Григорий Адамов - Победители недр

• Название: Победители недр
• Автор: Григорий Адамов
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1989

В романе известного советского фантаста описана научная экспедиция в глубь Земли, цель которой состоит в том, чтобы поставить на службу людям новый, неисчерпаемый источник энергии — подземную теплоту.

Роман отличается занимательностью сюжета, популяризирует достижения отечественной науки и техники того времени.

---

— Нина… — не поднимая глаз, глухим голосом прервал её Брусков. — Нина… Прошу тебя… Не говори об этом…

— Я имею столько же права остаться в снаряде, как ты… как Никита! — страстно продолжала Малевская. — И никто этого права отнять у меня не может!.. Никита останется… Это его право и… его… обязанность… Он останется один на один с другим человеком… в самый тяжёлый… в самый опасный момент… когда придётся собрать всё мужество своё… всю силу…

Её голос задрожал, и, тяжело дыша, она на мгновение остановилась. Потом, почти шёпотом, продолжала:

— Сможет ли другой человек поддержать в нём это мужество? В тот час, который, может быть, будет последним… Так… только так стоит вопрос, Михаил!.. После того, что произошло…

— Нина!.. Нина!.. Замолчи!..

Брусков вскочил со стула. Он смотрел на Малевскую глазами, полными мольбы и растерянности.

— Ты думаешь… — с усилием проговорил он, — ты думаешь только о Никите…

— Потому что он остаётся безусловно… И он имеет право на товарища…

— Подожди, Нина… — протянул к ней руки Брусков. — Дай сказать… Разве я для тебя и для него уже не товарищ?

Малевская протестующе тряхнула головой.

— Глупость!

— Подумай же и обо мне, Нина!.. Подумай, как я покажусь на поверхности вместо тебя! Что я скажу там, Нина!.. Ты права, я не должен был мотивировать своё требование тем, что ты — женщина. Но факт остаётся… Там, на поверхности, ещё существует, ещё действует неписаный закон, что женщина должна в первую очередь… Пойми, Нина, ты гонишь меня на позор… Он останется со мной на всю жизнь!..

С упрямой складкой на лбу Малевская смотрела на носок своей туфли.

— Все знают на поверхности, что ты заболел… Это достаточное основание…

— Но моя совесть, Нина! Ты сомневаешься во мне?.. После всего, что я пережил и передумал, я знаю, что до конца буду с Никитой…

Почти задыхаясь от волнения, он опустился на стул.

— Я верю тебе, Михаил, — тихо, но твёрдо сказала Малевская, — и всё же я буду настаивать перед Никитой, чтобы он оставил именно меня. Путь он сам решает. А теперь прекратим этот разговор… Мне нужно закончить работу. Да и тебе следует им помочь. Полежи, отдохни и пойди к ним.

Она повернулась к своему столику и принялась за киноаппарат. Но руки дрожали, перед глазами стоял туман, а сердце билось с такой силой, что казалось — разорвётся грудь…

Опустив лицо на руки, Брусков застыл на стуле в неподвижности.

В каюте наступило долгое молчание. Изредка сквозь опущенную крышку люка глухо доносились голоса Мареева и Володи из нижней камеры.

Мареев показался в люке неожиданно, почти испугав Брускова и Малевскую.

— Ты уже встал, Михаил? Ну, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, Никита… Очень хорошо… Я собирался спуститься к тебе…

— Мы с Володей уже порядочно успели… Зарядили аккумуляторы, проверили моторы, буровой аппарат… Ну, что же, пойдём, Михаил! Работы ещё много… А как у тебя, Нина?

— Сейчас кончу.

— Прекрасно!.. Потом возьми на себя продовольственный вопрос.

— Хорошо. Через десять минут займусь этим.

— Ну, идём, Мишук!

Он пристально посмотрел на Брускова.

— Ты что-то неважно выглядишь… Может быть, ты лучше полежишь, отдохнёшь?

— Да нет же, Никита! — торопливо возразил Брусков. — Я прекрасно себя чувствую… Пойдём, пойдём…

Но у самого люка он вдруг остановился.

— Одну минуту, Никита! Ты решил уже? Я останусь с тобой?

Мареев в нерешительности развёл руками.

— Право, не знаю… совершенно ли ты здоров? Нина! Ты ведь вроде врача экспедиции… Как ты думаешь, он совершенно оправился?

От этого неожиданного вопроса Малевская на мгновение растерялась, но потом твёрдо и решительно сказала:

— Да! Он совершенно здоров! Но имей в виду, Никита, я возражаю против моего отъезда в торпеде… Я не менее здорова, чем Михаил, и у меня не меньше права остаться здесь. Я прошу тебя не отправлять меня. Я дождусь с тобой помощи с поверхности…

Мареев пристально смотрел на Малевскую, потом перевёл глаза на Брускова.

— Я говорил уже тебе, Никита, — невнятно сказал Брусков. — Я не могу… не могу появиться на поверхности… оставить тебя…

Он замолчал.

В мучительном раздумье стоял Мареев. Потом покачал головой.

— Вы мне задали тяжёлую задачу, друзья мои… Но если Михаил настаивает, если он здоров, то отправиться должна будешь ты, Нина!

— Никита! — бросилась к нему Малевская. — Почему? Почему именно я? Почему такая несправедливость?

— Нина… — Мареев взял её руки. — Нина, я знаю всё, что ты скажешь… Да, это несправедливость! И всё-таки я не могу нарушить правила: «Женщины и дети — первыми в шлюпку!» Это долг. Это обязанность каждого командира в момент крушения судна.

— До каких же пор! — в отчаянии и бессильной ярости закричала Малевская. — До каких пор вы будете проводить эту унизительную грань между мужчиной и женщиной? До каких пор вы будете считать женщину второразрядным человеком?

Мареев криво усмехнулся и сказал тихо:

— До тех пор, дорогая, пока женщина является носительницей нашего будущего, наших будущих поколений, счастливых, радостных людей страны социализма… Можешь ли ты считать это второразрядным?.. В этом, я думаю, новый смысл старого правила о шлюпке. Может быть, я ошибаюсь, но я верю…

Малевская закрыла лицо руками и опустилась на стул. Плечи её вздрагивали.

— Успокойся, Нина, — продолжал Мареев всё так же тихо. — Подумай, и ты поймёшь, что иначе нельзя… Кроме того, Михаил здесь нужен как радист.

Он с усилием повернулся к Брускову.

— Пойдём, Михаил!

К часу ночи большая часть работы была закончена. Мареев отправил товарищей спать. Малевская и Володя нуждались в отдыхе перед отправлением в дорогу, особенно перед долгим и тяжёлым маневрированием, связанным с выходом торпеды из снаряда и переходом её на вертикаль. Брускова тоже нельзя было переутомлять.

Мареев остался один в нижней камере. Надо было наполнить кислородом резервуар и баллон, проверить аппарат климатизации, доделать некоторые мелочи. Он продолжал работать со всевозрастающей энергией.

Наконец сделано последнее, и он остался одиноким в безмолвии недр, в мёртвой тишине слепых глубин. Идти спать? Сна не будет — это Мареев твердо знал. Он провёл рукой по лбу, постоял минуту, потом погасил все лампы, оставив лишь одну, самую слабую, и опустился на мягкие, зашитые в мешки связки неиспользованных проводов.

Как будто сам собой открылся в душе какой-то клапан, и мысли, чувства, образы ринулись на свободу и заполнили камеру. И сразу из этого хаоса выплыл и властно всё закрыл собой один образ — бесконечно милый и родной… И с ним надолго остался Мареев в тишине этой ночи, прощаясь с жизнью, со всеми незавершёнными и захватывающими планами, с мечтой об ослепительном, неизведанном ещё счастье, так неожиданно найденном здесь, в мёртвых глубинах, и здесь же потерянном… Время остановилось, как будто прислушиваясь к тому, что происходит в душе Мареева. Иногда он выпрямлялся, привычно проводил рукой по лбу и вновь опускал голову на руку.

Лёгкий скрип приподымающейся люковой крышки наполнил камеру грохотом поезда в туннеле. Мареев вскочил и, стремительно подавшись вперёд, замер на месте.

Малевская тихо спускалась по лестнице, придерживая одной рукой опускающуюся над ней крышку люка. Так она простояла несколько мгновений, пока в слабом свете лампочки разглядела горящие глаза и окаменевшее движение Мареева.

Она приблизилась к нему.

— Никита… — Её голос был чуть слышен и дрожал. — Никита… Я не могла заснуть… Я хотела ещё раз поговорить с тобой…

Мареев молчал.

— Никита… Ты должен изменить решение…

Неповинующимися губами Мареев с трудом произнёс:

— Это невозможно…

— Никита… пойми… Я не могу уйти отсюда…

— Я понимаю, Нина… — медленно сказал Мареев. — Через несколько часов мы расстанемся… Ты унесёшь с собой… мою любовь… Я могу это сказать тебе теперь… Да, я люблю тебя…

Малевская вздрогнула. Мареев порывисто обнял её и прижал к себе.

— Я люблю тебя, Нина… — шептал он, склонившись над ней. — Я жил до сих пор полной, насыщенной жизнью. Мне казалось, что я беру от неё всё, что она может дать. Но ты открыла мне новую, такую яркую, такую ослепительную страницу её. Почему же ты молчишь?..

Малевская как-то по-детски рассмеялась. Её тихий смех, казалось, приподнял непроницаемые толщи над ними, наполнив весь мир радостью.

Они долго взволнованно говорили, в неутолимом желании всё сказать, о радости зарождавшейся любви, о новых планах, о будущем счастье…

Чёрная, непроницаемая тьма лежала вокруг снаряда.

— Никита, — нерешительно прошептала Малевская, — надо идти.