Жан Фавье - Франсуа Вийон

• Название: Франсуа Вийон
• Автор: Жан Фавье
• Жанр: История

---

Когда в начале 1457 года Вийон покидает Париж, король Рене поселяется в Анже. Он прибыл туда в августе 1454 года, а уедет в Прованс в апреле 1457 года. Мэтр Франсуа не будет с ним путешествовать.

Для парижанина все быстро закончилось. То была эпоха, когда дворы открывали буколизм не только у Вергилия, когда - тремя веками раньше Марии-Антуанетты - принцы развлекались игрой в пастухов и пастушек, ибо им уже надоели военные игры. Бургундский летописец Жорж Шателен, отменный льстец, нарисовал словами песни идиллическую картину:

В Сицилии счастливой

Король стал пастухом.

Жена его прельстилась

Таким же ремеслом.

На грубый плащ сменяла

Роскошный свой наряд

И на траве дремала

Средь ярок и ягнят 1.

Мораль в ту пору такова: все хорошо, что исходит из сада. Благоволящий двору Карла VII летописец поэт Марциал д'Овернский в буколическом восторге воскликнул:

Завидуй пастушатам,

Овечкам и ягнятам! 1

1 Перевод Ю. Стефанова.

Рене Анжуйский поступает как все. Он покидает темные своды крепостей и суровые куртины городов, укрепленных, чтобы отражать атаки осаждающих. Он отдает предпочтение удобным и приятным помещениям, ажурным фасадам, широким окнам, открывающимся на цветущие сады. Вместо бойниц он делает окна. Балюстрада - это уже не зубчатая стена с бойницами, она превращается в легкую террасу. А рвы, с появлением пороха и артиллерии, перестают служить для защиты, они становятся зеркальными прудами.

Король Рене ухаживает за растениями. Рассуждая о любви и войнах, он ловит рыбешку и собирает полевые цветы. Все играют в пастухов и пастушек, но не перестают быть аристократами. К 1455 году король заканчивает свою пастораль "Ренье и Жаннетт", а в 1457 году "Влюбленное сердце", которое представляет собой собрание самых условных аллегорий куртуазной любви. Мастер устраивать турниры и прекрасный знаток правил рыцарской чести, он также придает большое значение искусству быть щедрым. Его государственная казна не слишком тяжела, но двор -блестящ.

Этикет безупречен, иерархия в почете. Пастушок не забывает, что он король, даже несмотря на то, что Сицилия с 1282 года, а Неаполь с 1442-го принадлежат арагонцам. У него любят поэзию, а не бродягу, который читает стихи. По одежде Вийон - монах при анжуйском дворе, а "ливрея", которую он иногда надевает, обеспечивает ему вход во дворец. Там играют огнями и красками ткани, галуны, позументы, драгоценности, перья, отмечающие различные социальные уровни и раскрывающие смысл взаимоотношений.

Король снисходит до того, что сам вмешивается в эту игру и следит за разграничениями: так, когда в 1453 году умерла королева, он тщательно разграничил по качеству куски черной ткани, выдавая их так, чтобы соблюдалась иерархия: учитывалось происхождение и кто кем служит у короля. Инициатива придворных обычно пресекается, а когда эта инициатива становится слишком назойливой, достаточно небольшой группы людей, чтобы всех поставить на свое место.

У Вийона душа не лежит к службе царедворца. Иерархическая жесткость вынуждает Вийона отойти в сторону. Не столь решительно, как при бургундском дворе, где артист официально приравнен к слуге, здесь из поэта делают менестреля, из художника - лакея. Благожелательный, но безучастный к тому, что талант и фортуна стоят на разных ступенях, Рене Анжуйский заставляет заново разрисовывать свои стены художника, который должен ему представить также и "Часослов"...

Если б Вийон остался при дворе короля Рене, с ним бы неплохо обращались. Лакей - это звание, а есть на кухне - это все-таки есть. Платья, предлагаемые королем своим художникам, шиты были из атласа либо из Дамаска. Искусство - не презираемо. Рене умеет ценить талант. Но двор - это клетка, а мэтр Франсуа не из тех, кто даст себя запереть в ней.

Парижанина могла удивлять приверженность анжуйского двора ко всему итальянскому, которая стала как бы провозвестником Ренессанса; это обстоятельство способно объяснить, почему король и его приближенные столь подолгу обитали в Неаполитанском королевстве. Итальянизация пока не знакома Парижу; Пико делла Мирандола заявит о себе там только четверть века спустя, а взращенный в тени коллежей школяр не знает пока, что происходит во Флоренции. Или, вернее, итальянизация забыта: волна наказаний и ссылок развеяла в начале века первые дуновения французского гуманизма, того гуманизма, что процветал в окружении герцога Людовика Орлеанского. Вийон услышал отголоски итальянизации в Анже в первые недели 1457 года, она была сродни снобизму: на итальянский манер носят вместо куртки с поясом, которая еще в моде в Париже, камзол с пышными, вздымающимися рукавами и короткую накидку.

Если бы была только одна пастораль! Если б был только камзол на итальянский манер! Однако при дворе короля Рене все звучит фальшиво, и парижский поэт мечтает не о тихом прибежище от слишком жестокого мира. В каком-то безумном наваждении поэт ищет забвения в экзотике. Рене не вписывается в тот ряд принцев-меценатов и коллекционеров, каковыми были Карл V и Жан Беррийский. Он из породы неугомонных любителей необычного, собирателей всяких диковинок. Этот старый путешественник много повидал на своем веку, но не насытился сполна. Он сам подбирает старье и заставляет это делать других, - все нужное и ненужное.

Несколькими годами позже счета анжевенского казначейства дадут нам представление об этой экзотике, с которой плохо уживалась чувствительность такого вот Вийона, причем пребывание в Провансе - не то же самое, что пребывание в Анже, сравнивать их следует с большой осторожностью. Во Флоренции и Венеции закупают атлас и бархат, в Турции - тонкий камлот, в Александрии - тафту, покупают расписанный золотом фарфор. Продают и покупают разные "диковинные вещицы".

"Некоторые тунисские птицы и другое, что он повелел купить в варварских странах.

Удивительная лошадь, газели, страус, тунисские птицы и другие вещи...

Мавританская юбка и два мавританских колпака с приятно пахнущими духами из Левана.

Три графинчика мускатной воды и пастушеский плащ из Турции".

И даже если поставщики турецких шелков более редки в Анже, чем в Тарасконе, все это является свидетельством пристрастия к антиподам парижских мостовых, к схоластическим играм и застольным песням. Другие поэты, а не Вийон, без труда находят себе место при этом дворе, где художника чествуют, как повсюду, но при условии, что он принимает правила игры. Так происходит с Бар Ван Эйком и Петрюсом Христюсом, у которых Рене Анжуйский учится искусству видеть мир и запечатлевать его в красках. Так ведут себя и в Тарасконе, и в Анже многие художники, поэты, музыканты, переводчики...

Нет такого таланта, на какой бы не обратил внимания Рене Анжуйский у других и не стремился бы развивать у себя. Он хорошо говорит на латыни, по-каталонски, на итальянском и на прованском. Он владеет пером и кистью. Он любит пение, равно как и турниры. Рене для принцев то же, что Пико делла Мирандола - для философов. Девиз последнего известен: "De omni re scibili et aliquibus aliis", то есть: "Знать обо всех вещах, о которых можно знать, и еще кое-что о других".

Любознательность этого мецената объясняется его общественным положением. Его корреспонденты - люди знатные, как будут говорить впоследствии. Его сотрапезники - любители турниров и галантных увеселений, а не потасовок и борделей. В парижских тавернах за поцелуй девчонки готовы драться. Согласно своду об "использовании оружия", принятого у короля Рене, доказывают свое благородное происхождение и отстаивают свои гербы в законной битве, чтобы снискать "благодарность, милость и большую любовь своей великодушной дамы". Вийон, завсегдатай "Сосновой шишки", был далек от всего этого.

Вдохновение разбитого сердца - какой бы ни была высокой поэзия воздыхателя Франсуа Вийона - менее понятно двору Рене, чем интеллектуальные пассажи куртуазной любви. "Несчастный влюбленный" будет присутствовать в "Большом завещании", так же как и во "Влюбленном сердце", но, чтобы подчеркнуть огромную разницу между ними, достаточно услышать лишь их тон. Вийон - поэт, но он певец страдания и смерти. Певцы весны и жизни не приемлют его. Пастораль не для него, так же как и любовь - с тысячами условностей.

Франк Гонтье

Разочарованию обязан он одной из своих самых прекрасных поэм, которую он посвятит, из насмешливой благодарности, этому самому Анри Куро, что так некстати рекомендовал его своему мэтру королю Рене; это - "Баллада-спор с Франком Гонтье".

Франк Гонтье у аристократических пастушек прозывался Жаком Боном. Созданный епископом Филиппом де Витри, на радость современникам Карла V этот персонаж являлся образцом сельских добродетелей. Он гордый и любезный, строгий и сильный, верный и честный. Три поколения сменились, но пикник Франка Гонтье и его возлюбленной Елены всегда занимал видное место в антологии поэзии.