Мария Барышева - Последнее предложение

• Название: Последнее предложение
• Автор: Мария Барышева
• Жанр: Ужасы и Мистика

Главный герой по имени Роман, житель провинциального российского города, закован в броню иронии, жестко огрызается и выставляет иглы навстречу любому общению. По типу: «не троньте меня, вам же лучше будет». Он становится свидетелем нескольких необъяснимых смертей совершенно рядовых граждан своего города. Его, уволенного архитектора, нанимает водителем катера для экскурсий и пикников друг детства, бизнесмен, вернувшийся в родной город. Через какое-то время его катер фрахтует на неделю странная девушка. За ним пристально наблюдает инспектор уголовного розыска, подозревая, что неспроста Роман становится свидетелем загадочных и трагических проишествий. Сам Роман в каждом из этих проишествий видит странного светловолосого мальчика…

---

Он медленно отвернулся от этих лиц и этих взглядов — таких разных и таких одинаковых, крепко сжимая зубы и чувствуя, как просыпается в затылке знакомая и позабытая было боль. Где прежний Савицкий, куда он подевался — вместо него был кто-то невероятно усталый, старый и опустошенный, а это сейчас никуда не годилось.

— На третьем этаже кабинет — там вы найдете все, что вам нужно, — решительно сказала Рита — она напротив вдруг стала бодрой, посвежевшей. — Если кто-то захочет есть — кухня на первом этаже, берите все, что надо. Вы — мои гости, так что, извините за банальную фразу, чувствуйте себя, как дома. Идем, Рома, нам лучше сейчас их оставить — пусть люди хоть в себя придут…

Роман неторопливо двинулся следом за ней к двери, хотя в душе ему хотелось выбежать отсюда бегом и никогда больше не видеть ни одного из этих лиц. Уже переступая порог, он обернулся и весело произнес:

— Кстати, если кому-то все же вздумается меня умертвить — мало ли что, так личная просьба — без лишних увечий. У меня сегодня и без того был день повышенного травматизма — надоело, если честно.

Валерий вышел за ними, громко хлопнув дверью, и, не оглядываясь, пошел по коридору к лестнице с видом человека, который совершенно точно знает, куда ему надо идти. Роман хотел было окликнуть его, но не стал этого делать, подумав, что Нечаев все равно бы его не услышал.

Он взглянул на закрытую дверь.

За ней было очень тихо. И тишина эта отчего-то показалась ему намного хуже недавних разговоров. Намного страшнее.

В тишине слишком удобно думать.

И придумывать тоже.

* * *

Она шла впереди него, расправив плечи и горделиво вздернув голову с тяжело колышущимся золотом волос, словно неся на ней невидимый венец, — такая воздушная, грациозная, изящная, что Роман невольно залюбовался, и все мрачные мысли скромно отступили куда-то. Он вдруг осознал, что гордится ею — почему-то гордится — странное чувство, прежде неведомое. Глупостью было говорить самой, рассказывать все, выступать навстречу их страху и злости — глупостью, предоставила бы лучше это ему, уж он бы что-нибудь измыслил, а так ситуация только осложнилась… но вздорная кошка не струсила, не спряталась, и он ею гордился. Странно, право же.

Но едва дверь спальни закрылась за ними, Рита покачнулась на ходу, вся как-то надломившись, споткнулась, и Роман, метнувшись вперед, подхватил ее на руки. Сейчас она оказалась такой неожиданно легкой, почти невесомой, что он испугался. Будто происшедшее выпило из нее все жизненные соки, оставив пустую оболочку. Отчего-то ему подумалось про Валессу, персонажа Токман, и Роман внезапно ощутил желание вернуться в покинутую гостиную и передушить веселых литераторов всех до единого.

Он уложил девушку на разворошенную кровать и склонился над ней. Расщелкнул заколку, и золотистые пряди рассыпались по подушке, затопив его руку мягкой волной. Глаза Риты неподвижно смотрели в потолок — под веками сейчас было тусклое, мертвое море, в чьих водах никогда не было жизни. Застывшее, усталое лицо казалось очень бледным и далеким, и когда ее губы шевельнулись, голос оказался тоже бледным и далеким.

— Рома, что теперь будет? Я не верю ему. И никому из них не верю. Я помню их вещи. Я их читала. Илья ничего… но остальные… они такие же ненормальные, как и я.

— Ты не ненормальная, — Роман погладил ее по щеке, но Рита тотчас же отвернулась, болезненно скривив губы. — Глупая, это да, но не ненормальная. Так что, женщина, сию же секунду оставь эти упаднические настроения. Все будет хорошо, все закончится… Ну чего я тебя все время утешать должен, а? Меня бы кто утешил! У меня болит голова и ужасное плоскостопие.

— Ты же в армии был, — Рита слабо улыбнулась.

— Ах, да, я забыл. Может, поспишь? Или поешь? Или попьешь? Принести?

— Не хочу я ничего, — ее голова слабо качнулась на подушке. — Разве что поспать… Когда ты будешь писать, Ром?

— Не знаю… скоро. Подумаю слегка… я ведь никогда раньше не творил, — Роман пожал плечами. — У меня в школе по сочинениям всегда тройки были.

— Но ты писал нам хорошие комментарии. Злые, но хорошие. Иногда очень мудрые.

— А я вообще очень мудрый тип, знаешь ли, — Савицкий подмигнул ей. — Знала б ты, сколько граждан бегают за мной с блокнотиками, записывая мои высокомудрые изречения, и Сократ с Платоном и прочими Шопенгауэрами роняют с облаков слезы зависти! — Роман подтянул одеяло, укрывая ее. — Спи. Я пока по дому пройдусь, посмотрю, что и как, да заодно Гая приведу — бедняга уже охрип от лая. Кстати, напиши ему записку что ли, мол, это ты меня прислала, чтоб он мне чего-нибудь не откусил.

— А ты изменился, Ромка, — вдруг очень серьезно произнесла Рита, глядя на него так, что Роману отчего-то стало немного не по себе.

— Да неужто? Надеюсь, не в лучшую сторону?

— А тебе бы этого страшно не хотелось, верно?

— Верно. Быть хорошим очень вредно для здоровья, — он наклонился ниже, прижав ладони к ее щекам. — Если я и изменился, так лишь только в том, что мне больше не хочется быть одному. Существовать в одиночку всегда было удобно… а вот, поди ж ты, не хочется больше. Такое горе!

— Ну, Савицкий, не сокрушайся. Уверяю тебя, что это не так уж плохо. И не бери в голову того, что оно о тебе говорило. Чушь это все! Мой брат никогда не разбирался в людях. Он даже в себе самом так и не смог разобраться. Ему ничего не было нужно кроме его книг… Я не знаю… он хуже токмановских упырих, он своими книгами пожирал живых людей… как теперь это делает с нами! Я сейчас не понимаю, как могла писать вместе с ним… совершенно не понимаю!

— Ладно, хватит терзаний! — Роман поцеловал ее дрожащие губы, испытывая большое желание завалиться вместе с нею в постель и послать все и всех в известные места. Пусть сами разбираются, коли так ухватились, пусть Лозинский витает, как ему вздумается, а Таранов, коли сочтет нужным, всех перестреляет — в конце концов, как начальник охраны, действительно имеет полное право. — Отправляйся-ка в анабиоз, а я пойду… Я недолго.

— Это несправедливо! — вдруг воскликнула Рита, выворачиваясь из его рук и вскакивая, так что золотистые пряди мягко шлепнули его по лицу. — Несправедливо, что ты должен разгребать то, что я затеяла!.. Почему я ничего не могу сделать?!

Она метнулась к небольшому шкафчику, выдернула ящик, и тот с грохотом повалился на пол, рассыпая свое содержимое. Ее прыгающие руки зашарили среди барахла, ища что-то. Роман подскочил к ней, но Рита, уже отыскавшая шариковую ручку и какой-то блокнотик, дернулась в сторону, уворачиваясь, споткнулась и шлепнулась на живот.

— Я тоже могу… — процедила она сквозь зубы, открыла блокнотик и ткнула ручкой в чистую страничку, но едва на бумаге появилась крохотная черная черточка, которая должна была превратиться в первую букву первого слова, белая пластмасса ручки в ее пальцах вдруг зашипела, и от нее потянулись тонкие струйки темного едкого дыма. Рита взвизгнула от боли, выронив ручку, а в следующее мгновение Роман подхватил ее и вздернул с пола, глядя, как курится дымком прожженная бумага и то, что только что было ручкой, медленно растекается по паркету черной вязкой лужицей. Отпустив девушку, он повернулся, схватил с тумбочки графин с остатками воды и выплеснул на пол, и лужица издала тонкое шипение, словно маленькая умирающая змейка. Роман поставил графин и попытался изловить Риту за обожженную руку, которую она упорно прятала, закрывая ладонью.

— Покажи, ну! Черт, вот зачем?! Ведь сказали же тебе!.. — он поймал-таки уворачивавшуюся руку. Кожа на трех пальцах покраснела, и на указательном уже вздувался небольшой волдырь с черной нашлепкой расплавленной пластмассы. — Где у тебя…

— Здесь… у меня есть мазь, — Рита выдернула руку. — Не надо, я сама! Просто я должна была…

— Не смей больше так делать! — Роман зло встряхнул ее за плечи, так что голова Риты мотнулась, и она лязгнула зубами. — Ты меня поняла?! Еще что-нибудь подобное выкинешь — я тебя так выпорю!.. Я не шучу! Ты поняла?!

— Да, да.

Он отпустил ее, но тут же снова схватил и, поднеся к кровати, бросил на нее. Рита шмякнулась на спину, и на ее лице наконец-то появилось знакомое выражение негодования.

— Ничего себе обращеньице!..

— Мне надо сейчас уйти! — жестко произнес Савицкий, не глядя на нее. — Как я это сделаю, если ты опять начинаешь откалывать номера?!

— Рома, я не буду, правда, — ее голос прозвучал почти испуганно, и Рита села, баюкая обожженную руку. — Просто я подумала, что он не… Я думала, может закончилось. Просто хотела проверить.

— Проверила?! — язвительно спросил он, обернувшись, и Рита тотчас сникла, превратившись в самое несчастное существо на свете, и тем самым срезав на корню всю его начавшую было расцветать злость. Устало вздохнув, Роман сел на кровать, и Рита тотчас прижалась к нему, всем своим видом выражая абсолютную покорность и послушание, но под ее полуопущенными веками явственно промелькнуло лукавство. Он поймал ее шею в сгиб локтя и легко качнул из стороны в сторону.