Евгений Федоров - Большая судьба

• Название: Большая судьба
• Автор: Евгений Федоров
• Жанр: История

---

Становилось радостно при мысли о том, что впереди ждет неизвестное и заманчивое: самостоятельная жизнь, увлекательная работа, о которой он так мечтал; что навсегда уйдут в прошлое скучные уроки - фехтование, танцы, катехизис, латынь, отрывавшие время от любимых занятий по металлургии.

Обо всем этом недавно только мечталось, так опостылели стены корпуса, но вот сегодня, сейчас, когда подошло время покидать корпус, сердце Аносова тоскливо сжималось при мысли, что больше он никогда-никогда не возвратится сюда! Никогда он не сядет за учебники, не подойдет к школьной доске и не будет с таким огромным нетерпением ждать субботы, чтобы пойти в отпуск к знакомым. Всё, что происходило в корпусе за семь лет учения, неожиданно повернулось к нему новой, привлекательной стороной. Стало жаль покидать сделавшийся родным Горный корпус, преподавателей и расставаться с товарищами. Даже город с вечно хмурым, серым небом, моросившим дождем и пронизывающими туманами сегодня выглядел иначе: Петербург под утренним солнцем вставал над широкой рекой обновленным и чудесным. Сегодня всё, всё выглядело светло и радостно! Нева, серебрясь под солнцем, величаво текла в гранитных берегах. Воздух был необычайно прозрачен и свеж. Высокое нежно-бирюзовое небо простиралось над столицей. В садах и скверах неподвижно застыла листва, чуть тронутая легкой позолотой, но, кроме этого, ничто не говорило о надвигающейся осени. Август в этом году выдался солнечный и тихий.

Миновав деревянный Исаакиевский мост, Аносов ускорил шаги, и вскоре перед ним встал знакомый фасад Горного корпуса. Когда-то некрасивые, разбросанные в беспорядке здания чародей-зодчий Воронихин превратил в стройное художественное целое, поражающее своей красотой. На Аносова всегда особенно сильное впечатление производил фасад корпуса. К Неве спокойно спускалась широкая гранитная лестница пристани, последние ступени которой часто заливала невская вода. Прямо перед лестницей поднимался высокий фронтон, лежащий на двенадцати строгих колоннах, вырастающих без цоколя. Здесь всё было соразмерно и создавало впечатление гармонической тяжести. Здание всем своим видом, пропорциями и профилями как бы символизировало трудности горного дела, которому призваны будут служить питомцы Горного корпуса.

Аносов неторопливо поднялся по лестнице в прохладный вестибюль. У швейцарской его встретил служитель Захар, отставной гвардеец с внушительным лицом и седыми баками. Он, как показалось Аносову, грустно посмотрел на унтер-офицера. Обычно Захар не отличался словоохотливостью: был строгий, исполнительный служака, и по утрам, когда над крышами только-только занимался скудный северный рассвет, бил на барабане побудку. Юноша с улыбкой посмотрел на старика и обронил:

- Ну, отслужил твой барабан для меня свою службу!

- Что верно - то верно! - согласился Захар. - Уедете и забудете нашего брата. В большие люди выходите!

- Что ты, Захар, разве можно забыть! - с искренним сожалением отозвался Аносов. - Не раз вспомню!

- В народе так поется, - тихо и добродушно отозвался служитель:

Отломилася веточка

От кудрявого деревца,

Откатилося яблочко

От садовой яблоньки...

Захар грустно посмотрел на юношу, пыхнул дымком из коротенькой глиняной трубочки и душевно вымолвил:

- То-то же, не забывайте нас. А в жизни и труде берегите простых людей, Павел Петрович; они всегда будут вам верными помощниками.

- Спасибо за совет! Эх, Захар, Захар, если бы ты знал, как жалко мне покидать тебя!

- Ну уж и жалко! Тоже скажете! - просиял служитель и кивнул в сторону классов: - Суматоха кругом! Велик будет праздник, и съезд ожидается большой!..

Аносов пошел дальше. Гул и звонкие голоса наполняли залы. Вот уже много дней с утра и до поздней ночи здесь кипело оживление: везде красили, чистили, мыли. В учебных залах учили танцевать, маршировать, петь, фехтовать. Корпусный капельмейстер Кудлай, тонконогий и перетянутый в талии словно оса, со встрепанными волосами, то хватался за голову и горестно раскачивал ею, то громко взвизгивал:

- Не так! Не так! Ах, боже мой, что я с вами буду делать!

Завидев Аносова, он закричал:

- Иди, иди сюда! Ты нам нужен!

Но Павел знал, что сейчас начнется самое скучное: длинный тощий кадет Бальдауф должен читать свои стихи. Аносов промчался мимо распахнутой двери и юркнул в спальную камеру. Тут в проходах между койками расхаживали с озабоченным видом его товарищи - выпускные унтер-офицеры. Видно, и они переживали свое предстоящее расставание с корпусом. Высокий громкоголосый Алеша Чадов выкрикивал фразы из речи, которую собирался произнести при вручении ему аттестата. Со стороны он очень походил на рассерженного индюка.

Навстречу Аносову бросился широкоплечий унтер-офицер Илья Чайковский.

- Павлуша! - обрадованно закричал он. - Где ты бродишь? Ты ничего не знаешь! Мы поедем на Урал! На Урал! - взволнованно повторил юноша и хлопнул друга по плечу.

- Не может быть! - засиял Аносов. - Это счастье. Я всегда мечтал о горном деле!

- Но там глушь; и это после Санкт-Петербурга! - лукаво заметил Чайковский.

- Разве ты недоволен? - удивленно спросил Аносов.

- Нет, я очень и очень доволен, милый мой! - улыбнулся кадет и обнял друга за плечи. - Я все эти годы мечтал о российских просторах, о суровых горах и дремучих лесах. Часто во сне вижу себя кладоискателем. Знаешь, Павлуша, мы, как волшебники, будем открывать сокровища. На Каменном Поясе, в скалах, - огромные подвалы, мы подходим к мшистым камням и говорим вещее слово: "Сезам, отворись!". Перед нами распахиваются недра и, смотри, сколько богатств в них! - Юноша мечтательно вскинул голову и посмотрел на друга.

- Вижу их, вижу эти сокровища! - весело подхватил Аносов. - Вот железо - из него будут ковать плуги и мечи. А вот камни-самоцветы. Так и горят, так и переливаются огнями. Любуйся: тут рубины, сапфиры, яхонты, вишневые шерла*, а вот аметист, горный хрусталь. Много есть диковин на Урале. Есть там целые горы из железа и медной руды. И платина, и золото! Дивен Урал!

_______________

* Ш е р л - разновидность турмалина (ценного минерала.).

Чайковский улыбнулся другу:

- В давние годы русский рудознатец Ерофей Марков впервые в нашей земле, на Урале, отыскал золото. И Михайло Васильевич Ломоносов воздал сему должное; так возрадовался, что оду написал. Послушай:

И се Минерва ударяет

В верьхи Рифейски копием,

Сребро и злато истекают

Во всем наследии твоем.

Плутон в расселинах мятется,

Что Россам в руки предается

Драгой его металл из гор,

Который там натура скрыла...

- Рифеи - так в древние времена наш народ величал Урал. Ломоносов верил, что русские не в сказке, а въяве добудут богатства из недр земных на удивление всему свету и на устрашение врагам России!

Аносов ласково обнял друга за плечи. Заглядывая Чайковскому в глаза, сказал сердечно:

- Илюша, прекрасны твои слова. Ломоносов - наша краса и гордость! Мы все пойдем по его пути! Он написал для нас, русских металлургов, свои "Первые основания металлургии, или рудных дел". Это - евангелие для российских горщиков. Только Михайло Васильевич создал подлинную науку о недрах, как и где находить металлы и минералы!..

- Врешь, Аносов! - резким голосом закричал долговязый, с белесыми глазами кадет. - Врешь! - зло повторил он. - Ничего ваш Ломоносов не создал. Он сам учился в нашем Марбурге!

- Эк, куда хватил! - усмехнулся Чайковский и горячо продолжал: Эдуард, как тебе не стыдно, ты говоришь неправду! Великий русский ученый Михайло Васильевич Ломоносов многое дал науке!

- Верно, верно, Чайковский! - подхватили кадеты.

- Во-первых, я не просто Эдуард, а фон Гразгор, и мой дедушка в Прибалтике имел собственный фамильный замок. Во-вторых, за дерзость я приглашаю вас драться на шпагах! - крикнул долговязый кадет.

- Погоди, лозоискатель, никто с тобой драться не будет! - усмехнулся Аносов. - Величие Ломоносова доказано великой любовью к нему нашего народа!

- Ты не смеешь меня звать лозоискатель! Я буду настаивать на вызове! - побагровел фон Гразгор.

- Не шуми! Сам знаешь, братец, - где, как не у вас, отыскивают руды лозой! - спокойно сказал Чайковский, и на лицах столпившихся кадет заиграли улыбки. - Разве тебе не известно, дорогой, что ваши горные ученые берут ореховый прут-вилку и, пользуясь колебанием сего зажатого прута, ищут месторождение руды? Погоди, впрочем; о сем сказано и у Ломоносова... Павлуша, дай-ка мне! - он взял у Аносова книгу. - Послушайте, братцы! обратился он к товарищам и с легкой иронией стал читать:

- "Немало людей сие за волшебство признают, и тех, что при искании жил вилки употребляют, чернокнижниками называют. По моему рассуждению, лучше на такие забобоны или, прямо сказать, притворство не смотреть, но вышепоказанных признаков держаться, и ежели где один или многие купно окажутся, тут искать прилежно". Вот что с Запада занесли горные мастера, лозовую вилку, а Михайло Васильевич Ломоносов завещал нам тщательно наблюдать окраску воды, цвет земли, характер растительности, обломки камней при ручьях и реках. Он сказывает в сем труде: "Ежели тех камней углы остры и не обились, то можно заключить, что и сами жилы неподалеку". Вот оно как!