В Фатющенко - Владимир Соловьев - критик и публицист

• Название: Владимир Соловьев - критик и публицист
• Автор: В Фатющенко
• Жанр: Публицистика

---

26

Соловьев-поэт многим обязан Фету. Это может показаться несколько неожиданным, поскольку Фет не был мистиком и религиозно настроенным лириком. Современные критики давали ему характеристики, подчеркивая в нем преклонение перед природой и телесной красотой: "язычник", "классик", "пантеист". Еще в статье "О стихотворениях Ф. Тютчева", опубликованной в 1859 году, программной для Фета и для сторонников "искусства для искусства", развивались идеи эстетического пантеизма. Соловьев, будучи убежденно верующим человеком, отделявшим в философских построениях природу от бога, и литературным критиком, не принимавшим "чистое искусство", тем не менее не спорил с Фетом.

Творчеству Фета была посвящена первая собственно литературно-критическая статья Соловьева "О лирической поэзии" (1890). В подзаголовке, правда, стоит еще имя Полонского, но о нем сказано всего несколько слов. В статье представлены некоторые излюбленные темы философско-эстети-ческих сочинений Соловьева: о предмете лирической поэзии, о роли объективной реальности в поэзии, о значении красоты в мире и ее воплощении в лирике, об "истинном фоне всякой лирики", о любви, ее воплощении в лирике вообще и у Фета в частности, о лирике природы и о ее связи с лирикой любви у Фета. При оценке произведений искусства эти темы наполняются конкретным содержанием, положения убедительно аргументируются. Заметим, что здесь нет весьма устойчивой для Соловьева проблематики - о связи искусства с религией, красоты с мистикой, нет проблемы религиозного сознания у художника-творца, нет темы Христа и церкви. Это понятно: их нет у Фета, и Соловьев не навязывает в данном случае автору того, чего у него нет.

Спустя несколько лет к творчеству А. А. Голенищева-Кутузова критик отнесся значительно строже (безотносительно к масштабам дарования двух поэтов), судил не только сказанное и написанное, но и то, о чем Голенищев-Кутузов не говорил и над чем едва ли задумывался. Усмотрев в его поэзии проявление "буддийских настроений", главным выразителем которых в русской литературе он считал Льва Толстого, Соловьев подверг ее суровому разбору, скорее общефилософскому, чем эстетическому. Для критика значение лирики Голенищева-Кутузова определялось не художественными ее достоинствами или недостатками, но ее соответствием соловьевскому идеалу Красоты.

Несомненным творческим достижением Соловьева-критика стала статья о Тютчеве. Композиционно она похожа на статью о Голенищеве-Куту-зове: растянутые общие рассуждения, обилие цитат при весьма скромных к ним комментариях. Однако по своему содержанию она несравненно богаче и глубже. В каком-то смысле она явилась этапной в интерпретации поэзии Тютчева и оказала большое влияние на ранних символистов, причислявших великого лирика к своим предшественникам. Соловьев раскрыл перед читателями несметные "сокровища" лирика-философа, попытался заглянуть в тайны его художественного мира, постигнуть смысл пророчеств поэта. Напомним, что в то время, когда была написана статья, Тютчев

27

не считался знаменитым, тем более великим. Цель статьи критик определяет кратко: он хочет взять поэзию Тютчева "по существу", "показать ее внутренний смысл и значение". Сопоставляя Тютчева с такими корифеями мировой поэзии, как Шиллер и Гете, Соловьев сравнивает поэтическое постижение ими "смысла" природы и мироздания. Смерть природы в стихотворении Шиллера "Боги Греции" ("природа только _была_ жива и прекрасна в _воображении_ древних") и живая душа ее в стихотворении Тютчева "Не то, что мните вы, природа..." таково основное различие между этими двумя поэтами. "Тютчев не верил в эту смерть природы, и ее красота не была для него пустым звуком" - здесь важно указание на источник красоты у Тютчева: между природой и лирическим "я" нет посредников, нет вторичного, чужого сознания. Тютчев и Шиллер сопоставляются у Соловьева как поэты, различные по отношению к природной жизни: для Тютчева - природа живет, и он верит в это, для Шиллера природа мертва.

В статье есть и другое важное сопоставление: Тютчев и Гете. По мнению Соловьева, Тютчев близок к Гете (как и к Шелли) в понимании "живой вселенной". Но Тютчев для Соловьева поэт более глубокий: он единственный "во всей поэтической литературе", кто "захватывал... темный корень мирового бытия", кто "чувствовал так сильно" и "сознавал так ясно" "ту таинственную основу всякой жизни,- природной и человеческой,- основу, на которой зиждется и смысл космического процесса, и судьба человеческой души, и вся история человечества". Это и есть главное открытие Соловьева в его статье - взгляд на Тютчева как на поэта, который проник взором в исходную темноту бытия. Соловьев пишет, что и Гете знал о том, что "этот светлый, дневной мир не есть первоначальное, что под ним совсем другое и страшное", но он, по Соловьеву, не раскрыл в стихах этого знания. Для того чтобы осветить смысл вселенной "во всей глубине и полноте", нужно знать и писать об обеих сторонах действительности - о светлой и темной. Именно это есть в поэзии Тютчева.

Философские рассуждения во втором разделе статьи имеют весьма общий характер, поэзия Тютчева не рассматривается, однако заключительный вывод раздела о "переходных формах" в мире важен для понимания соловьевской концепции поэзии Тютчева: "Повсюду существуют переходные, промежуточные формы... и весь видимый мир... есть продолжающееся развитие или рост единого живого существа". Путь "природы" к всеединству, к целостности и есть ее "смысл", "красота". Соловьев указывал на три лика, три имени красоты в поэзии, в философии, в общественно-исторической и нравственной деятельности: красота, истина, добро. Отсюда и понимание "поэтического" у Соловьева: истинное историческое воззрение на природу - это такое, в основе которого лежит восприятие "живой души" ее.

Хотя вначале критик пишет, что "наш поэт одинаково чуток к обеим сторонам действительности", о светлой, дневной "стороне" поэзии Тютчева он просто забывает: он увлечен тем, как поэт описывает другую, темную

28

сторону бытия. Соловьев подчеркивает образы, связанные с "темным корнем бытия": "бездна", "ночь", "древний хаос", "демоны глухонемые", "наследье роковое". Каждый из них тщательно объясняется критиком, все вместе они составляют смысловую основу художественного мира поэта. Две проблемы стояли перед Соловьевым как перед философом: во-первых, доказать, что "хаос"" тоже может быть предметом поэзии, и, во-вторых, найти в поэзии Тютчева переходы, "мосты" между светлым и темным мирами.

Иные задачи критик решал в статье о творчестве А. К. Толстого. Толстой, как и другие поэты, привлекшие внимание Соловьева, при жизни был мало известен именно как поэт. И при жизни, и после смерти в его адрес было немало недоброжелательной критики. Соловьев в какой-то мере возродил интерес к "забываемому поэту". Помимо совпадения некоторых творческих установок у Соловьева с Толстым было общее в выборе общественной позиции. Не случайно критик начинает статью с цитирования стихотворения Толстого "Двух станов не боец...". Попытка найти "третий путь", стать над схваткой, сражаться только за истину и красоту, но не за "партию" - это то, что так понятно было самому Соловьеву, к чему он стремился, особенно в последнее десятилетие жизни. "Воинствующий поэт-борец, ищущий "третий путь",- таково общественное лицо Толстого.

В статье Соловьев предпринял попытку выделить направления в русской поэзии. Он определяет "три естественные группы": одна связана с именем Пушкина, другая - с именами Лермонтова и Баратынского, третья - с именем Тютчева. В выделении групп Соловьев применяет собственно философский прием: он рассматривает отношение поэта к поэзии и красоте, отношение мысли к творчеству на основе "программных" стихов, собственно поэзия вне программы, вне деклараций фактически не рассматривается. Пушкин - это "непосредственное, органическое" отношение мысли к творчеству, без раздвоения в поэтической деятельности. Перед ним не стоит вопрос - "что такое поэтическая красота", то есть Пушкин есть нечто первоначальное, цельное, без глубокой рефлексии. У Лермонтова и Баратынского рефлексия проникла глубоко в само творчество, в творческий процесс, она "подрывает художественную деятельность". Соловьеву явно не по душе такая поэзия, он стремится показать ее слабость и бессодержательность. Ему не нравится, что "критическое, отрицательное отношение к собственной жизни и к окружающей среде" у поэта, расколотого рефлексией, возводится "на степень безусловного принципа". Наконец, "третья группа" представлена поэзией "гармонической мысли".

Рассматривая Толстого как представителя "третьего рода", Соловьев цитирует программные стихи поэта, в которых он обнаружил подлинную диалектику - борьба двух начал ведет к торжеству вечной жизни. В лирике Толстого Соловьев находит высокий уровень философской мысли. Здесь он был судьей в высшей степени компетентным, хотя, если вспомнить его дружескую близость с обитателями Пустыньки, и небеспристрастным.