Пэлем Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер

• Название: Том 5. Дживс и Вустер
• Автор: Пэлем Вудхауз
• Издательство: Остожье
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-86095-120-5

Главные персонажи предлагаемого цикла романов П. Г. Вудхауза (всего их полтора десятка и мы планируем публикации по мере готовности) — премудрый книгочей слуга Дживс и его дурашливый великосветский хозяин Берти Вустер — традиционная комическая пара, вроде Дон Кихота и Санчо Пансы, но наоборот.

Они как могут и понимают оказывают помощь ближним, попадая в разные смехотворные передряги, и неутомимо отстаивают старый сказочный мир, мир доброты и верности.

---

Он не ошибся. Я внимательно прочитал его творение и пришел в восторг. Если это еще не самый лучший образчик, то какими же должны быть самые лучшие? Не приходится удивляться, что Гертруда Винкворт, получив и проштудировав всю серию, начала проявлять признаки неустойчивости. Бывают письма, которые сеют в душе сомнение: нельзя ли было вот эту мысль выразить несколько точнее, а этот образ передать немного ярче? А бывают другие, которые прочтешь и говоришь себе: «Как раз то, что надо. Не будем менять ни слова». Письмо, которое мне дал Китекэт, бесспорно относилось ко второй категории.

Для описания случая с понесшей лошадью он подобрал самый подходящий, скромный тон, дитя, которое шепелявит, вышло просто бесподобно. Оно выдвинулось на авансцену и всюду подворачивалось под ноги, как порезанный палец, что придавало единство действия всему эпизоду. Ну, а что до нежных моментов — он де беспрерывно тоскует по Мадлен, и как бы хорошо было, окажись она здесь, чтобы он мог заключить ее в свои объятия, и т. д. и т. п. — тут он был выше всяких похвал.

Я списал всю эту чертовщину, упихал в конверт и отволок на почту. И только-только он шлепнулся на дно почтового ящика, как меня окликнуло мелодичное сопрано. Я оглянулся: ко мне подгребала Тараторка.

ГЛАВА 12

Я взыграл душой, ведь как раз Тараторка и была мне нужна. Я ухватил ее за локоть, чтобы она не вздумала вдруг ускользнуть, это у нее всегда так ловко получалось.

— Таратора, — сказал я, — мне надо провести с тобой длинный доверительный разговор.

— Не про Голливуд?

— Нет, не про Голливуд.

— Слава Богу. А то про Голливуд я, по-моему, сегодня больше не могла бы произнести ни слова. Я бы ни за что не поверила, — тут же продолжила она эту тему, беря разговор в свои руки. — что кто-нибудь, кроме Луэллы Парсонс и Гедды Хоппер,[76] так разбирается в киномире, как миссис Клара Велбелавед. Она знает на эту тему гораздо больше, чем я, а я уже без малого два года вращаюсь в киношных кругах. Ей точно известно, кто сколько раз разводился и почему, и какие сборы дала каждая картина за последние двадцать лет, и сколько всего братьев в компании «Уорнер бразерс». Она даже знает, сколько раз женился Арти Шоу,[77] хотя этого, держу пари, он и сам не мог бы сказать. Меня она спросила, была ли я тоже замужем за Арти Шоу, я ответила нет, но она решила, что я шучу или что я выходила за него, сама того не сознавая. Я попыталась ей втолковать, что можно работать в Голливуде и не выходя замуж за Арти Шоу, это дело добровольное, но, по-моему, убедить ее мне не удалось. Потрясающая старуха, только немного утомительная на третьем часу общения. Ты вроде сказал, что хочешь поговорить со мной о чем-то?

— Да.

— Ну, так что же не говоришь?

— Потому что ты не даешь слово вставить.

— Я тебя заговорила? Прости, пожалуйста. Что у вас на уме, мой король?

— Гасси.

— Финк-Ноттл?

— Он самый. Финк-Ноттл.

— Достойнейший из людей.

— Бестолковейший из людей. Послушай, Тараторка, я только что разговаривал с Китекэтом…

— И он сказал, что в ближайшее время уговорит Гертруду Винкворт бежать с ним и обвенчаться?

— Да.

Она злорадно усмехнулась, как одна из тех женщин в Ветхом Завете, которые занимались тем, что вбивали людям колы в головы.[78]

— Я жду, когда это наконец случится, — произнесла она. — Хочу посмотреть, какое лицо сделается у Эсмонда, когда он узнает, что его Гертруда сбежала с другим. То-то смеху будет. Ха-ха, — добавила она в заключение.

Это «ха-ха», похожее на замирающей кряк утки, погибшей от несчастной любви, сказало мне все, что я хотел от нее узнать. Я убедился, что Китекэт поставил точный диагноз и правильно объяснил, почему его сестрица взялась обрабатывать Гасси. Мне ничего другого не оставалось, как немедленно посвятить ее в тайну. Я похлопал ее по плечу и выложил своевременное словцо.

— Тараторка, — говорю, — ну и тупица же ты. У тебя насчет этого Хаддока совершенно неверная информация. Он совсем не влюблен в Гертруду Винкворт. Да пусть бы она подавилась рыбьей костью, он все равно не взглянет в ее сторону, разве только чтоб выразить родственное участие. Путеводная звезда его жизни — ты.

— Что-о?

— Я знаю это с его собственных слов. Он был тогда немного в подпитии, но так даже еще убедительнее, потому что, ты же знаешь, in vino, это самое, забыл, как там.

Взор ее посветлел. Она сглотнула.

— Он так и сказал, что я — путеводная звезда его жизни?

— И еще вставил «по-прежнему» перед «путеводная». «Имейте в виду, — произнес он, подливая себе портвейну, которым был уже полон по уши, — хоть она и дала мне от ворот поворот, а все же она по-прежнему путеводная звезда моей жизни».

— Берти, если это розыгрыш…

— Да нет же!

— Надеюсь, что нет, иначе я нашлю на тебя проклятье Перебрайтов, а это такое страшное проклятье, что тебе не поздоровится. Расскажи мне остальное.

И я рассказал ей остальное. Я все ей рассказал. Выслушав мой рассказ, Тараторка расхохоталась, как гиена, и в то же время — барышень ведь никогда не поймешь — уронила две или три жемчужные слезинки.

— Надо же ему было выдумать эдакую чепуху, вот дурашливый барашек! — еле выговорила она, намекая на блестящую мысль, которую Эсмонд Хаддок подхватил в бейсингстокском кинозале. — Дурашливый такой барашек.

Едва ли я сам воспользовался бы для Эсмонда Хаддока таким определением, как «дурашливый барашек», но я не стал с ней спорить, потому что это не мое дело. Хочет здоровенного парня, имеющего грудь сорока шести дюймов в обхвате и мускулы как стальные змеи, считать барашком, — пусть считает на здоровье. Моя задача — начав доброе дело, довести его до конца.

— В данной ситуации, — говорю я, — ты, может быть, рада будешь совету бывалого светского человека? Китекэту, похоже, удалось добиться отличных результатов на Гертрудином фронте исключительно с помощью сердечных излияний в письменной форме, и я тебе рекомендую сделать то же самое. Напиши Эсмонду Хаддоку любезное письмишко, что, мол, так и так, ты тоскуешь по нем дни и ночи напролет, и он перекроет мировой рекорд в спринте, примчавшись в дом священника, чтобы заключить тебя в объятия. Он только и ждет, чтобы ему дали зеленый свет.

Тараторка покачала головой.

— Нет, — вздохнула она.

— Но почему же?

— Потому что мы опять окажемся перед той же проблемой.

Я, естественно, понял, о чем она.

— Я знаю, что тебя беспокоит, — говорю. — Ты имеешь в виду его гражданское непротивление теткам. Так вот, позволь тебя заверить, что и эту небольшую закавыку скоро удастся преодолеть. Слушай. Эсмонд Хаддок будет петь на концерте охотничью песню, слова его тети Шарлотты музыка тети Мертл. Ты с этим спорить не станешь?

— Пока все верно.

— Ну, так представь себе, что эта охотничья песня будет иметь бешеный успех.

И я в нескольких точных выражениях передал ей не лишенную правдоподобия теорию Дживса.

— Поняла? — сказал я в заключение. — Одобрительные вопли толпы часто действуют как мощное возбуждающее средство на личностей с комплексом неполноценности. Их только расшевели — например, свистом в два пальца и криками «бис!», когда они исполняют охотничьи песни, и они просто преображаются. Дух окреп. Хвост пистолетом. И на угнетателей, перед которыми они привыкли пресмыкаться, они смотрят как на пыль под колесами собственной боевой колесницы. Если Эсмонд Хаддок сорвет такую овацию, на которую я рассчитываю, то оглянуться не успеем, как егс тети, чуть только он взглянет на них искоса, будут со всех ног карабкаться на деревья и подымать за собой мосты.

Красноречие мое возымело действие. Тараторка заметно встрепенулась и пробормотала что-то насчет уст младенцев, тут же объяснив, что это она не сама выдумала, а слышала от дяди Сиднея. Я же в ответ объяснил ей, что не лишенная правдоподобия теория, которую я ей только что изложил, тоже не моя, а принадлежит Дживсу. Так мы оба воздали должное по заслугам.

— По-моему, Берти, Дживс прав.

— Еще бы не прав! Дживс всегда прав. Не первый случай. Ты знаешь Бинго Литтла?

— Мы с ним здороваемся, но не больше того. Кажется, он женился на какой-то писательнице?

— На Рози М. Бэнкс, авторше романов «Мервин Кин, клубный завсегдатай» и «Всего лишь фабричная девчонка». И союз их был благословен свыше, в свой срок к их рядам примкнул здоровенький младенец. Вот об этом младенце и пойдет дальше речь. С тех пор как ты последний раз видела Бинго, миссис Бинго, употребив свой немалый вес в издательских кругах, раздобыла для него место редактора журнала «Клопунчики», предназначенного для дома и семьи. Работа очень хорошая во многих отношениях, один только недостаток — платили там меньше, чем хотелось бы. Владелец журнала, некто П. П. Перкисс, оказался редкий сквалыга, у таких в кошельке моль свивает гнезда и выводит потомство. И Бинго постоянно старался выцыганить у этого скупердяя прибавку к жалованью. Все пока ясно?