Жеральд Мессадье - Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда

• Название: Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда
• Автор: Жеральд Мессадье
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-35743-7

Его звали Исмаэль Мейанотте, и он был сыном португальского еврея, осужденного на смерть инквизицией. Католический священник, взявший на воспитание сироту, назвал его Висенте де ла Фей. Именно под этим именем юноша похитил шкатулку с драгоценностями, среди которых были пятнадцать крупных изумрудов из дворца вице-короля Мексики. Позже этот человек будет носить множество имен, самое известное из которых Сен-Жермен.

Приверженцы Сен-Жермена считают, что он был человеком, наделенным сверхъестественными способностями, обладателем высших тайн и эликсира бессмертия. Многочисленные хулители представляют его как удачливого прохвоста, третьесортного алхимика, самозванца и шарлатана.

Кто же был этот человек, принятый государями Франции, Германии и России?

---

— Откуда такая участливость? Вы же не Христос!

— Нет, конечно, вы сами в этом убедитесь, — ответил Бриджмен, опять улыбнувшись. — Видите ли, Джон, мне пятьдесят лет. В этом возрасте мужчина или женщина, если не имеют потомства, начинают сокрушаться о том, что им некому передать свое истинное богатство — жизненный опыт. Случай поставил вас на моем пути, как и меня на вашем.

Он пристально посмотрел на Джона. Взглядом прямым и печальным. Юноша нахмурился. Ему очень хотелось поверить этому объяснению. И он в него почти верил. Он так устал без конца остерегаться всего и всех.

Он вздрогнул, когда Бриджмен позвонил в стоявший у него под рукой колокольчик.

— Бенедикт, — громко объявил англичанин подошедшему слуге, — думаю, мы проголодались.

Поворот был столь неожиданным, что Джон рассмеялся, восхищенный самоуверенностью хозяина дома.

— Вот видите, — сказал тот, — понятливость — лучшее в мире средство для поднятия аппетита.

Впервые за свои семнадцать лет Джон Таллис, бывший Винсент Дрейк, бывший Висентино де ла Феи, почувствовал, что к нему относятся с уважением.

Салат из репы с ветчиной послужил неплохой разминкой перед запеченной говядиной, тающей во рту.

Впервые за долгое время Джон Таллис спал в эту ночь сном праведника. Тем не менее заснул он не сразу. Закрыв дверь на задвижку и задув свечу, он еще не один час перебирал в уме каждый миг, каждое сказанное этим вечером слово, пытаясь обнаружить хоть малейший признак лицемерия. Но тщетно. Потом услышал сквозь стены, как настенные часы отбивают полночь, и в конце концов забылся сном.

8. СМОТРИТЕ, СОЛОМОН, СМОТРИТЕ…

Прошла неделя, приглушив недавние страхи и невзгоды Джона Таллиса, казавшиеся ему теперь совсем далекими. Он видел Соломона Бриджмена каждый день за завтраком и за обедом, но то ли из лукавства, то ли будучи очень мудрым, негоциант не задал своему гостю ни одного вопроса о его прошлом, хоть и явно драматическом, раз оно толкнуло его покинуть Новый Свет. Казалось, он довольствовался собственными умозаключениями, наверняка благодушно полагая, что язык молодого человека развяжется сам собой.

Вопреки своей юношеской беззаботности, Джон и сам догадывался, что в конце концов не устоит перед такой добротой. Правда, он еще не знал, когда и как это произойдет, а пока прогуливался по Лондону и по парку, постепенно овладевал английским и размышлял о своем благодетеле. Поскольку Бриджмен, несомненно, был архангелом, извлекшим его из тьмы. Но Джон даже смутно не представлял себе, как сложатся их дальнейшие отношения. Останется ли он и дальше на Бромптон-роуд, где о нем заботились и чуть ли не баловали? Но Джон так и не узнал подлинных намерений своего гостеприимна, и еще менее — какой опыт тот намеревался ему передать.

На восьмой вечер, за ужином, Джон сказал Бриджмену:

— Сэр, у меня чувство, что я злоупотребляю вашей добротой. Мне было бы не так неловко, если бы я смог быть вам чем-то полезен.

— А вы и можете, — ответил Бриджмен. — Я был бы рад иметь помощника в моих делах. А заодно и обучить вас тому, как делаются дела в этом мире. И коли так, можете звать меня просто Соломоном.

Потом они сошлись на том, что фамилия Таллис не слишком уместна, и Бриджмен предложил Джону назваться Яном Хендриксом, голландцем, что могло бы оправдать его иностранный акцент. И Ян перестал таскать с собой повсюду ларец, найдя в своих покоях надежный тайник — вазу Боргезе на большом каменном постаменте между двумя окнами. Даже самому дотошному слуге не пришло бы в голову заглянуть туда.

— Для начала я буду платить вам жалованье младшего клерка, — сказал Бриджмен, — то есть десять фунтов в месяц.

— Я был бы этим очень польщен, — ответил Ян, но не смог подавить улыбку.

— Почему вы улыбаетесь?

— От удовольствия, Соломон.

Но после ужина, когда они допивали бутылку кларета, начатую за столом, Бриджмен в первый раз спросил у новоявленного Яна Хендрикса:

— А что вы храните в той сумке, которую не выпускали из рук в первые дни?

Вопрос был прямой. Последовало молчание. Ян покраснел. Он предчувствовал, что час откровений пробил.

— Соломон, вы мне сказали как-то вечером, что нет в мире человека, которому я мог бы доверять больше, чем вам.

— В самом деле. Не знаю, правда, должно ли это меня огорчать или радовать.

— Ваши слова по-прежнему в силе?

— Это верно так же, как и то, что они вышли из моих уст.

— Какими бы ни были обстоятельства?

— Не могу представить себе обстоятельства, которые побудили бы меня отречься от них.

— В чем бы я вам ни признался?

Ян Хендрикс вопросительно посмотрел на Соломона Бриджмена. Тот был заинтригован.

— Ян, — сказал он наконец, — со времени нашей встречи я не перестаю думать, что тайна, которую вы носите в себе, слишком тяжела для вас. Может быть, вы согласитесь снять с себя эту ношу. Но какою бы она ни оказалась, будьте уверены, что мое расположение к вам не изменится. Несмотря на то что меня зовут Соломон, я не сужу. Судить вправе один только Бог.

— Что ж, я подвергну вас испытанию, Соломон, — откликнулся Ян со всем пылом юности. — Но то, что вы увидите, должно остаться между нами.

Он встал и направился в свои покои. Через некоторое время вернулся. Слуги ушли. Ян Хендрикс положил мешок на пол, достал оттуда ларец, поставил его на стол и открыл ключом, с которым не расставался.

Вынул оттуда сначала изумруды, самый большой из которых, еще необработанный, был величиной с кулак. Затем рубины. Фигурки из варварского золота, украшенные каменьями. Другие камни, поменьше, но столь же удивительные, среди которых имелись большой звездчатый сапфир и опаловое яйцо.

— Смотрите, Соломон, — воскликнул юноша, показывая пальцем на груду золотых монет на дне. — Смотрите!

Бриджмену хватило одного взгляда, чтобы оценить непомерность сокровища. Разумеется, он разволновался, одним духом осушил свой бокал и вновь наполнил его. Взял в руки большой изумруд, повертел в руках и положил обратно. Потом рассмотрел другие камни, извлек золотой португальский райе, поднес поближе к глазам, прикинул вес, чтобы удостовериться в его подлинности, и бросил обратно в ларец. Затем наполнил бокал Яна Хендрикса.

Драгоценности переливались в свете свечей.

Ян сел и посмотрел на Бриджмена, пытаясь определить, какое впечатление они произвели на человека, который столь великодушно принял его.

— Положите все эти вещи обратно, Ян, — сказал наконец Бриджмен. — Расскажете об их происхождении, когда вам будет угодно. Такую добычу привозили в эту страну только завоеватели былых времен. Вы гораздо богаче меня. На глазок я оцениваю ваше добро в полмиллиона фунтов с лишним. Это вы могли бы платить мне жалованье, — с усмешкой заметил он. — Я благодарю вас за ваше доверие.

Прошло бесконечное время. Ян подумал: а сколько это — полмиллиона фунтов? Отпил глоток вина, чтобы придать себе самообладания, надеясь, что алкоголь поможет, но напрасно.

— А теперь я скажу вам, откуда все это взялось, — объявил он решительно.

И рассказал о годах своего рабства в Перу, о злоключениях в Мехико, о гнусных сценах, которым не мог противиться. О настое из дурмана. О том, как оставил бесчувственную графиню Миранду на постели и голого, агонизирующего брата Игнасио на полу. О бегстве в Майами, об убийстве трактирщицы. О спасении ребенка и об индейцах. О новом бегстве вместе с Кетмоо через всю Флориду. Его голос дрожал от нахлынувших воспоминаний. Бриджмен выслушал — серьезно, почти ошеломленно.

— Это была война, Ян. Необъявленная война, которую ведут друг с другом человеческие существа. И вы отвоевали в ней свою свободу. Вы опасались, что я буду судить вас. Вы завоевали мое уважение.

— Меня зовут Исмаэль, Соломон. Исмаэль Мейанотте. Меня крестили, но я еврей.

Бриджмен кивнул:

— Я так и думал.

— Мой отец умер на костре.

— Вы искупили его смерть, Исмаэль.

Ян разрыдался. Они смотрели друг на друга, оба подавленные — один воспоминаниями, другой откровениями.

— And you have forfeited love.

— Что?

Ян Хендрикс еще не слишком хорошо понимал английский.

— Я сказал: «И вы поплатились любовью».

Ян по-прежнему не понял. Бриджмена вдруг охватила внутренняя усталость.

— Ян, — сказал он, — думаю, вы довольно исповедовались, не сознавая всей тяжести этого. Я предлагаю сделать перерыв. Отложим продолжение беседы на потом. Желаю вам доброй ночи. And flights of angels sing thee to the rest.[22]

9. ВСЕМИРНОЕ ТЯГОТЕНИЕ

На следующий день после откровений Яна Хендрикса выдался погожий вечер. Они только что закончили холодный ужин из вареных яиц, чеддера и орехов. Пили портвейн, на десерт были груши.

— Мой мальчик, — сказал наконец Бриджмен, — думаю, род ваших занятий теперь совершенно ясен. Банкир.