Андрей Сахаров - Степан Разин

• Название: Степан Разин
• Автор: Андрей Сахаров
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Личность Степана Разина всегда привлекала внимание многих художников, писателей, музыкантов. О Степане Разине сложены легенды, написаны романы и повести, поставлены кинофильмы.

Книга историка и публициста Андрея Сахарова воссоздает атмосферу того времени, когда жил и действовал Степан Разин, повествует о первых шагах на дипломатическом и военном поприще, которые были сделаны Разиным.

Основываясь на новейших документальных материалах, используя сохранившиеся народные песни и рассказы о Разине, автор показывает незаурядный характер крестьянского вожака, его организаторский талант, мужество и отвагу, ненависть к угнетателям — те качества, которые способствовали выдвижению Разина в руководители широкого крестьянского восстания.

---

— Как вы, детушки, думаете: куда нам теперь идти?

— Мы и сами не знаем. А Ваше величество куда изволите думать?

— Я думаю идти вниз по Волге и, собрав на ватагах хлеба, пробраться к запорожским казакам. Там близко есть у меня знакомых два князька. У одного наберется тысяч с семнадцать, а у другого тысяч с десять. Они за меня верно вступятся.

— Нет, воля ваша, хоть головы рубите, а мы не пойдем в чужую землю. Что нам там делать?

— Ну а куда же вы думаете? Мы пойдем в Сибирь, а не то в Калмыцкую орду.

— Нет, батюшка, мы и туда не ходоки с Вами. Куда нам в такую даль забиваться! У нас здесь отцы, матери и жены. Зачем идти в чужую землю?

— Ну так куда же вы посоветуете?!

— Пойдем вверх по Волге, — предложили Творогов и Чумаков, — и будем пробираться к Узеням. А там уже придумаем, что делать.

— Но там трудно будет достать хлеба. И есть опасность от воинских команд.

Несмотря на сомнения Пугачева, его нежелание, даже недовольство, казаки упрямо твердили о своем. Сумели настоять. Емельян опять не мог не согласиться. Трудно сказать, представить, что делалось в эти дни в душе его, томимой, несомненно, тяжелыми предчувствиями. Холод безысходности, вероятно, подползал, как змея, к сердцу, и, как ни пытался этот смелый и отчаянный человек отогнать его, отдалить неминуемое, из этого ничего не получалось.

Наутро двинулись по степи вверх по Волге, потом повернули на восток, к Узеням. Не было ни воды, ни хлеба.

— Куда вы меня ведете? — спрашивал Пугачев. — Люди и лошади помрут без воды и хлеба.

— Мы, — отвечали Творогов и Чумаков, — идем на Узени.

— Я степью идти не хочу. Пойдем к Волге. Пусть там меня поймают, да все-таки достанемся в руки человеческие. А в степи помрем как собаки.

Часть людей повернула к Волге, другие продолжали идти степью. Заговорщики по пути продолжали свою работу — уговаривали одних, изолировали, удаляли других — тех, кто был предан Пугачеву. Несколько дней блужданий по степи, без хлеба и воды, под свист ветра и снега окончательно всех вымотали. Наконец добрались до Узеней. Остановились на ночлег. Двое казаков, Ба-калкпв и Лепехин, отправились утром на охоту. Вскоре вернулись с известием: недалеко от их стоянки живут два старца в землянках. Пугачева это заинтересовало:

— Нет ли у стариков чего на пищу?

— Есть. Мы видели у них дыни и букву[33].

Емельян предложил поехать туда. Творогов и человек 20 других участников заговора с радостью согласились. Случай выпал для них удобный. Пугачев приказал оседлать себе лошадь из тех, что похуже.

— Что вы, — спросил его Творогов, — такую худую лошадь под себя берете? Неравно, как что случится, так было бы на чем бежать.

— Я берегу хорошую впредь для себя.

Он, несмотря на то, что не мог не чувствовать, предвидеть, что его ожидает, все-таки надеялся спастись, ускакать в час опасности от преследователей, карателей, которые обложили его со всех сторон. Именно отсюда исходила, по его убеждению, эта опасность. О том, что «впредь» придется спасаться, причем на хорошей, быстрой лошади, он и говорил откровенно и доверчиво Творогову, председателю своей Военной коллегии, доверял ему как одному из близких людей, соратников. Чувствуется, он не предполагал, не мог подумать, что от Творогова может исходить замысел измены.

Пугачев и его спутники поехали к старцам. Их землянки находились на другом берегу реки. Переехали ее, подошли к землянкам. Старцы охотно дали дыни и буквы, но на всех не хватило. По их разрешению казаки пошли к грядкам. У землянок остались Пугачев и главный заговорщики — Творогов, Чумаков, Федульев, Бурков и Железное. Первым завел речь Чумаков:

— Что, Ваше величество, куда ты думаешь теперь идти?

— О чем ты спрашиваешь? Ведь у нас выдумано, куда ехать: на форпосты. Забрав с них людей, пойду к Гурьеву городку. Тут мы перезимуем. А как лед вскроется, то, севши на суда, поедем за Каспийское море и там поднимем орды.

Как видно, Пугачев, соглашаясь с казаками, все время думал о своем — как бы вырваться на новый простор. Перебирая все возможные варианты (уйти на Кубань или в Запорожье, в Калмыцкую орду или Сибирь, Туркменскую степь или далее в Персию), он снова и снова мечтает о том, чтобы продолжить борьбу, поднять на нее новых людей, степные «орды». Пытается увлечь оставшихся при нем людей, не понимая, что они ускользают из-под его влияния, уже встали на путь предательства, обещает помощь мифических «владельцев» и «князьков». Яицкие казаки, сопровождающие его, по-прежнему величают его «батюшкой», называют «Ваше величество», но повиноваться ему уже не хотят, ведут себя уклончиво. Но в то же время твердо гнут свою линию. Так и сейчас, в ответ на его речи о Гурьеве городке и поездке за Каспийское море, возражают вежливо (пока!), но твердо:

— Нет, батюшка. Воля твоя, а мы не хотим теперь воевать. Пойдем лучше в наш городок.

— Я в Яицкий городок не поеду. Ежели и вы на Яик поедете, так сами пропадете и меня погубите. А не лучше ли ехать назад и пробираться в Москву?

— Нет, государь! Воля твоя, а тому не бывать.

— Полно, не лучше ли, детушки, оставить поездку в городок?

— Нет, нельзя. Нам некуда теперь больше ехать.

Твердый тон казаков, их решимость сделать по-своему, несмотря на доводы Пугачева, наконец-то открыли ему глаза. Продолжая их уговаривать, он то краснел, то бледнел. Они же стояли на своем. Емельян опять принужден был уступить:

— Ну, воля ваша, поедем. Коли нас там примут, то останемся. А коли не примут, так пойдем мимо.

— Как не принять! — сказал Чумаков. — Ваше величество, пора ехать в стан.

Наступал решительный момент. Казаки тоже, вероятно, видели, что Пугачев догадывается об их умысле. Они спешили совершить задуманное — вернуться через реку к лошадям и там связать Пугачева. Так и получилось — Емельян, Чумаков и несколько других переехали первыми. Когда подъехали Творогов и остальные, Чумаков держал под уздцы лошадей — Пугачева и свою. Все окружили Емельяна, когда он хотел садиться на лошадь. Федульев закричал Бурнову:

— Иван! Что задумали, то затевай — сними с него саблю!

Бурнов схватил Пугачева за руки выше локтей.

— Что это… Что вы выдумали?! — Побледневший Пугачев говорил неровно, с перерывами, голос его дрожал. — На кого вы руки поднимаете?!

Казаки в ответ закричали наперебой:

— А вот что! Ты отдай нам свою шашку, ножик и патронницу!

— Мы не хотим тебе больше служить и не хотим больше злодействовать!

— Довольно и так за тебя прогневали бога и матушку милостливую государыню!

— Много пролили мы крови человеческой и лишились сами отцов, матерей, роду и племени!

Пугачев продолжал уговаривать их:

— Ай, ребята, что это вы вздумали надо мною злодействовать?! Ведь вы только меня погубите, а и сами но воскреснете. Полно, не можно ли, детушки, это отменить? Напрасно вы меня губите.

— Нет! Нет! Не хотим более проливать крови! Мы повезем тебя прямо в городок. Если ты подлинный государь, то тебе нечего бояться. Ты там себя и нас оправишь. А что до нас касается, то воля матушки нашей всемилостивейшей государыни: что изволит, то и сделает с нами. Хотя всем нам головы перерубят, только мы тебя не упустим. Полно уже тебе разорять Россию и проливать безвинную кровь!

Изменники, в свое время примкнувшие к Пугачеву в надежде, что он, став императором, утвердит их сословные права, год спустя кричат ему в глаза о «матушке», «всемилостивейшей государыне», которая-де вольна с ними сделать все, что захочет. Втайне они, конечно, надеются получить от нее свои тридцать сребреников; поэтому так и стараются не упустить самозваного «государя», чтобы, выдав его палачам, купить себе прощение. Тысячи и тысячи пугачевцев без колебаний отдали жизнь за народное дело. Эти же Иуды думали только об одном — как бы спасти себя. Тех же, кто мог им помешать, например, Кинзю Арсланова и других, оставшихся до конца верными Пугачеву, они постарались загодя оторвать, отодвинуть от него.

Заговорщики с Пугачевым возвращались в свой лагерь. Не доезжая до него, остановились. Пугачева держали на лошади, стерегли его Железнов и Астраханкин, тоже на лошадях. Чумаков отделился от всех и, очевидно, по их поручению, приехал в стан, объявил об аресте «государя» всем, кто там оставался. Они восприняли известие спокойно, как о том свидетельствует разговор Чумакова с Фофановым:

— Мы государя арестовали и хотим везти в Яицкий городок; так ты к нему не приставай.

— Куда другие, туда и я. Куда команда пойдет, туда и я с нею.

Вся «команда» с Пугачевым переправилась через Узень, чтобы ехать к Липкому городку. Пугачев подозвал к себе Творогова. Они отъехали в сторону, и Емельян начал его уговаривать:

— Иван! Что вы делаете? Ведь ты сам знаешь божие писание: кто на бога и государя руки подымет, тому не будет прощения ни здесь, ни в будущем веке. Ну что вам за польза? Меня потеряете и сами погибнете. Если я жив не буду, то сын мой и наследник Павел Петрович вам за меня отомстит! Полно! Подумайте хорошенько: не лучше ли кинуть это дело?