Оксана Демченко - Докричаться до мира

• Название: Докричаться до мира
• Автор: Оксана Демченко
• Жанр: Фэнтези

Они готовы на все ради обретения свободы. Ведь волвек создан совершенным — его когти остры, мышцы неутомимы, реакция безупречна. Опять же, два облика и полноценный разум… А еще и вожак, прекрасно знающий, куда вести свою стаю и ради чего умирать.

Им не хватало совсем немногого, чтобы осознать себя единым целым и понять более важное: ради чего стоит жить. Это знание они получили от самого слабого ибеззащитного существа в стае. От человеческой женщины, сумевшей видеть не только внешность волвеков-желтоглазых, могучих и опасных — но и их души, живые и готовые дарить тепло.

Теперь они смогут докричаться до мира, обретут свою долгожданную свободу. И горе тем, кто попытается им помешать.

---

Второлунье не любил и не любит ни один волвек — тревожное время, смутное и невнятное. Плоский свод блеклого неба давит на спину, угрожает, вздыбливает шипастый мех загривка, заставляет до предела выпускать когти, словно сама земля может вдруг встать на ребро и сбросить в холодную пустоту небрежного и невнимательного к ее дурному настроению путника. Так никогда не случалось, и причин нервничать нет, — как нет и покоя. Впрочем, сегодня последний день второго восьмика в этом облике, завтра домой.

Прозрачные глаза на миг вспыхнули теплым золотом. Всю прежнюю жизнь — почти три восьмика лет до того памятного дня — он оставался безразличен к месту обитания.

В любом облике волвек для вечных лишь вещь, с рождения сросшаяся с обручем контроля, послушная и неодушевленная. Он из стабильной серии «йялл», так они говорили, и он отменно здоров, силен и хорош по данным тестов. Поэтому все еще жив, хотя обычные для «разведения породы» два щенка уже наверняка получены, нестабильных и просто слабых одногодков давно забрали вниз, на уровни, откуда никто прежде не приходил назад. А вот «йялл-2/7» продолжает жить, он по-прежнему интересен хозяевам.

Было время, он бунтовал, искал выход, ненавидел, отказывался от пищи. Давно, когда он еще не знал, что выхода из купола нет и быть не может.

Понять внутреннее устройство стаи вечные не могут, но вожаков отличают, весь первый восьмик в иерархии стаи у них на особом учете. Самые чуткие, умные и сильные, хранящие память и работающие над новым знанием. Для хозяев, впрочем, вариант разделения попроще: умеренно агрессивные, отдающие команды, занимающие лучшие места и явно «доминантные», есть у вечных такое слово. Признаки отнесения к вожакам известны, и волвеки дают возможность себя отчетливо классифицировать.

Это почти игра — кто кого обучит. Едва ли хозяева наверняка знают, что он — именно Третий, и точно не понимают, что это означает.

Он — вожак, и потому бунты ему прощали, самостоятельность и дерзость допустимы для его породы, так они считают. Это тоже игра: кое-что можно простить, а за другое — наказать. Или даже хуже. Ему однажды показали, что там, за кромкой купола, для него нет ни свободы, ни жизни. Выбросили, столкнув со скользкого металла опускающейся двери ползучего загона: двуногого, голого и разом оледеневшего от холода. И Третий корчился, не в силах вдохнуть, отравленный и жалкий. Защитная реакция организма на опасные внешние условия стремилась запустить трансформацию. Это недавняя новая способность — менять облик бессознательно, для спасения жизни. Ведь волком он в пустыне жить может достаточно долго, но он сопротивлялся из последних сил, отчаянно цепляясь за обрывки сознания. Вечные уверены, что для смены облика необходим «волчий сок». И это их заблуждение должно оставаться незыблемым, оно дает волвекам дополнительный шанс. Особенно потом, когда стая накопят знания и займется хозяевами всерьез.

А вечные, с головой одетые в странные вторые шкуры, здоровые и бодрые, смотрели и смеялись. Потом подцепили крюком, разрывая спину и ребра, втащили назад.

Больно, унизительно, безнадежно. Отметина так и осталась, зарастала она очень трудно, много хуже прочих.

Вне купола воздух редок и ядовит, он запомнил навсегда. Сжался в комок на дне повозки, привычно закрывая голову от ударов. Они, впрочем, чаще целили в свежую рану на спине: помни, ты ничто, ты целиком наш.

Мучительнее крюка, яда и бессилия тогда оказался свернувшийся до крошечных размеров мир их полного господства. Он лежал, задыхался от боли осознания: все бесполезно, потому что безвыходно. Пригоден для жизни только купол, а в куполе — вечные, одолеть которых невозможно. Они сидят шепотком в сознании, отслеживая его действия. Они обручем давят на череп с первого мгновения, когда он себя осознал. Они могут приказать без слов — и тело подчинится им, а не ему. Хозяева способны наказать болью, поощрить еще более мерзким тупым удовольствием. Когда он отказался есть, они заставили тело жрать до рвоты и снова смеялись — они находят корчи своих вещей забавными.

А «вещи» учились и ждали своего дня.

Загон он назвал домом, когда получил полвосьмика лет назад новую самку. Прежних сейчас и не вспомнить — после особого сорта волчьего сока, которым поили, отсылая в их загоны, и не такое забывается, да и были они обычные. Из дикой породы — «низшие» — как говорили хозяева. Женщин среди стабильных почему-то не рождалось и, кажется, это устраивало вечных. Волчицы, изредка приводимые в стаю, не в счет — совсем бессознательные, глухие к голосу и прикосновению чутья, глупые, контролируемые обручем в каждом действии, пахнущие зверем, примитивные.

А новая — из резерва, так пояснил вечный своему сменщику, вталкивая девочку в загон. Ее привели на поводке, — зареванную, тихую после их уколов и невозможно маленькую, почти на две головы ниже йалла-2/7. Он сперва удивленно приметил пару свежих швов — на виске и шее. И, конечно, отсутствие обруча. А еще забавный густой мех, совсем как у хозяев, но гораздо длиннее, на голове малышки. У него в двуногом облике такого нет, у хозяев есть и вроде бы зовется — «волосы».

Удивительные. Третий чуть поворачивал голову, ловя их меняющийся непрерывно оттенок. Как лунная рассветная радуга. «Радуга» — слово из чужого и прекрасного мира, тогда он еще не знал этого слова, такого замечательного и приятного.

Единственного в языке людей, сполна соответствующего волчьему зрению. Как-то, еще совершенным щенком, он нашел местечко близ кромки купола, где из глубокой трещины пустыня выдыхает пар. Сам нашел, потом показал Первому. Вожак позвал стаю. Они сидели и смотрели, шалея от красоты танцующих бликов. Через час примчались вечные и взялись разбираться в «аномальном поведении подопытных». Им потребовался прибор размером с трех Йяллов, чтобы рассмотреть радугу. Без него говорили, что там «неприметный белесый туман». Слепые уродцы.

Небось, и эти волосы считают белесыми. Третий вздохнул, снова чуть переместился.

Заставил себя прекратить пялиться на красоту — и изучать важное. Сразу осознал, что у странной малышки нет второго, волчьего, облика.

Вечный грубо полез в его голову, приказывая беречь самку.

Вообще-то Третий, как и все, называемые «стабильными», давно освоил речь. Ее значение собирали и наполняли пониманием смысла по крохам такие, как он, — вожаки, — много поколений, передавая знания изустно и от сознания к сознанию.

Освоили со временем порог чувствительности приборов вечных, ниже которого звук слышит только волвек, и научились разговаривать неприметно для хозяев. Они многому научились. Стая — единый организм, целиком она может куда больше, чем любой в отдельности волвек. Вожак вожаков — Первый — умеет полнее всех собирать опыт и изучать его. Лучшие из таких некогда научились слушать образы из сознания вечных — и дело пошло. Сперва они узнали самые простые звуки и собрали в слова, выучились строить их в ряд. Потом выведали более сложные, освоили счет. Третий знал семь из восьми слов в речи хозяев. Понимал — шесть. «Прибор», «импульс» и подобные им — пока оставались знакомыми наборами звуков. Приборы были разные, он их видел и осознавал, но из ряда прочих не смог бы выделить, а тем более — правильно использовать. Этому научатся другие, после него. Всему свое время. За память и речь в стае отвечает всегда Второй, воспитатель. Во многих случаях для младших он важнее Первого — советчика и слушателя.

У волвеков благодаря усилиям вожаков три признанных способа общения. Примитивный — жестами, рыком и движением — принятый в «стае», ведомый хозяевам. Основной — мысленный, чтобы делиться эмоциями и картинами, окликать и командовать. И, наконец, словесный, перенятый у самих хозяев, но используемый лишь с большой осторожностью или в глухое второлунье. О двух последних хозяева практически ничего толком не знают, кто им станет сообщать такое? А уж найти в загонах места, где их не слышат вездесущие уши и не видят механические глаза вовсе просто — до тех пор, пока волков считают тупыми зверями, конечно.

Очень давно один из его предков, он был Пятым среди вожаков, Испытателем, попробовал с разрешения братьев говорить с вечными. Тогда еще казалось, что их считают зверями по ошибке.

Нет.

Пятого убили на месте, едва осознав в нем то, что хозяева зовут интеллектом или разумом. А еще наверх никогда не поднялись оба его щенка, волки не могут ошибиться в опознании своих и чужих детей. После этого случая вечные долго проверяли всех остальных взрослых на наличие зачатков разума, который, судя по разговорам наблюдателей, относился к числу весьма вредных и даже опасных признаков, усложняющих работу над «Проектом». И волвеки усвоили: надо оставаться с виду достаточно глупыми.

Потому каждый раз отдавая приказ, хозяева ломятся в сознание, болезненно и убого транслируя туда примитивные картинки. Они вообще крайне слабо владеют мысленным общением. Но считают, что волвеки не могут и того.