Йенс Йенсен - Они пришли с юга

• Название: Они пришли с юга
• Автор: Йенс Йенсен
• Издательство: Прогресс
• Жанр: О войне
• Год: 1964

Это повесть о пяти страшных годах германской оккупации Дании — с 9 апреля 1940 по 5 мая 1945 года. Рассказ начинается с того дня, когда германские самолеты впервые с ревом проносятся над тихим ютландским городком, и завершается периодом капитуляции гитлеровских войск. В центре повествования рабочая семья, живущая в одном из старых кварталов города.

---

— Ну, обещаю тебе, Карен, это в последний раз, — сказал Вигго.

— Ты уже много раз обещал.

Вигго, шатаясь и держась за стенку, побрел в комнату и грузно опустился на диван. А потом вдруг стал расспрашивать Вагна, как его дела и нравится ли ему ученье в конторе. Видно, мало-помалу он протрезвлялся.

С работы возвратился Якоб, молча кивнул шурину — он сразу все понял.

Якоб взял газету, развернул ее на столе и два раза внимательно просмотрел с начала и до конца.

— Чего ты там ищешь? — спросила Карен.

— Чего я ищу, того в газетах нет… Они взяли нынче ночью Красного Карла и Хольгера Йенсена, — сказал Якоб. — Они хватают сегодня коммунистов по всей стране, потому что немцы напали на Советский Союз. А в газетах ни слова о том, что арестованы сотни людей. Говорят, приказ полиция получила от датского правительства и чуть ли не от самого Стаунинга.

— Хольгер Йенсен! Да у него полон дом детей! И во что же он мог быть замешан? — воскликнула Карен.

— У него было свое собственное мнение по некоторым вопросам, — ответил Якоб. — Как видно, этого достаточно, чтобы угодить в тюрьму.

— Я всегда говорила, от политики лучше держаться подальше, — сказала Карен.

— Что ж они все-таки сделали? Что-нибудь незаконное? — спросил Вагн.

До этой минуты Вигго сидел, опустив голову, и глубокомысленно изучал рисунок на линолеуме, но тут он вдруг встрепенулся.

— Коммунисты сами виноваты, — заявил он. — Они не хотят сидеть тихо. Какая они демократическая партия?! Они сеют смуту по прямому приказу из Москвы. Я-то знаю.

— Я работал с Хольгером Йенсеном много лет, — сказал Якоб, — и никогда не видел, чтобы он причинил кому-нибудь вред или сеял смуту. Наоборот, он забывал о себе, когда надо было помочь другим. Он стал коммунистом после первой мировой войны, и никто не объявлял, что это незаконно, до нынешней ночи, когда полиция схватила его, потому что немцы напали на Советский Союз. Говорят, Хольгер Йенсен отказался впустить полицейских в дом, пока они не предъявят ему ордер на арест и обыск. Так полагается по конституции, а Хольгер знает законы. Но они избили его дубинками, а когда он упал замертво, выволокли из квартиры. А потом перерыли весь дом и унесли все книги, в которых говорится о рабочих, даже «Дитте, дитя человеческое». А на Красного Карла надели наручники, точно он убийца какой. А газеты и радио как воды в рот набрали, и родным никто ничего не сообщает.

— Что поделаешь — война, — заявил Вигго. — Во время войны иначе невозможно. Я всегда считал, что люди имеют право думать, что хотят, но уверен, что наше правительство поступило так ради общих интересов — ради интересов всей страны, ради интересов самих коммунистов. Я полностью доверяю Стаунингу и правительству.

— А я нет, — заявил Якоб, стукнув кулаком по столу. — Вот уже больше года немцы хозяйничают в нашей стране. Выкачали из нее тысячи тонн мяса, масла и всяких товаров и ничего нам за это не платят — грабят и точка. А наши политики лижут немцам зад и пикнуть боятся. Только депутаты-коммунисты и Кристмас Меллер поднимали свой голос против немцев. Но от этих людей теперь избавились. В Польше и Чехословакии фашисты небось не церемонятся — убивают и жгут, не щадя ни женщин, ни детей. А здесь им выгоднее действовать с осторожностью. Еще бы, Дания — образцовая оккупированная страна! Правительство из кожи лезет вон, помогая немцам выиграть войну. Только напрасно эти предатели надеются спасти свою шкуру и думают, что им всегда удастся ладить с немцами, — аппетиты немцев растут день ото дня.

— Ох, Якоб, любишь ты спорить, — сказал Вигго. — Нашей страной в эти тяжелые времена правят опытные люди. И не вздумай коммунисты водить дружбу с русскими, никто бы им ничего плохого не сделал.

— Пока что в стране хозяйничают не русские, а немцы, — отрезал Якоб и пошел умываться.

Вигго поглядел ему вслед, качая головой. Мартин вышел на кухню за отцом и слышал, как Вагн сказал дяде: «Старик зол, как черт, в первый раз таким его вижу».

Постояв возле отца, который умывался над раковиной, Мартин задумчиво спросил:

— Отец, а теперь, когда немцам придется воевать еще и с русскими, неужели они не проиграют войну?

— Все зависит от того, много ли на свете таких типов, как твой дядя Вигго.

Пришлось Мартину довольствоваться этим ответом и остальное додумывать самому.

Дни шли, и Мартин узнавал из газет, что немцы вторглись глубоко в пределы Советского Союза. «Нацистская армия непобедима, — захлебывались от восторга газеты. — Остановить ее невозможно. Красная Армия отступает все дальше перед храбрыми немецкими солдатами». И газеты печатали карты, где было показано, как далеко проникли немцы. Фюрер Адольф Гитлер заявил, что захват восточных районов — дело каких-нибудь трех месяцев, не более.

Двести вооруженных до зубов, обстрелянных немецких дивизий под восторженные вопли буржуазии маршировали по земле великой социалистической страны. Густой черный дым тянулся от сожженных городов над вытоптанными полями. Каждый час гитлеровцы уничтожали тысячи мирных советских граждан. Нацистская раса господ строила свою империю. Ужас и горе нависли над страной, которую Георгий Димитров назвал величайшей и лучшей страной мира.

Глава четвёртая

Время шло; миновало лето, миновала осень, близилось рождество.

Немцам сопутствовала военная удача — они проникли глубоко на территорию Советского Союза. Они хвастливо трубили о своих победах, о наступлении, о поражении Красной Армии и ее огромных потерях.

Немцы уже видели в бинокли башни Кремля. Ленинград был в блокаде. Фашисты захватили весь юг России и рвались к кавказской нефти.

Консервативные и социал-демократические газеты, сообщая последние фронтовые новости, с пеной у рта спорили, у кого из них больше прав называться самым ярым врагом коммунизма.

Фолькетинг уже давно принял закон, запрещающий коммунистическую партию.

— Не могу больше читать газеты, — говорил теперь часто Якоб. — С души воротит!

Впрочем, Якобу и без газет было над чем поразмыслить — он уже больше месяца сидел без работы. Нельзя сказать, чтобы безработица грянула как гром среди ясного неба, в последнее время с работой то и дело были перебои. Якоб и Карен отнеслись к несчастью довольно спокойно. Пожалуй, они больше боялись безработицы в ту пору, когда работа еще была. Бич казался страшнее, пока он еще только свистел в воздухе. Карен нанялась на фабрику готового платья, где работала Гудрун, — это был тяжелый кусок хлеба. Хочешь поспеть за конвейером — не зевай. Не поспеешь — скатертью дорога!

Теперь по утрам Карен всегда торопилась, не то что прежде, когда она, бывало, не спеша собирала в дорогу по очереди всех своих мужчин; а когда они возвращались вечером домой, их уже ждал ужин и горячая вода для мытья, и Карен не уставала расспрашивать и выслушивать каждого, потому что у каждого был за плечами долгий рабочий день. А теперь дома была вечная спешка.

— Слышишь, Мартин, вставай! — кричала Карен, расчесывая свои густые волосы.

Мартина нелегко было стащить с постели, он нежился под своей перинкой, жаловался, что у него болит голова или живот, но все напрасно: Карен сдергивала с него перинку.

— Ты не болен, а просто лентяй, — возмущалась она. Мартин нехотя вставал, одевался, смачивая водой свои рыжие вихры, а потом садился к столу, где стояла его чашка. Карен наливала в нее жидкость, которая называлась кофе, но ни запахом, ни вкусом его не напоминала. Теперь вместо всех продуктов были эрзацы. Сам-то Мартин не помнил вкуса настоящего кофе, но он часто слышал, как взрослые рассказывали о нем.

В комнате было холодно, печь по утрам не топили, только вечером немного подтапливали — уголь вздорожал, и достать его было трудно. Иногда жизнь казалась Мартину очень мрачной, но все-таки он не терял надежды на лучшие времена.

Якоб, уже одетый, молча сидел у стола, покуривая трубку. Он рано вставал, чтобы идти в порт, — там иногда требовались люди для разгрузки судов. Каждый день он шел туда с надеждой — а вдруг удастся подработать!

— Как ты думаешь, будет сегодня работа? — спрашивала мужа Карен.

— Кто его знает, — отвечал Якоб. — Все зависит от десятника. Как только он выходит — мы всей гурьбой к нему. А он выбирает, кого ему заблагорассудится. Ткнет пальцем в тех, кто ему пришелся по вкусу, а остальные отправляйся домой ни с чем. У нас там столько же прав, сколько у скота на воскресном рынке.

— А может, этому парню стоит поднести пива или там сигарет, что ли… — сказал как-то Вагн.

— Короче, дать ему взятку? Может, кое-кто так и делает, но я не стану.

— Взятка взятке рознь, — улыбаясь, сказал Вагн. — Сам знаешь: не подмажешь — не поедешь.

Тут все четверо рассмеялись. Очень уж забавный вид был у Вагна: положил ногу на ногу, щурится на кончик сигареты, одет с иголочки — ни дать ни взять герой его любимых фильмов.