Иван Коваль - "Тысячелетие МашыаХХХа"

• Название: "Тысячелетие МашыаХХХа"
• Автор: Иван Коваль
• Жанр: Альтернативная история

Повесть представляет собой приквел к книге Ивана Коваля "Космические страсти"

---

Космический корабль "Марс-2" под командованием Зафода направлялся к планете Солнечной системы, к Марсу. Огромная мощь была заложена в этот корабль, лучшие достижения земной науки и технологии. Лучшие из лучших человеческих существ управляли этим кораблем. Десятки тысяч людей на планете Земля всеми своими ресурсами помогали этому полету. И ничто не могло сбить его с курса и помешать выполнению его миссии.

"А ведь как необычен наш полет! Хотя, почему необычный? Все, что делается впервые – необычно. Все, что делается впервые любым человеком, для самого этого человека, – необычно. Все, что делается впервые земным человечеством, земной цивилизацией, – во много раз необычнее любой иной необычности. Наш космический корабль со скромным названием "Марс-2" летит к планете Марс с людьми на борту. Целью полета является самое простейшее, как всегда во всех подобных необычностях. Долететь до Марса. Примарсианиться. Сделать самый простейший и самый необычный первый шаг разумного человека на поверхности этой далекой планеты. Сделать первый шаг. Потом второй, уже более обычный. Потом третий, уже совсем обычный. А потом долго еще ходить, бегать, прыгать по этой планете, фотографироваться на фоне песчаных дюн и марсианских камней, собирать марсианскую пыль и откалывать марсианские камни из скальных пород на поверхности, проводить глубинные бурения, делать самые различные эксперименты, исследование, замеры, фотографирование и киносъемки, разыскивать воду, разъезжать по поверхности Марса в поисках остатков разумной жизни и даже искать эту самую инопланетную жизнь, если таковая в принципе возможна на данной планете в тамошних условиях. Короче, всё то неожиданное, что только можно было бы себе придумать для развлечения на этой чужой планете после длительного, скучного межпланетного перелета".

Зафод, командир космического корабля, по обыкновению анализировал очередной прожитый на их корабле рабочий день, отдыхал, стараясь побыстрее уснуть, что не так и часто удавалось сделать быстро. Мысли о прошлом, настоящем и будущем роились в его голове, отвлекая и тревожа. Чтобы отвлечься от них, он начал напевать песенку.

"Вот снова гиперпереход…
И снова мы летим куда-то
В свой нескончаемый поход, –
Опять в поход идем, ребята!
Как искры дальнего костра
Сверкают звёзды во Вселенной,
И из-за нашего броска
По швам трещит пространство – время.
Зачем летим, зачем плывем
Мы в эти звёздные скопления?
Зачем творим, зачем живем,
Вселенной всей на удивление?
Ответа нет – и я несу
Судьбой возложенное бремя…
И я люблю, когда трещит пространство – время".

Его личная каюта, или лучше сказать – небольшой "пенал" на корабле, была точно такой же, как и у всех остальных. Это был маленький участок пространства, в котором едва размещался спальный мешок да несколько небольших личных вещей, типа любимых книг, тетрадей, персонального компьютера, талисманов, фотографий… Маленький, замкнутый пенал, небольшой замкнутый индивидуальный объем пространства, в котором человек мог побыть один, поспать, отдохнуть, успокоиться, поразмышлять. Это были личные крепости для каждого члена экипажа, и мало кто из них любил, чтобы в его персональный пенал вплывали посторонние члены экипажа. В каждом пенале мог разместиться только один человек. Для совместной работы были иные помещения, кают-компании, лаборатории, спортивный зал, оранжереи. Личные каюты были необходимы при длительных полетах и длительной работе в космосе. Человек слишком сложное существо и у него слишком много персонального, непонятного, психологического и непознанного. И ему время от времени просто необходимо быть одному.

Все работы, которые им нужно было сделать на далекой планете, были тщательно записаны в толстых книгах, занесены в память многочисленных компьютеров и даже выбиты на многочисленных металлических и каменных пластинках, которые планировалось оставить на этой планете после отлета. Всё было продумано, просчитано и запланировано. Но ни в одной книге и ни в одном плане всё равно невозможно было придумать и описать тот восторг, который будет испытывать человек, который сделает этот самый "первый шаг". Невозможно описать его мысли, эмоции, сумасбродные обрывки мыслей и суматошную радость, гордость и груз многотысячелетней ответственности перед всем человечеством, которая сразу же опустится на плечи этого человека после его первого шага по Марсу. – "А как же иначе"? – думал Зафод. – "Ведь только его имя, имя первого человека, ступившего на поверхность Марса, как имя Галилея… или там… имя Циолковского… или имя Гагарина – будут знать, и помнить миллиарды землян все следующие многие тысячелетия существования земной цивилизации. Именно его имя будут помнить миллиарды человеческих существ, живущих в данный момент только на планете Земля, но уже делающих робкие шаги по освоению иных планет. Именно эти самые первые шаги. Самые ответственные. И самые опасные", – уснуть быстро всё равно не получалось. Тем более, раз это были навязчивые мысли о первом шаге по Марсу. Именно такие пустяки и тревожат нас понапрасну, не давая сосредоточиться на более важных проблемах.

"На вираже земных эпох
Возникнут дивные творения…
Не человек, а супер-Бог,
Вселенной всей на удивление,
Вселенной будет управлять,
Как управлял Землей – беднягой…
И будет знанья добывать…
Да сколько ж этих знаний надо?

Коваль И.Г. "Песня космических философов"

"А вот кто, всё-таки, сделает этот шаг? Точнее, кому же, всё-таки, доверить его сделать?" – вот о каких пустяках думал сейчас командир космического корабля Зафод. А о чем ему еще было думать? Полет протекал на редкость успешно, спокойно, по плану. Вся техника и аппаратура работала идеально. Курс и скорость выдерживались с огромной точностью относительно предварительных и запланированных расчетов. Земля тщательно корректировала любые минимальные изменения полета. Экипаж корабля работал идеально. И тем более, сейчас было время отдыха, и командир всё чаще задумывался именно об этом первом шаге. – "Вот летят на корабле семь человек экипажа. Семь практически идеальных человеческих существ, отобранных из огромного числа претендентов. Все умные, выносливые, талантливые, многогранные. Элита земной цивилизации. Все достойны этого самого первого шага. Здесь уже возникают некие этические вопросы. Какие же джентльмены более достойны сделать первый шаг, а какие менее достойны? А стройной шеренгой из семи человек в скафандрах они никак не смогут сделать этот первый шаг. Да и не захотят. А кого выбрать, чтобы остальные не обиделись на всю оставшуюся жизнь и не довели его, командира корабля до истерики? А может всё-таки присвоить этот первый шаг себе самому? Ведь он мечтает о нем всю свою сознательную жизнь. Это, конечно, несколько нескромно. Но зато надежно. Или выпустить того, которого не жалко?" – это уже шутки начали побеждать в мозгу почти заснувшего командора его более мудрые и серьезные мысли. – "Эх, тяжела она, доля командира. Вот именно для решения подобных проблем и нужны настоящие командиры. Строгие, но справедливые!" – Погордившись немного собой и своими командирскими преимуществами перед остальными членами экипажа, Зафод начал вспоминать прочитанные книги о Гагарине и Королеве. "Какими, всё-таки, критериями пользовался руководитель космической программы Королев, выбирая именно Юрия Гагарина из целой когорты точно таких же отборных и достойных кандидатов? Выносливость? Ум? Или красота? Или обаяние? А может, – кого было не жалко? Ведь предприятие было смертельное. И все об этом знали? Может и первый шаг на Марсе объявить смертельным номером и всё-таки шагнуть самому"?

Липкович. Израиль. Иерусалим.

"Да. Этого не может быть. Не может быть уже потому, что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже разлила. Так что заседание не состоится", – сегодня эти строчки из любимого литературного произведения постоянно крутились в голове Евгения Липковича. Сегодня он удрал ото всех. Он бросил свои лаборатории, сбежал от своих сотрудников, отключился от всех видов связи, от интернета, и отдыхал здесь, в маленьком тенистом садике, рядом со своим институтом. Всё чаще и чаще у Липковича дрожали руки. И не только руки. И это было не старческое дрожание. Это был результат огромного нервного напряжения. Слишком страшными вещами занимался он и его подчиненные в последнее время. Слишком огромной была ответственность. Слишком ужасными были мысли о том, что все те фантастические замыслы, которым были посвящены почти все его зрелые годы, и не только его, что всё это может свершиться. Разум отказывался раздумывать над возможными последствиями. Разум отказывался принимать решения. Разум отказывался повиноваться фанатизму иудаизма. А ведь именно для решения его задач и целей были направлены колоссальные усилия израильской науки и его лично, Липковича Евгения, ведущего руководителя ряда сверхсекретных научных программ.