Эрих Ремарк - Триумфальная арка

• Название: Триумфальная арка
• Автор: Эрих Ремарк
• Жанр: Классическая проза

Роман «Триумфальная арка» написан известным немецким писателем Э.М.Ремарком (1898-1970). Автор рассказывает о трагической судьбе талантливого немецкого хирурга, бежавшего из фашистской Германии от преследований нацистов. Ремарк с большим искусством анализирует сложный духовный мир героя. В этом романе с огромной силой звучит тема борьбы с фашизмом, но это борьба одиночки, а не организованное политическое движение.

---

В комнате было темно. Лишь из ванны сквозь щель в неплотно прикрытой двери пробивалась узкая полоска света. Равик заколебался. Он не знал, все ли еще Жоан в ванной. Потом услышал ее дыхание, на секунду остановился и сразу направился в ванную. Теперь он знал, что она рядом и не спит. Но и она не произнесла ни слова. Комната вдруг наполнилась молчанием и напряженным ожиданием… Снова водоворот, беззвучно влекущий куда-то… Неведомая пропасть по ту сторону сознания… из нее выплывает багряное облако, несущее в себе головокружение и дурман.

Равик прикрыл дверь ванной. В резком свете белых ламп все снова стало привычным и знакомым. Он отдернул кран душа – единственного во всем отеле. Равик приобрел и установил его за свой счет. Он знал, что в его отсутствие хозяйка демонстрирует душ родным и знакомым как достопримечательность отеля.

Горячая вода струится но телу. За стеной – Жоан Маду, она ждет… Кожа ее нежна, волосы волной затопили подушку; хотя в комнате почти совсем темно, глаза ее блестят, словно улавливая и отражая скудный свет зимних звезд. Она лежит, гибкая, изменчивая, зовущая; женщины, которую он недавно знал, нет и в помине. Сейчас она обворожительна, прелестна, как только может быть прелестна женщина, которая тебя не любит. Внезапно он почувствовал к ней легкое отвращение – неприязнь, смешанную с острым и сильным влечением. Он невольно оглянулся: будь в ванной второй выход, он, пожалуй, оделся бы и ушел – чтобы выпить.

Равик обтерся и с минуту стоял в нерешительности. Странно, с чего это вдруг нашло на него? Тень… Ничто… Быть может, всему виной то, что он побывал у Кэт Хэгстрем? Или слова, сказанные Жоан в такси? Очень уж все быстро и легко получается. Но, может быть, все дело в том, что ждет не он, а его ждут? Мучительная гримаса исказила его лицо. Он открыл дверь.

– Равик, – сказала Жоан в темноте. – Кальвадос на столике у окна.

Он остановился. Только сейчас он осознал, что все время напряженно чего-то ожидал. В этот момент она могла бы многое сказать, и все было бы невыносимо фальшивым. Но она нашла единственно верные слова. И напряжение исчезло, растворившись в тихой спокойной уверенности.

– Ты нашла бутылку? – спросил он.

– Это было нетрудно. Она стояла на виду. Но я откупорила ее. Нашла штопор среди твоих вещей. Налей мне еще одну рюмку.

Он налил две рюмки и принес ей одну.

– Вот…

Как хорошо ощутить вкус ароматной яблочной водки. Как хорошо, что Жоан нашла верные слова.

Она откинула голову и начала пить. Ее волосы упали на плечи, и казалось, в этот миг для нее ничего, кроме кальвадоса, не существует. Равик уже раньше заметил – она всецело отдавалась тому, что делала в данную минуту. У него мелькнула смутная догадка: в этом есть не только своя прелесть, но и какая-то опасность. Она была само упоение, когда пила; сама любовь, когда любила; само отчаяние, когда отчаивалась, и само забвение, когда забывала.

Жоан поставила рюмку и неожиданно рассмеялась.

– Равик, – сказала она. – Я знаю, о чем ты думал.

– Ты уверена?

– Да. Ты почувствовал себя уже наполовину женатым. А я себя – наполовину замужем. Не бог весть как приятно, когда тебя оставляют у самых дверей. Да еще с розами в руках. Слава Богу, нашелся кальвадос. Не жалей его. Давай пить.

Равик налил рюмки.

– Ты замечательная женщина. И во всем права. Пока я был в ванной, я почему-то не испытывал к тебе особой симпатии. Теперь я восхищаюсь тобой. Салют!

– Салют!

Он выпил кальвадос.

– Вторая ночь, – сказал Равик. – Она опасна. Прелести новизны уже нет, а прелести доверия еще нет. Но мы переживем эту ночь.

Жоан поставила рюмку на столик.

– Ты, видимо, знаешь толк в таких вещах.

– Ничего я не знаю. Все одни слова. Да и можно ли что-нибудь знать? Всякий раз все оборачивается по-иному. Так и сейчас. Второй ночи не бывает. Есть только первая. А если приходит вторая, значит, всему конец.

– Ах ты Боже мой! Ну куда она нас заведет, вся эта твоя арифметика? Иди лучше ко мне. Я не хочу спать. Я хочу пить. С тобой. Смотри, там наверху закоченели голые звезды. До чего быстро замерзаешь, когда остаешься одна! Даже в жаркую пору. А вдвоем – никогда.

– Можно и вдвоем замерзнуть.

– Нам с тобой это не угрожает.

– Разумеется, – сказал Равик, и она не заметила, как в темноте по его лицу пробежала тень. – Нам этого опасаться нечего.

X

– Что со мной было, Равик? – спросила Кэт Хэгстрем. Она лежала в постели, голова ее высоко покоилась на двух подушках, уложенных одна на другую. Пахло туалетной водой и духами. Форточка была приоткрыта. Проникавший с улицы чистый, чуть морозный воздух смешивался с комнат – ным теплом, и казалось, на дворе стоит апрель, а не январь.

– У вас сильно повысилась температура, Кэт. И держалась несколько дней. Потом вы уснули и спали почти сутки. Теперь температура нормальная и все пришло в норму. Как вы себя чувствуете?

– Я устала. Но уже по-другому. Не так издергана. И боли почти нет.

– Боль еще появится. Но не особенно сильная. А мы уж позаботимся, чтобы вы легко ее перенесли. Во всяком случае, перемена наступит очень скоро. Да вы и сами это знаете…

она кивнула.

– Вы меня оперировали, Равик?..

– Да, Кэт.

– Это было действительно необходимо?

– Да.

Он молча ждал следующего вопроса. Пусть лучше спрашивает сама, так легче.

– Сколько мне придется тут пролежать?

– Недели три-четыре.

Она немного помолчала.

– Думаю, это пойдет мне на пользу. Мне нужен покой. Я совсем извелась. Сама теперь чувствую. Я так устала. Все время пыталась уверить себя в обратном. Скажите, операция как-то связана со всем этим делом?

– Безусловно.

– И эти кровотечения? Совсем не вовремя?

– Да, Кэт.

– Хорошо, что теперь мне не нужно никуда спешить. Может быть, все к лучшему. Но встать сейчас… Снова окунуться во все это… Мне кажется, я бы не смогла…

– Да и не нужно. Забудьте обо всем. Думайте только о самом насущном. О завтраке, например.

– Хорошо. – Она слабо улыбнулась. – Дайте мне зеркало.

Он взял с ночного столика зеркало и подал ей. Она внимательно осмотрела себя.

– Равик, вот эти цветы – вы их мне прислали?

– Нет, клиника.

Она положила зеркало на кровать.

– В январе клиники не преподносят своим пациентам сирень. Скорее астры или что-нибудь в этом роде. К тому же откуда клинике известно, что из всех цветов я больше всего люблю сирень?

– Здесь известно все. Ведь вы пациент-ветеран, Кэт. – Равик встал. – А теперь мне надо идти. Около шести зайду снова, посмотрю вас.

– Равик…

– Да?..

Он обернулся. Вот оно, подумал он. Сейчас спросит…

Она протянула ему руку.

– Спасибо! Спасибо за цветы. Спасибо за внимание. Мне всегда так спокойно с вами.

– Ну что вы, Кэт, что вы! О чем тут говорить… А теперь поспите еще, если можете. Почувствуете боль – зовите сестру. Я выпишу таблетки. После обеда зайду снова.

– Вебер, где коньяк?

– Неужели пришлось так трудно? Вот он. Эжени, дайте-ка рюмку.

Эжени нехотя достала рюмку.

– Откуда взялся этот наперсток? – запротестовал Вебер. – Дайте приличный стакан. Или постойте, вас все равно не дождешься… Я сам.

– Доктор Вебер, я просто не понимаю вас, – огрызнулась Эжени. – Стоит только прийти мсье Равику, и вы…

– Хорошо, хорошо, – прервал ее Вебер и налил в стакан коньяку. – Пейте, Равик… Как мадам Хэгстрем?

– Ни о чем не спрашивает. Всему верит на слово.

Вебер торжествующе взглянул на него.

– Видите! А я что говорил?

Равик выпил коньяку.

– Вебер, случалось ли вам хоть раз получать благодарность от пациентов, которым вы ничем не смогли помочь?

– Еще бы. И не один раз.

– И они верили вам во всем?

– Разумеется.

– А вы что при этом чувствовали?

– Облегчение, – все более изумляясь, ответил Вебер. – Большое облегчение.

– А мне от этого жить тошно. Будто я обманул кого-то.

Вебер рассмеялся и отставил бутылку в сторону.

– Да, тошно… – повторил Равик.

– Впервые я обнаруживаю в вас нечто человеческое, – сказала Эжени. – Если, конечно, не обращать внимания на вашу манеру выражаться.

– Вы здесь не для того, чтобы делать открытия, Эжени. Вы больничная сестра, о чем вы часто забываете! – оборвал ее Вебер. – Итак, все в порядке, Равик?

– Да, пока, во всяком случае.

– Отлично. Сегодня утром она сказала сестре, что, как только выздоровеет, отправится в Италию. Вот мы и избавимся от нее. – Вебер с удовлетворением потер руки. – А там пусть ею занимаются итальянские врачи. Не люблю, когда у меня в клинике кто-нибудь умирает. Это всегда подрывает реноме.

Равик позвонил у входа в квартиру акушерки. Ждать пришлось довольно долго. Наконец ему открыл мужчина с лицом, густо заросшим черной щетиной. Увидев Равика, он придержал дверь.

– Вам чего? – пробурчал он.