Энтони Бёрджес - Однорукий аплодисмент

• Название: Однорукий аплодисмент
• Автор: Энтони Бёрджес
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-227-01642-9

Говард и Дженет ничем не выделяются из своего окружения, если не считать уникальной памяти Говарда, которая помогает ему выигрывать в телевизионной лотерее и на скачках. Казалось бы, о чем еще можно мечтать? Но внезапно в размеренную жизнь здравомыслящей Дженет врывается любовная страсть к поэту Редверсу Глассу…

---

Энтони Берджесс Однорукий аплодисмент

Посвящается Хейзл

Глава 1

Я была тогда Дженет Ширли, née[1] Барнс, а моим мужем был Говард Ширли, и в этой истории ему почти двадцать семь, а мне только что стукнуло двадцать три. Жили мы в муниципальном микрорайоне Шортшо в Северном Брадкастере, в доме номер 4 на Кранмер-роуд, за Уитгифт-роуд, которая вела в город, выплачивали за аренду тридцать два и шесть в неделю. Прямо вверх по дороге от нас шел, и, наверно, идет до сих пор, Башмачный Ряд, который на ТВ в рекламе называли Начищенным Башмачным Рядом, чем все его жители очень хвастались самым глупым образом, точно делали что-нибудь умное. Все улицы на нашей стороне были названы в честь епископов – Ридли-роуд, Латимер-роуд, Фишер-роуд и Лод-роуд, – и никто никогда даже не собирался использовать их в рекламе на ТВ. Говард работал в центре торговли подержанными автомобилями на Оук-Креснт, а я помогала расставлять на полках товары в супермаркете на Гастингс-роуд, так что в то время в нас не было ничего особенного. У нас был ТВ, радио с ручкой, как у дамской сумки, чтоб носить его с собой по дому, стиральная машина, пылесос, но ни собственного автомобиля, ни детей. Женаты мы были с тех пор, как мне исполнилось девятнадцать. Для моей семьи это не рано, наша мать вышла, замуж в шестнадцать, а моя сестра Миртл (Сэдлер) в семнадцать. Как вы увидите, моя сестра Миртл испоганила свою семейную жизнь, только это никак не связано с ранним замужеством; она все испоганила бы в любом возрасте, выйдя за такого мужчину, как Майкл.

Мы познакомились с Говардом, когда мне было всего пятнадцать и я еще ходила в среднюю современную школу на Готори-роуд, а он три года назад закончил классическую.[2] Я казалась старше своих лет, как почти все девчонки, и, раз в школе особенно нечему было учиться, мы, как правило, кучу времени уделяли своей внешности. Хотя, я бы сказала, мисс Спенсер, два раза в неделю учившая нас Макияжу, Манерам, Умению Одеваться со Вкусом, не очень-то в этом смыслила, бедненькая старушка. Вдобавок нам, девочкам, всегда казалось неправильным учить в школе чему-нибудь вроде этого, деньги налогоплательщиков надо бы тратить умнее. Еще были Бальные Танцы и так называемое Рукоделие. Никто из учителей особо не знал свой предмет, и порой было жалко видеть их старания сделать счастливыми наши школьные дни. Был там молодой мистер Слессор с бородой, который сказал, что он битник, и называл нас котятами и цыплятами. Он должен был преподавать английский, только как бы сказал, что не станет нам втюхивать королевский треп.[3] Это ж можно рехнуться, старики, атас полный. Было просто жалко, Мистер Торнтон, учитель истории, сказал, будто знает, мы не заинтересуемся всеми этими старыми королями и королевами, и поэтому просто играл на гитаре и пел очень глупые песни, так что у нас не было вообще никакой истории, а я по ней хорошо успевала в начальной школе. Потом был еще старый мистер Портмен, который все пыхтел, отдувался, тучный, можно сказать, мужчина, он преподавал Основы Естественных Наук, только чуточку слишком активно просил нас, девчонок, приходить помогать ему в маленькой инструменталке, где тяжело на нас дышал. Я один раз ему врезала, но он мне за это так никогда ничего и не сделал. Я вышла из средней современной школы на Готорн-роуд, не зная ничего, только ведь всегда говорят, если ты девушка, да хорошенькая, вроде меня, ничего особенного знать и не надо. Выглядеть я могла сногсшибательно, хоть и сама это говорю, меня высвистывали со всех сторон, я умела с ходу придумать ответ, например, когда парень спросит на танцах: «Кому задумываешь лихо, чувиха?» – ты ему отвечаешь: «По тебе б не заплакала, Дракула». Правда, порой попадались такие невежды, что даже не знали, кто такой Дракула, поэтому приходилось что-то другое придумывать.

Говард был не такой, он был парень серьезный, хороший спортсмен. Скромный по-настоящему, хотя выглядел сногсшибательно, такого очень мрачного типа, и всегда говорил, что мозги у него не годятся для лучшего сорта работы (за которую, в любом случае, платят не лучше), он больше разбирается в практических вещах, наподобие автомобильных двигателей, чем в книжках, в цифрах и в прочем, чему обучаются парни, получая аттестат об общем образовании. Говард с большим успехом получил аттестат, были лишь кое-какие проблемы с письменными работами, потому что экзаменаторы заявили, будто он сдувает со шпаргалок, просто переписывает из учебников слово в слово. Но его классный руководитель объяснил, что у Говарда такие очень необычные мозги, вроде фотоаппарата, могут как бы фотографировать всякие вещи. Иногда было по-настоящему жутко, как у него мозги работали. Можно было дать Говарду взглянуть на что угодно, скажем, на песню, на страницу в книжке, на список фамилий или на что-нибудь вроде того, он взглянет, закроет глаза, а потом пересказывает без единой ошибки все, что прочитал. На самом деле ему с этим надо бы по ТВ выступать, что он как бы и сделал попозже, вы еще увидите, только Говард всегда говорил, это вовсе не ум или что-нибудь типа того. Это лишь, по его выражению, фотографические мозги, такие, говорил он, у кучи людей, это вообще никакого значения не имеет.

Познакомились мы потому, что оба здорово танцевали, очень спортивно отплясывали рок-н-ролл. Говард кидал меня через плечо, я делала шпагаты до громких аплодисментов, и еще всякое такое, так что мы выиграли пару призов, вышли даже в несколько крупных конкурсов, хотя на них нас как бы всегда побивали пары, приезжавшие на каникулы из Дании или из Швеции, очень блондинистые, стройные, сплошь загорелые. Я сама была очень блондинистой и стройной тоже, только не такого типа, больше английского, если вы понимаете, что я имею в виду, наподобие некоторых моделей из ТВ-рекламы. Я всегда выглядела старше своих лет и как бы никогда не проходила настоящей тинейджерской стадии с поп-певцами в клубах, со всякими визгами, и все прочее. По-моему, именно это понравилось Говарду, не то чтоб я когда-нибудь была в самом деле серьезной, просто имела немножечко больше здравого смысла, чем все остальные.

Про любовь ко мне Говард не заговаривал, пока после нашей первой встречи не минуло около полугода, причем даже тогда я обычно гуляла с другими мальчишками, – называя это своим частным талантом, хотя на самом деле не такой уж талант, – но никто из них даже близко на Говарда не походил. Говард, бывало, взглянет на луну, на звезды и скажет: «Подумать только, сколько до них всех этих миллионов миль», а порой назовет тебе точные цифры, которые сфотографировали его мозги. У Говарда был низкий голос, и, когда он хотел, говорил, как Майкл Денисон.[4] Он бы мог с большим успехом торговать всякими вещами, такой голос тут очень помог бы, но у него никогда не было особых амбиций. Это я первая заговорила о браке – в то время мне было шестнадцать, – но он отвечал, мы должны обождать. Я сказала, что Говарду надо б заняться чем-нибудь получше простой работы в гараже на Элм-стрит, сплошь в масле и в смазке, но он сказал, деньги хорошие. Мы вдрызг поскандалили из-за того, что у него нету амбиций, разбежались на целых три месяца, я гуляла то с одним, то с другим парнем, и ни в одном из них ничего особенно хорошего не было, только щелкали под музыку пальцами, точно чокнутые, да талдычили: старик, усек идею, я просто тащусь. Как бы снова мистер Слессор в школе. Я то и дело видела Говарда, который мрачно шатался по городу, все время сам по себе, а когда он начал выпивать (я про это услышала), нам пришлось помириться. А потом, прямо сразу после моего семнадцатого дня рождения, мы обручились. После этого стали строить серьезные планы и деньги копить, а Говард получил ту самую работу получше в центре торговли подержанными автомобилями на Оук-Креснт. Мы начали заниматься любовью серьезней, чем раньше, но я слишком серьезного не допускала, хотя время от времени доходила до точки, готовая ему отдаться прямо под деревьями в парке, который мы называли Шкварком. Короче говоря, в любом случае, мы поженились, когда мне исполнилось девятнадцать. Была милая скромная белая свадьба у Сеит-Олава, потом прием у Хоррока, портвейн, шерри, трехъярусный торт от Реншо, мы всех целовали, нас все целовали. Этот прием немножечко огорошил моего отца, но он зарабатывал неплохие деньги у Баксендейла (десятник) и, когда две его дочери впервые появились на свет, должен был сообразить, что рано или поздно придется пойти на такие расходы. Так или иначе, вот они, мы с Говардом, муж и жена, пусть никто нас не разлучит.

Мы записались в очередь на муниципальный дом, а тем временем жили с моей матерью и отцом. (Говард круглый сирота, его растила тетка в Тинмарше.) Мы не слишком-то обращали внимание на такое соседство, а стены были очень тонкие. Впрочем, нам повезло, потому что очередь в Брадкастере была не слишком большой, и мы с настоящим волнением перебирались в свой собственный дом со своей собственной немногочисленной мебелью, которую все время прикупали. Всегда настоящее удовольствие покупать вещи для дома, и мы долгое время дарили друг другу ведерки для угля, кухонные полки и тому подобные вещи. Кучу вещей покупали в рассрочку, как и почти все прочие люди, но у Говарда была хорошая чистая работа с твердой зарплатой и с комиссионными, а я помогала расставлять на полках товары в супермаркете на Гастингс-роуд, готовые бобы и стиральные порошки. Мы никак не могли разобраться, хотим детей или нет, Говард очень серьезно всегда рассуждал про Угрозу Новой Войны, и про Водородную Бомбу, и что в наши дни просто нечестно по отношению к какому-нибудь ребенку производить его на свет. После нашей женитьбы он делался все серьезнее и серьезнее и много рассуждал о своей Ответственности, как он это называл. Я не обращала особенного внимания на рассуждения Говарда, но никак не могла решить, хочу стать матерью или нет. Иногда по вечерам, когда мы сидели, смотрели ТВ, Говард в кресле у камина, я на коврике рядом с ним, на меня накатывало такое чувство, что было б мило иметь малых деток, которые кричали бы сверху вниз: «Мама!» Особенно это чувство накатывало в рекламных паузах, когда показывали мать и дочку, которых защищает одно и то же мыло; или мать, которая до того любит своих детей, что всю их одежду стирает «Блинком» или как его там (на самом деле все они одинаковые); или мать, отца и маленьких детей, которые сидят за хорошим питательным обедом из Таких-то или Этаких рыбных палочек. Но мы с Говардом хорошо проводили время, танцевали по вечерам или шли в киношку (как бы просто ТВ побольше и без особых удобств, за которое еще надо платить), хотя такую жизнь и не назовешь волнующей. По выходным Говард порой заимствовал автомобиль в центре торговли подержанными автомобилями, и мы ехали за город, пили где-нибудь чай. Пару раз он заимствовал по-настоящему большую машину – «бентли», или «кадиллак», или что-то еще, я не слишком-то разбираюсь в машинах, – а потом мы ехали обедать в какой-нибудь отель в каком-нибудь городишке за много миль от Брадкастера, в такие заведения с низкими потолками, с медяшками на стенах, с пропитавшим все запахом «Оксо»,[5] и, как знать, с моей эффектной внешностью, с голосом Говарда, как у диктора Би-би-си, с большим автомобилем на улице, мы бы могли быть какими-то по-настоящему крупными шишками. Мы из себя разыгрывали настоящих крутых, просто атас, как сказал бы бедный мистер Слессор. Все это было мило время от времени.