Герай Фазли - Семизвездное небо

• Название: Семизвездное небо
• Автор: Герай Фазли
• Жанр: Русская классическая проза

---

Отец узнал его.

2

Если бы Архимед был поэтом, он сказал бы так: "Дайте мне точку вне мира, чтобы я мог показать вам этот мир целиком. Тогда бы вы увидели, какой яркий свет он излучает".

Когда я был ребенком, я думал, что Бабадаг - мой дедушка. Потому что Бабадаг означает - дедушка-гора. Отец мой потому его так любит, что считает его своим отцом. Каждое утро, проснувшись на рассвете, он тихонько разговаривает с ним.

И хотя я, вырастая, понял, что это не так, я никак не мог избавиться от мысли о существовании между отцом и Бабадагом какой-то тайны. Как мне было в это верить? По утрам, перед работой, отец обычно подолгу стоял у окна нашей гостиной, смотрящей на Бабадаг, и, дымя самокруткой, о чем-то думал. Я следил через полуоткрытую дверь нашей, моей и Гюльзан, спальни за этим безмолвным утренним диалогом. Я был уверен: мой отец разговаривает со своим отцом - моим дедушкой. В эти минуты загорелое до черноты его лицо казалось мне просветленным.

В один из жарких июньских дней я проснулся раньше обычного, даже раньше моего отца. Потому что завтра предстоял экзамен по естествознанию. Это был последний экзамен, к нему надо было хорошо подготовиться. Если бы я сдал его успешно, мог бы считать себя уже учеником десятого класса.

Вскоре проснулся и отец. Он бесшумно прошел в гостиную. Я следил за каждым его шагом с необычайным интересом. Будто хотел подслушать его бессловесный разговор с Бабадагом. Оперевшись рукой об оконную раму, отец оглядел фиолетовую вершину горы, проследил за движением кучившихся облаков в дальнем уголке неба и спокойно произнес:

- Сегодня будет хорошая погода... Да, все будет хорошо, очень хорошо, иншаллах...

По тембру его голоса я понял, что он встал в хорошем расположении духа.

- Да, все будет хорошо, очень хорошо, иншаллах, - повторил он, стоя у окна.

Неторопливым движением он оторвал клок газеты из-под десятилинейной лампы, что стояла на окне, и долго мял его пальцами. Затем так же неторопливо достал из разукрашенного изящным рисунком кисета щепотку желтого табака и осторожно, но в то же время сноровисто принялся скручивать папиросу. Он приставил ее к стеклу лампы, затянулся и медленно выпустил колечки дыма, а они, отделившись от его прокуренных, пожелтевших усов, устремились в окно, и он, проследив за их полетом, помахал им вслед рукой,

В это время я увидел маму, которая бесшумно вошла в комнату через открытую боковую дверь и принялась торопливо приводить гостиную в порядок. Застелила обеденный стол у окна скатертью, разгладила складки на ней, поставила на стол сахарницу, вазочку с вареньем. Принесла два стакана чая.

Отец отпил глоток и, поставив горячий стакан на блюдце, взялся за папиросу. Он сделал затяжку и прислонил папиросу к краю другого блюдца.

- Ну, как ты спала этой ночью, Саялы?

Мама в это время что-то искала в шкафчике с посудой в нашей с Гюльназ комнате.

- Хорошо, - ласково ответила она.

- А ты?

- А мне что-то не спалось.

В глазах матери появилась всегдашняя озабоченность.

- Что случилось, Мардан? Неужто ты так обрадовался новой должности, что она лишила тебя сна?

Отец на ее ироничный вопрос ответил спокойной улыбкой:

- А ты как думала, Саялы?

- А ведь я еще не успела ни о чем подумать.

И тут я вспомнил о происшедшей в нашей маленькой семье большой перемене - вчера отца избрали председателем сельсовета. Теперь только до меня дошел смысл произнесенных отцом слов: "Все будет хорошо, иншаллах".

- Как ты думаешь, Саялы, - медленно продолжал отец, - прежде чем взяться за новую работу, не навестить ли мне еще раз Гаяалты?

- На что тебе теперь Гаяалты, Мардан? Тебя в нашем большом селе в местное правительство выбрали, чтобы ты людям помогал. А ты все еще о своих камнях думаешь!

По тому, как отец улыбнулся в усы, я почувствовал, что в душе он посмеивается над мамой.

- Так ты считаешь, что я и есть местное правительство? Значит, только и обязан заботиться о людях Чеменли?...

- Может, тебя со временем и районным правительством выберут, а киши, а мы об этом и не догадываемся, - рассмеялась мать.

- Нет, Саялы, ты зря надо мной смеешься... Моя работа потруднее, чем у районного правительства...

Мама перебила его:

- Потруднее? Тогда не брался бы за нее. Ведь тебя же никто не заставлял.

- Так-то оно так, только знаешь, Саялы, не выходят у меня из головы мысли об Агчай, Карачай, Гаяалты, Бешбулаге.

- Не понимаю я тебя, Мардан. О чем ты?..

- Да ты хоть имеешь представление, что такое местное правительство? С людьми я, положим, найду общий язык. А как быть с Чеменли, Бабадагом? Как быть с селями, что хотят съесть Сенгергая? Ведь они тоже на человека надеются, на местное правительство. Разве не так? Если в Чеменли пересохнет хоть один родник, я буду считать, что это моя вина, с Карадага придет сель опять я буду виноват.

- Мардан, - вдруг посерьезнела мать, - мне и в голову не приходило, что у местного правительства может быть столько забот.

- А раз так, принеси-ка мне мои молоток и мастерок. В детской комнате они, под шкафом.

- На что тебе молоток и мастерок, а киши?

- Ты сначала принеси, а потом увидишь, на что они мне, А еще, если нетрудно, достань из сундука шелковый платок.

- Что это тебе взбрело на ум? - улыбнулась мама, но пошла и принесла сначала молоток и мастерок, а затем открыла сундук и достала оттуда цветастый платок. - Ой, да это же мой девичий платок, еще когда я была невестой...

Она уже собралась было положить его обратно в сундук, но отец остановил ее.

- Правда? Вот и хорошо, Саялы! Это как раз то, что нужно. Неси его сюда!..

Отец подошел к столу. Меня разбирало любопытство. Я приподнялся на кровати, решив узнать, что же произойдет дальше.

- Вот возьми, Саялы, и заверни все это в платок и положи на дно сундука, - и отец протянул маме молоток и мастерок.

В ее удивленных глазах я прочитал: не свихнулся ли отец?

- Что с тобой, Мардан, разве молоток и мастерок заворачивают в шелковые платки?

- Заворачивают, Саялы, заворачивают. Если бы я мог, я бы в золото их завернул. - Сказав это, отец снова двинулся к окну. - Не только Чеменли, пусть бы весь земной шар отдали в мое распоряжение, а все равно остался бы уста Алмарданом.

- Ты прав, Мардан. - Мама аккуратно завернула в свой девичий платок молоток с мастерком, которые все еще продолжала держать в руках.

Отец уже стоя выпил остывший чай и собрался уходить.

- А ты не будешь завтракать?

- К завтраку я вернусь. Пусть ребята проснутся... Скрипнула дверь, ведущая на веранду.

Мама тоже ушла на кухню. Я торопливо оделся и подошел к отцовскому "звездному окну". Так же, как он, опершись рукой о раму, посмотрел на Бабадаг. Что же там такого видел отец? Почему каждый раз, когда он вглядывался в гору, у него в глазах появлялся особый блеск. Мне хотелось разгадать эту тайну. Но Бабадаг был самой обыкновенной горой. Снежная вершина сверкала в лучах восходящего солнца. Узкие, пересекающиеся тропинки на заросших густых склонах были безлюдны.

Над снежной пикой Бабадага, на белом фоне медленно плывущих облаков, кружила какая-то птица. Вдруг она камнем устремилась вниз. Легкие птичьи перья закружились в пыльной буре.

Я чуть не расплакался, поняв, что не смогу помочь птице, бьющейся в когтях хищного ястреба. Именно в этот момент я услышал волшебные звуки, будто затянул свою песню скитающийся по извилистым тропкам странник. Это была кеманча дяди Мурсала. От волнения волосы зашевелились у меня на голове. Дядя Мурсал не играл на своей старой кеманче, а заставлял ее петь человеческим голосом. Хотя я не мог видеть дядю Мурсала, который играл на веранде своего дома, расположенного значительно выше нашего - в махале Демирчиляр, я легко представлял себе, как он держит кеманчу на колене, как, наклонив голову, прислушивается к ее звуку. Тихий, нежный, тоскливый голос кеманчи отзывался эхом на склонах Бабадага, вливался в отцовское окно, будто окрашивая летнее утро розовым светом. Кеманча рассказывала мне что-то, и я ее понимал, но ответить не мог, потому что мне был неведом ее язык, мне только хотелось ее слушать и слушать.

Кеманча смолкла, я вышел из дому и пошел к Искендеру.

Я взобрался в Гаяалты запыхавшись.

Потоки селя с Карадага недавно прошли по этому склону. Каменистая земля была вся в трещинах. На ней росли только колючки, крепко вцепившись в нее корнями, кизил да лесная мушмула. Я огляделся. Отца не было. "Наверное, пошел в правление", - решил я и медленно зашагал по тропинке в махал Демирчиляр.

Все вокруг было залито теплым солнечным светом. Окна домов светились всеми цветами радуги. Полевые цветы легонько покачивали нежными лепестками. Ветки деревьев, склонив верхушки, роняли на землю утреннюю росу. А горы уже были спокойными, светлыми, величественными. На изумрудном небе выделялись две точки - это были орлы, они будто парили рядом с солнцем.