Катарина Фукс - Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 1

• Название: Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 1
• Автор: Катарина Фукс
• Издательство: Континент-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-7056-0017-8

Не одно поколение женщин всего мира зачитывалось американским бестселлером Кэтлин Виндзор «Твоя навеки Эмбер». Приключения капризной и своенравной красавицы, фаворитки короля Англии Карла II и вправду очень занимательны. Но, увы, они обрываются на самом интересном месте. Остается только гадать, что же случилось дальше с герцогиней Эмбер, последовавшей за своим возлюбленным Брюсом Карлтоном в далекую Америку. Не стоит мучить себя понапрасну. Лучше раскройте роман немецкой писательницы Катарины Фукс «Падение и величие прекрасной Эмбер», и тогда вы узнаете, что же случилось с Эмбер в Америке, как она попала в Испанию и какие невероятные приключения ожидали ее в сказочной России. Этот роман можно читать не только как продолжение «Твоей навеки Эмбер», но и как вполне самостоятельное захватывающее произведение.

---

Длинный стол в блеске свечей сверкал, словно полноводная река драгоценностей. Хрусталь, фарфор, золото, серебро.

– Герцогиня Райвенспер! – объявил ливрейный лакей.

За столом все поднялись. Да, титулом я превосходила всех собравшихся здесь.

Родители Коринны торжественно и церемонно были представлены мне.

Отец ее, граф Мейн, был нестарым еще человеком, но, кажется, жизнь успела достаточно потрепать его. Он хромал и опирался на тяжелую дубовую трость с золотым набалдашником. Было ему лет пятьдесят и, вероятно, в молодости он отличался красотой. Лицо его, особенно глаза, их форма, цвет, выражение, все это показалось мне странно знакомым. Возможно, в Лондоне мне пришлось сталкиваться с кем-либо из его родных.

Мать Коринны, сеньора Инес, оказалась настоящей испанской знатной дамой, вся в черном, с туго затянутыми в пучок на затылке темными волосами, чопорная и даже несколько суровая, она склонилась передо мной в церемонном сложном реверансе. Я торжественно ответила.

Здешняя трапеза, конечно, очень отличалась от привычных мне лондонских обедов и ужинов.

Жаркое было украшено целыми клумбами радующих глаз своей живой пестротой овощей. Многие были необычного вкуса и не знакомы мне. На десерт подали горы фруктов. Ананасы казались выточенными из дерева и отделанными серебром безделушками. Ярко-желтые бананы едва не заставили меня рассмеяться, в их форме было что-то, напоминающее мужской член.

После ужина мы перешли в гостиную. Слуги в богатых ливреях подали кофе. Мужчины, отец Коринны и Карлтон, попросили позволения закурить.

Разнесся аромат сигар.

Сэр Джон, или, как его называли иные – дон Хуан, почтительно обратился ко мне:

– Эти сигары выделываются здесь, на острове. А табак собран с плантаций моего зятя, – он кивнул в сторону Карлтона. – Его табачные плантации славятся.

– Я надеюсь, ее светлость окажет нам честь и погостит у нас подольше, – вступила в разговор Коринна.

Мне нравилось чувствовать себя знатной, богатой, уважаемой. В конце концов я всего в жизни добилась сама и имела право насладиться плодами, что называется, своих житейских стараний.

Меня удивило то, что закурила и мать Коринны, леди Инес. Оказалось, пожилые (или считающие себя пожилыми) испанки курят сигары.

– Ее светлость простит меня, если я выдаю ее секрет, – заговорил лорд Карлтон, – но, кажется, ее светлость имела намерение поселиться в Америке.

Мать Коринны оживилась. Порывистый жест многое сказал мне о ее темпераменте. Я поняла причину ее оживления. Ей льстило то, что английская герцогиня будет, возможно, их соседкой и другом семьи. Я поняла также, что эту даму отличала некоторая чванливость. Она кичилась своим старинным знатным испанским происхождением.

– Да, – ответила я неторопливо, – весьма вероятно, что я приобрету несколько плантаций и обоснуюсь здесь.

Стены гостиной были украшены множеством картин. Мне захотелось произвести впечатление на моих гостеприимных хозяев. Будучи недолгое время супругой графа Рэтклифа, я успела увлечься живописью и льстила себя надеждой, что приобрела кое-какие познания в этой области.

– Я вижу, у вас прекрасные полотна испанских художников, – обратилась я к донье Инес. – Вот этот Святой Иоанн явно кисти Сурбарана. А эта картина, изображающая мулатку-гладильщицу, уж не Веласкес ли это? И очаровательная мадонна-девочка, ее, конечно, писал Рибера.

Всеобщее искреннее восхищение моими познаниями придало мне уверенности.

– Здесь я вижу картины очень старой работы и портреты, писанные Пантохой де ла Крусом, двухсотлетней давности. Должно быть, это фамильные портреты? – спросила я донью Инес.

Она была польщена тем интересом, который я проявила к ее роду. Полился поток объяснений. Дедушки, дядюшки, бабушки и тетушки. Все в черном, с белыми, туго накрахмаленными воротниками; в их смуглых лицах с черными глазами ощущалось сдерживаемое строгим жизненным укладом буйство натуры.

Внимание мое привлек портрет молодой дамы. Она смотрела на меня из угла гостиной. Выделяли ее не костюм, не поза, такая же скованная, как и у всех остальных, но странное выражение какой-то задумчивой жестокости. Никогда прежде я не видела подобного лица.

Но напрасно я ждала, что объяснения доньи Инес распространятся и на этот портрет. Она, казалась, не замечала его. Конечно, я не могла не понять, что она пропускает эту картину нарочно. Но мне было любопытно знать, что за женщина изображена на этом холсте.

– А кто эта дама? – спросила я. – У нее очень своеобразное выражение лица.

Я почувствовала легкое смущение хозяйки. Но в конце концов, если бы она желала во что бы то ни стало скрыть, что за женщина изображена на портрете, она бы не держала его в гостиной.

– Это моя мать в молодости, – ответила донья Инес. – Ее давно нет в живых.

Я поспешно перевела разговор на другую тему. Однако я вспомнила, что служанка Сесилья говорила мне что-то о матери доньи Инес и даже называла ее имя. И в голосе черной горничной тогда тоже я почувствовала некоторую скованность и смущение. Что за тайна была связана с матерью хозяйки? Хотя, впрочем, возможно, никакой тайны и не было. Просто отношения были не так уж очень хороши. Это бывает. Но мне не довелось этого испытать, у меня не было родной матери.

Глава двадцать девятая

На следующий же день я решила позаботиться о себе и о детях. С кораблем, отплывавшим в Англию, я отослала распоряжение моему управляющему продать часть моего имущества, и, обратив полученные средства в золото, переслать мне. Сбор доходов с моих английских владений должен был частично пересылаться мне и моим детям. Контролировать все это я поручила Джону Элмсбери. Я знала, что он мне не откажет в этой услуге.

После пребывания в гостях у родителей Коринны мы должны были отправиться в поместье Карлтонов. Там я предполагала осмотреться, отдохнуть и затем, пользуясь деловыми советами Брюса Карлтона, приобрести плантацию.

– Женщин-плантаторов не так уж много, – заметил он. – Это занятие не такое уж легкое.

– Что ж, – я пожала плечами, – значит, я стану одной из первых ласточек.

А пока Коринна и Брюс показывали мне город. Этот недавно построенный город действительно был красив. Резные решетки оград, белые дома-замки. Все утопало в экзотической зелени. Особенно очаровали меня пальмы. В городе было несколько церквей: и католические, и англиканские. Это все были прекрасные величественные строения.

Но развлечений в городе, как мне показалось сначала, было не так уж много. Прежде всего, не было театров. Я сказала родителям Коринны, что театры следовало бы завести. Тем более, что в городе находились резиденции многих богатых плантаторов, эти люди могли бы щедро оплачивать актеров. Интересно, что мое предложение было принято к сведению. И в городе в скором времени появилось два театра, актеры были из Мадрида, столицы Испании, их соблазнила щедрая плата, как я и предполагала.

Другим местным развлечением являлось ежевечернее гулянье на площади. Когда спадала дневная жара, дамы выезжали в легких колясках, а кавалеры – верхом. Коляска, в которой сидели мы с Коринной и ее матерью, привлекала всеобщее внимание. Вскоре я заметила, что местные дамы начали копировать мои манеры и одежду. У нескольких я отметила мою прическу. Это наполнило меня еще большей уверенностью в себе. Пока никто из местных кавалеров не смел ухаживать за мной. Да здесь это и не принимало такие формы, как в Лондоне. Там мужья и жены часто жили врозь. Здесь женатый мужчина мог считаться потерянным для дамского общества. Флиртовать позволялось только девушкам на выданье и молодым людям, кандидатам в женихи. Это, конечно, не оживляло общества.

Днем я часто проводила время во внутреннем дворе. Он назывался на испанский лад «патио». Здесь, за высокими белыми стенами, жара не ощущалась. Зелень цветов и деревьев окружала фонтан. Коринна, ее мать, я, наши гостьи располагались вокруг фонтана; кто-нибудь из нас наигрывал на гитаре, мы напевали, вышивали или плели кружева, играли в карты.

Однажды мать Коринны пригласила в патио нескольких испанских цыганок, давно переселившихся на Ямайку. Танцы цыганских девушек, всплески рук, гордые извивы бедер совершенно очаровали меня.

Сопровождавшая плясуний старуха-цыганка принялась гадать дамам по руке. Взяв у доньи Инес серебряный наперсток, она чертила им крест на каждой ладони и предсказывала только хорошее. Дамы весело смеялись.

Я также протянула свою ладонь. Прикосновение серебряного наперстка приятно щекотало. Старуха вглядывалась в линии моей ладони. – Тебе суждено долголетие, – начала она.

– А красота? – шаловливо перебила ее Коринна. – Сохранит ли донья Эмбер свою прославленную красоту?

Я заметила, что местные дамы, по-испански скованные на людях, становились веселыми и даже озорными в своей компании в патио. Вероятно, эту испанскую черту Коринна восприняла от матери.