших в истории человечества научных открытий. В те годы группе смелых и талантливых людей удалось впервые в летописи земли похитить искру солнечного пламени, с помощью атомного запала на ничтожные доли секунды поджечь, разогреть до звездных температур плазму водорода. Или, выражаясь языком ученых, — впервые осуществить реакцию синтеза ядер легких элементов — термоядерную реакцию — неисчерпаемый родник горения мириадов солнц.