Вячеслав Шишков - Угрюм-река

• Название: Угрюм-река
• Автор: Вячеслав Шишков
• Жанр: Историческая проза

«„Угрюм-река“ — та вещь, ради которой я родился», — говорил В. Я. Шишков. Это первое историческое полотно жизни дореволюционной Сибири, роман о трех поколениях русских купцов. В центре — история Прохора Громова, талантливого, энергичного сибирского предпринимателя, мечтавшего завоевать огромный край. Он стоит перед выбором: честь, любовь, долг или признание, богатство, золото.

Произведение написано в традициях авантюрного романа; по нему снят любимый не одним поколением зрителей прекрасный фильм.

---

— Надо предполагать, что болящий на башне, — умозаключил отец Александр. — Поспешим.

— Господи! Значит, он босой… В одном халате… — леденея от осеннего холода и душевной оголенности, теряла слова Нина.

— Прохор! Прохор!! — вопрошала она сумрак отчаянным голосом.

Шли поспешно, вздыхали, громко покашливали, чтоб сбить тугое молчание природы.

Их неожиданно нагнал мистер Кук. Он трезв и встревожен. С ним, видимо, случилось несчастье. В его руке фонарь, в карманах два револьвера, патентованные пилюли против икоты и срочная телеграмма. Тусклый свет фонаря и голубоватые волны луны освещают его растерянное лицо. В прищуренных глазах отблеск душевной муки, в крепко сжатых прямых губах — решимость.

— Миссис Нина! О, какой самый огромный ваше несчастье. Вам очшень трудно путешествовать в такой потьме. Разрешайте, — нервно, приподнято сказал мистер Кук и взял Нину под руку.

— Спасибо, друг мой, — благодарно и грустно ответила Нина, ускоряя свой шаг. — Эта ночь для меня прямо ужасна. Все думаю: «Это сон, это сон» — и никак проснуться не могу.

— Миссис Нина! Я с этой момент больше не американски подданный, я ваш подданный до самая смерть.

— Благодарю вас, милый Кук… Спасибо, спасибо.

— Я самый близкий дня должен ехать в Нью-Йорк. Я только что получил эстафет, мой мамашенька очшень больной. — Мистер Кук передохнул, густые рыжие брови его взлетела на лоб, он выпучил в голубоватую тьму глаза и, ничего не видя перед собой, захлебнулся словами:

— Миссис Нина! Я накопил здесь двадцать тысяч рублей. Половину всего я завтра же, завтра же передаю в ваше распоряжение для бедная народа. О да, о да!.. Решенье мое непоколебим… — порывисто задышав, он повернул лицо к Нине:

— Миссис Нина! Я вас незабвенно люблю… Как чистейшую, очшень лючшую женщин, как… как… как…

Нина необычайно удивилась. «До чего легко он… Половину всего, что накопил таким большим трудом», И больно упрекнула себя, — Дорогой, хороший Кук! Я вас тоже люблю, давно люблю искренне. И спасибо вам за щедрое пожертвование ваше. Спасибо, милый мистер Кук! Вот только бы бог помог найти поскорее моего несчастного Прохора. О, боже мой!.. Я схожу с ума…

У мистера Кука задрожал подбородок. Он осторожно высвободил руку и вытер платком мокрые от слез глаза.

— Миссис Нина, — сказал он сорвавшимся голосом и почему-то покачал фонарем. — Надо надеяться, что мистер Громофф вполне благополучный… И надо надеяться, мы никогда, миссис Нина, больше не встретимся с вами. О, это совсем ужасно! — Уронив фонарь, мистер Кук приостановился и закрыл лицо холодными ладонями.

Нина Яковлевна растрогалась. Ее согревало живое участие к ней мистера Кука.

— Не печальтесь! Пойдемте скорей: мы отстали, — надсадно вздохнув, сказала она.

Три фонарика щурились впереди. Со стороны поселка вдруг послышался дружный, затушеванный расстоянием лай собак.

— Опять туфля! Вторая! — еще радостней выкрикнул Илья Сохатых, словно он сорвал с пана Парчевского крупненький карточный куш.

Башня перла к небу. Из каморки пушкаря с деревянной ногой долетал сонный, трескучий храп. Медная пушка, тускло светясь под месяцем, скалила в небо черный, глупо улыбчивый зев.

В башне темно. На самой верхней, открытой площадке башни — Прохор Петрович.

— Зачем мне бросаться? — шепчет Прохор самому себе. — Я жить хочу! Разве ты не видишь, что создано моим гением?.. — и снова повел он по пространству рукой.

Перед ним тек горизонт. И там, где-то в сферах, вставали, закатывались, уходили в ничто дни и дела Прохора.

— Надо жить так, чтоб горизонт твоих дел становился все светлее, все выше. Но жизнь твоя кончена, — шептал сам себе Прохор, а может, — Анфиса.

Призрак черкеса грозно, пронзительно глядел в глаза Прохора Громова. Призрак мрачно молчал, лишь кинжал чуть-чуть шевелился в руке его. Прохору скоробило спину морозом. Холодный пот облил все тело, и на впалых висках поднялись седые вихры.

…И вдруг там, у подножия башни, где помигивали фонари, узывчивый, такой родной голос:

— Прохор!

— Иду! — облегченное и радостное донеслось к Нине с неохватной высоты башни.

Час свершен, трепет и ужас исчезли, жизнь человека пресеклась.

Было без пяти минут три. За горизонтом зацветало утро. Выл осиротевший волк. Верочка улыбалась во сне.

По Угрюм-реке шел тонкий стеклянный ледок.

А Угрюм-река — жизнь, сделав крутой поворот прочь от скалы с пошатнувшейся башней, текла к океану времен, в беспредельность.

1913–1932 гг.