Валентина Осеева - Динка прощается с детством

• Название: Динка прощается с детством
• Автор: Валентина Осеева
• Жанр: Детская проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-37622-3

«Динка прощается с детством» является продолжением известной автобиографической повести В.А.Осеевой «Динка». Действие в первой книге относится к периоду после революции 1905 года, вторая книга знакомит читателей с судьбой Динки, ее друга Лени и других героев в годы империалистической войны. Повесть насыщена драматическими событиями, в которых самое деятельное участие принимает Динка. В характере героини многое еще осталось от Динки-девочки, но она уже серьезнее всматривается в жизнь, и доброе сердце ее мужает.

---

Динка вспоминает, как плохо они жили зимой. На хуторе, конечно, будет лучше. Все-таки здесь огород, своя картошка. Марьяна приносит молоко.

«Мы-то не пропадем, – думает Динка, – а вот папе нужно чаще посылать посылки. Скорей бы мне кончить гимназию и поступить на службу в Мышкин госпиталь. Но для этого надо еще пройти краткосрочные курсы сестер». Динка сидит у пруда. Давно не чищенный пруд, или ставок, как называет его Федорка, зарос камышами и осокой; на крошечном островке посредине зацветают синие и желтые ирисы; на воде, затянутой зеленой ряской, лениво распластались лягушки; в траве монотонно журчит ручеек.

Мысли Динки вялые, стоячие, словно затянутая ряской вода, в глубине которой бьет живой ключ. Так и у Динки под всеми мыслями бьется главная: Иоська!

Надо ехать искать Иоську. Но где искать, с чего начинать поиски?

Динка складывает на коленях руки, тихонько шевелит пальцами. После вчерашнего дня она чувствует себя разбитой, ей кажется, что даже голова у нее как чужая, приросла к шее.

«Ну куда я такая поеду? – сердится на себя Динка. – Надо очнуться, взять себя в руки. Ведь искать так искать, а не ползать осенней мухой. И что это я так сразу падаю духом, словно обухом меня по голове стукнули. Ведь вот у мамы сколько горя, а кто видел ее такой поникшей? А Катя, бедная…»

Когда Динка думает о Кате, перед ней почему-то всегда возникает одна и та же картина… Утонувшая в снегу избенка, покрытые инеем бревенчатые стены. Из угла, где лежит Костя, слышится надрывный кашель. На дворе, закутанная в серый платок, Катя колет мерзлые дрова, а на крыльце, завернутый с головой в тулуп, сидит маленький мальчик. Зовут его Женька, и он тоже часто болеет. Ссылка… Все это называется – ссылка в Сибирь. Один раз дядя Лека вырвался к Кате… Каких только препятствий не чинила ему в пути полиция! Больше месяца добирался он до глухого села, где далеко друг от друга разбросаны домишки ссыльных. Многим уже давно кончился срок, но их держат еще годами. Рассказывая о жизни Кати, дядя Лека плакал.

«Чем я мог им помочь?» – хватаясь за голову, повторял он.

Но Катя писала, что он очень помог. И хотя по пути его много обыскивали, он провез прямо на себе теплые вещи, зашитые в тулуп деньги и лекарства для Кости. О Кате Динка боится даже думать, так больно и страшно ей за нее. И всем страшно, и все молчат, только у мамы появились такие глубокие морщинки на лице и столько седых волос, что нет уже никакого смысла выдергивать их. Да и не надо! Мама всегда будет молодой! Динке кажется, что в сердце у мамы горит спокойный, ровный, вечный огонек. Поэтому в ней никогда не иссякает энергия, и во всяком деле она становится необходимым, нужным человеком. Даже отец Андрея, старый рабочий «Арсенала», не может обойтись без нее. Это рассказывал Динке сам Андрей, за которым по-прежнему сохранялось ласковое прозвище «Хохолок».

«Уехала я и даже не попрощалась с ним, – думает Динка. – Спешила на хутор. А теперь вот сижу и ничего еще не видела по-настоящему».

Динка встает и обходит пруд. Из-под ног ее в мокрой траве прыгают крохотные зеленые лягушата. Динка глубоко и жадно вдыхает знакомый запах болотных растений, травы и цветов. Не спеша поднимается по заросшей тропинке в ореховую аллею, над головой ее смыкаются густые ветки с мягкими, широкими листьями. По обеим сторонам аллеи в зеленой чаще синеют крупные фиалки и отцветающие ландыши. В красном цветике смолки гудит мохнатый шмель. Динка присаживается на траву и долго смотрит, как ползают, хлопочут и куда-то торопятся муравьи, жучки и козявки.

Жизнь! Жизнь! В самом маленьком кусочке земли, в самой крошечной козявке – везде жизнь! Как же должен быть чист и прекрасен человек, чтобы быть достойным всего этого! «А у меня черная душа… черная душа… – в отчаянии думает Динка. – Во мне вечно кипит ненависть и злоба. Такая ненависть, что меня можно выпускать на врага, как цепную собаку, как взбесившуюся кошку. Я бы просто драла их когтями, зубами, пока б не сдохла сама… Господи боже мой! А ведь настоящие люди поступают совсем не так, они борются день изо дня, рискуя собой, разъясняют людям правду, рабочие устраивают забастовки, их семьи голодают, а они борются, они тоже, может быть, хотели бы запросто бить своих хозяев, но они понимают, что этим ничего не достигнешь и что надо слушаться настоящих, умных людей, а не придумывать ничего от себя. Все, все борются, и даже Мышка в своем госпитале, а мне уже пятнадцать лет, и только один раз Леня с мамой дали мне листовки разбросать на кирпичном заводе, и то с какими предупреждениями, как будто я совсем глупенькая. А что мне листовки? Когда-то их кто прочитает. Меня нужно посылать в бой, прямо в бой, с красным флагом!..»

Динка вскакивает на пенек и, сложив руки на груди, смотрит на плывущие в небе лебеди-облака. В бой! В бой! С красным знаменем! Ветер колеблет тонкую фигурку девчонки-подростка, солнце нещадно печет затылок, золотит ее косы.

– Я здоровая как лошадь! Как бык! В бой! Вот куда меня нужно послать! – взмахивая крепко сжатым кулачком, говорит Динка.

А вокруг все живет, все радуется жизни, и Динка смиряется.

«Куда пошлют, туда и пошлют, – покорно думает она. – А пока что мне надо искать Иоську. И Мышку я зря обидела…»

* * *

Динка возвращается тихая, умиротворенная.

– Хочешь, я съезжу на почту, Мышенька? – ласково спрашивает она сестру. – Может, там есть письмо от мамы или от Васи… Я мигом туда и обратно.

Мышка не может устоять перед ласковым голосом сестры, но она хотела бы показать ей все-таки, что нельзя быть такой грубиянкой.

– Не надо, – холодно говорит она. – Я сама поеду к поезду и зайду на почту!

– Значит, ты поздно вернешься? – спрашивает Динка. – Я тебя встречу. Хорошо?

– Меня встретит Ефим, – не глядя, отвечает Мышка. Но Динка обеими руками поворачивает к себе лицо сестры и звонко чмокает ее в нос.

– Мирись со мной! Ну, мирись! Я вовсе не хотела обидеть твоего Васю. Я сама его люблю, только мы не сходимся характерами. Но разве ты хотела бы, чтоб все люди были похожи друг на друга? Чтоб мы с Васей были как две капли воды?

– Ничего я не хотела, но такая капля, как ты, может переполнить чашу любого терпенья! – важно заявляет Мышка. Но Динка, хохоча, вертит ее по комнате.

– Ой, сказала и довольна! Страшно довольна собственным красноречием!

– Болтушка ты! – смеясь, отбивается Мышка.

– Я еду на почту! К Почтовому Голубю! Эй, Прима! – Динка хватает с гвоздя уздечку и, заложив два пальца в рот, пронзительно свистит.

– Ой! – зажимая пальцами уши, морщится Мышка. – Когда ты отучишься от этого свиста?

– Зачем? Ведь это для Примы! Вон она скачет, смотри!..

Ездит Динка без седла, как лихой наездник. Похоже, что ее поездки с Примой доставляют обеим большое удовольствие, потому что соскучившаяся Прима прямо от крыльца берет в галоп.

Глава 10 Почтовый голубь

Выехав на дорогу, Динка искоса бросает взгляд на чернеющий вдали лес. О, этот страшный, черный, бесконечный лес! И глубокий, заросший кустарником овраг позади хаты Якова. Никогда больше не пойдет она туда. Вот только портрет Катри…

Когда-нибудь, может быть, с Леней они возьмут его оттуда. Ведь Катря – Иоськина мама. Конечно, она перенесет этот портрет к себе, и когда Иоська найдется, Динка скажет ему:

«Смотри, здесь твоя мама…»

Динка не успевает додумать, что еще скажет она осиротевшему мальчику, горло ее предательски сжимается, и, чтобы мгновенно прервать свои жалостливые мысли, она сильно дергает поводья:

– Вперед! Прима, вперед!..

Дорога к станции кажется ей очень короткой, знакомый лес – милым, верным убежищем. Сквозь густо сплетенные ветви мягко просвечивает нежно-зеленый свет, из-за вековых дубов застенчиво выглядывают белые березки. Одну из них, бедную кривульку, Динка особенно любит: ветки у ней стелются по земле такие пышные, со свежими зелеными листиками, а ствол, раздвоенный посредине, неизвестно кем искалеченный, стоит, горбится, как седенький старичок. Часто в детстве сидела под этой березкой Динка и думала о том, что вот и люди такие бывают… Калеки… Обидно и горько им жить на свете. Каждый год Динка по-хозяйски обходила этот лес. Люди часто обижали деревья. То разложат костер под самым стволом и дочерна опалят его огнем; то надрубят березку, и в пожелтевшие стружки каплями слез стекает березовый сок, плачет береза… То просто наехавшие дачники набросают где-нибудь в уютном местечке просаленную бумагу, пустые бутылки, разбитое стекло…

«И что это за люди? – думает Динка. – Неужели не понимают они красоты природы, не ценят ее?»

Видя, что хозяйка глубоко задумалась, Прима умеряет шаг, легкой, плавной рысцой выезжает из леса, минует дачи, железнодорожный переезд. Дачная почта помещается в маленьком голубом домике, терраса его выходит в палисадник с круглыми клумбами цветов. Динка привязывает у калитки Приму и торопится по усыпанной песком дорожке. «Хоть бы маленькое письмецо от мамы! И от Васи бы», – волнуясь, думает она.