Олег Рой - Капкан супружеской свободы

• Название: Капкан супружеской свободы
• Автор: Олег Рой
• Жанр: Детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-26075-1

Казалось, судьба подслушала мечту талантливого режиссера Алексея Соколовского – и осуществила. Но так, как меньше всего на свете он хотел бы. Чувство неизбывной вины поселилось в его душе.

Свои разочарования, болезнь, одиночество Алексей считал самыми легкими наказаниями за роковые события. Старинная кожаная папка, которая досталась ему от предков, найденная в ящике письменного стола, неожиданно подкинула Алексею шанс.

Шанс изменить свой жребий…

---

Алексей много и неожиданно для себя с удовольствием пил в этот вечер, много танцевал – не только с Лидой, но и с другими бесчисленными красотками, представленными здесь точно на выставке тщеславия, – и много наблюдал за гостями, словно собирая в копилку нового сценария приметы чуждого ему «новорусского» мира и смутного, непонятного времени. Лида тоже, казалось ему, пристально наблюдает за ним, хотя она так мало уделяла ему внимания, порхая по нарядному залу и заговаривая с самыми неожиданными людьми, что он почувствовал даже некое подобие разочарования. Глядя на то, как красиво (правда, немного жеманно, тут же отметил его вкус режиссера) она пьет шампанское, танцует, улыбается, и, вспоминая то немногое, что он знал об этой молодой и яркой женщине, Соколовский вдруг невольно задумался о ее судьбе и ее будущем.

Как и все девочки, выросшие в арбатских переулках в эпоху великого перелома цен и ценностей, вышедшие из простых семей и оказавшиеся вдруг брошенными из тотального дефицита в морок сияющих и недоступных витрин, Лида казалась ему существом, неизбежно обреченным на то, чтобы вечно балансировать между невинностью и хищностью, бескорыстием и завистью, любовью и ненавистью. Им было шестнадцать, когда последнее десятилетие века рухнуло на них и придавило своими переменами; более взрослые уже успели заработать к тому времени хоть что-нибудь – деньги, связи, знакомства; более юные могли еще рассчитывать на везение и правильный выбор пути. А эти девочки, еще недостаточно взрослые и образованные, чтобы крепко стоять на ногах, но уже достаточно зрелые, чтобы не соблазниться лаврами путаны-валютчицы, воспитанные еще в иных представлениях о дозволенном и недозволенном, могли рассчитывать только на себя. Его Татка тоже принадлежала к этому поколению, но у Татки было все, а у Лиды, воспитанной матерью-одиночкой, – только ее внешность и талант. И, понимая, что для молодой актрисы его внимание – это прежде всего своего рода капитал, инвестиция в будущее, гарантия новых ролей, Соколовский все же не мог устоять перед лучезарностью ее улыбки, казавшейся такой искренней, перед ее интересом, выглядевшим неподдельным, и перед красотой, которую она, казалось, готова была бросить на алтарь своего театрального успеха.

Он так глубоко погрузился в размышления о Лиде, что умудрился не заметить, как она подсела к нему с бокалом в руке, разгоряченная вином и танцами, и вздрогнул, почти разбуженный ее мелодичным голосом.

– Я надеюсь, вы не жалеете, что приняли мое приглашение? Вам не скучно здесь?

– Разумеется, нет. Однако пора и честь знать… о-о-о, время-то уже к двенадцати! Разрешите откланяться и передайте, пожалуйста, еще раз мои наилучшие пожелания новобрачным.

Роскошный букет был вручен им еще прежде, сразу по прибытии в ресторан, и теперь, решил Алексей, он, пожалуй, может счесть свои обязанности гостя выполненными и исчезнуть не прощаясь, по-английски. Однако Лида взглянула на него поверх шампанского чуть сузившимися, потемневшими, отстраненными глазами и проговорила:

– Разве вы не отвезете меня домой? Мы не дождались десерта, и я могла бы предложить вам взамен него чашку кофе…

Соколовский колебался не более секунды. Все дальнейшее показалось ему закономерным и простым, единственно правильным из того, что могло произойти с ним в этот печальный, одинокий, проведенный со случайными людьми вечер. Он довез Лиду до дома и действительно получил свою чашку кофе – но уже утром, как и рассчитывали, похоже, они оба. Преувеличением было бы сказать, что, зарываясь ночью в темные Лидины волосы, он испытывал к ней что-либо большее, нежели простая благодарность и мужское восхищение ее юностью и свежестью. Алексею вообще казалось, что все произошедшее – не более чем прелестный экспромт; он не собирался увязать в истории, которая началась так неожиданно и даже почти не по его инициативе. Однако мало-помалу ее губы, руки, все ее тело, ее женский шарм и женские же капризы, ее умение задавать нужные вопросы и молчать в нужные моменты, ее по-мужски точные суждения и твердая точка зрения на все на свете, ее взгляд искоса и ночной стон в его объятиях, – все это мало-помалу сделалось для него необходимым, как воздух. И при том все это время он самодовольно продолжал думать, что связь с Лидой, подобно прошлым, не таким уж и многочисленным связям с актрисами в его жизни, служит в его судьбе лишь своеобразным декором, красивым, но необязательным украшением, изящным излишеством, без которого он вполне может обойтись и от которого, при необходимости, легко сможет отказаться.

И все же то, что начиналось и воспринималось им как легкая интрижка, получило закономерное завершение, в которое он не хотел верить, в аэропорту Домодедово, когда Соколовский узнал о себе непреложную и печальную истину: он не может потерять Лиду. Все, что угодно, – но только не это.

* * *

Следующие часы после прилета в Италию были заполнены у Алексея такими заботами и хлопотами, что его усталому мозгу – к счастью, думалось ему – оказалось не до рефлективных размышлений о взаимоотношениях с ведущей актрисой собственного театра. Калейдоскоп лиц – встречающих, размещающих, советующих, консультирующих, поздравляющих, лебезящих и прочее – заворожил его своей сменяемостью и в то же время монотонностью; он механически исполнял все необходимые ритуалы руководителя и туриста и почти не смотрел на Лиду. Это было кстати теперь и казалось ему единственно правильным.

Труппа Соколовского поселилась в Лидо ди Езоло – маленьком, прелестном курортном местечке, от которого за несколько минут можно было катером добраться до центра Венеции и гостиницы в котором, при всей дороговизне, стоили все же неизмеримо дешевле, нежели отели на прославленных венецианских каналах. Зотов с Демичевым и, разумеется, супруги Ларины оказались в двухместных номерах, а Алексею и Лиде достались одноместные – ему в силу его режиссерского статуса, а ей просто потому, что не нашлось женской пары. Так, впрочем, и задумывал Соколовский, отправляясь на эти гастроли и рассчитывая число актеров, которых он возьмет с собой. Только теперь все эти расчеты показались ему почти излишними: отпуская ребят погулять по ночной Венеции – был уже поздний вечер, когда они закончили все необходимые дела, – он не присоединился к возбужденным путешествием друзьям и не скрылся от них тайком, чтобы постучаться в Лидину дверь. Он просто коротко пожелал всем стоящим рядом спокойной ночи и заперся в своем номере.

Быть может, он ждал, что девушка сама придет к нему ночью, но этого не случилось, и, говоря откровенно, режиссер не слишком-то пожалел об ее отсутствии. Ему нужны были несколько спокойных, ничем не замутненных часов наедине с самим собой; он хотел отдохнуть перед работой на фестивале и спокойно обдумать сложившуюся ситуацию. Алексей хорошо знал, что город-праздник, город-фейерверк, каким справедливо считается Венеция, на самом деле требует от тех, кто рассчитывает на ее признание, фанатичной преданности своему делу, работы до самозабвения и служения всерьез. Легкомысленным и романтично-ленивым этот город кажется лишь непосвященным. На самом же деле за парадными фасадами знаменитейшего карнавала, международного кинофестиваля и бесконечных круглогодичных праздников (среди них оказался и фестиваль экспериментальных театров, на который они приехали) скрывается жесткая требовательность, расчетливая практичность и совершенно несентиментальное отношение к миру. Будь венецианцы иными, они просто физически не смогли бы выжить на протяжении многих веков в этом городе на воде, городе-призраке, где борьба за существование всегда была более жестокой, нежели в иных, более благословенных местах. И вот такую-то публику – не говоря уже о строгом международном жюри – должен был покорить Соколовский своим «Зонтиком».

Проведя полночи в размышлениях о спектакле, он поднялся на другое утро если и не отдохнувшим полностью, то, во всяком случае, приведшим мысли в порядок, снова крепко стоящим на ногах и готовым, как он думал, к любому повороту событий. Он снова стал тем Соколовским, которым помнил и чувствовал себя всегда, – человеком, для которого не было ничего дороже его искусства и который, уж конечно, умел быть независимым от каприза женщины.

Спускаясь на завтрак, он еще издали услышал разочарованный басок Вани Зотова, который меньше других успел попутешествовать по заграницам и был совершенно не готов к той грустной реальности, которая носит в европейских странах наименование «континентальный завтрак».

– И это все? – громко и возмущенно вопрошал он. – Вот этот вот сухарь с заплесневелым сыром?!

Соколовский улыбнулся, присаживаясь к своим актерам за большой круглый стол, накрытый белоснежной, крахмально-жесткой, хрустящей скатертью, и успел вставить слово, покуда этого еще не сделала презрительно покривившаяся на Ванину неосведомленность Лена Ларина.