Ю Фельштинский - Большевики и левые эсеры (Октябрь 1917 - июль 1918)

• Название: Большевики и левые эсеры (Октябрь 1917 - июль 1918)
• Автор: Ю Фельштинский
• Жанр: История

---

Из большевиков под подозрением своих же собственных сопартийцев оставался только Дзержинский. 7 июля он попал под обстрел большевистских орудий не только в прямом смысле, но и в переносном. Ни арест его левыми эсерами, ни последующее освобождение не снимали с повестки дня вопроса о причастности Дзержинского к убийству германского посла. Показания Дзержинского о его связях с германским посольством были весьма сумбурны, с заметными недоговоренностями, а оправдательные аргументы -сомнительны.145 Дзержинский, например, утверждал,

что осведомители германского посольства Гинч и Бендерская были провокаторами, но замалчивал, что информация их была достоверной, и не уточнял, на кого эти "провокаторы" работали, в чьих интересах действовали. Между тем очевидно, что Гинч и Бендерская не работали на большевиков или ВЧК. По делу об убийстве Мирбаха они к суду не привлекались, а следовательно, вряд ли работали на левых эсеров. Они, безусловно, работали на немцев. Но поскольку по договоренности с германским посольством ВЧК не могло арестовывать осведомителей Мирбаха, Бендерскую и Гинча арестовали лишь 6 июля, вскоре после убийства германского посла,146 когда, судя по всему, большевики уже не боялись действовать вопреки интересам германского посольства и Германии. Материалы дознания осведомителей, если они и имелись, опубликованы чекистами не были, а сами Гинч и Бендерская в тот же день навсегда исчезли из поля зрения и немцев, и большевиков.

Подозрения "большевистской общественности'', павшие на Дзержинского, заставили Ленина, Троцкого и Свердлова, во избежание невыгодных разоблачений, снять Дзержинского с поста председателя ВЧК. Вопрос об этом рассматривался на специальном заседании ЦК РКП (б). 7 июля Дзержинский подал официальное заявление об освобождении его от должности. Он писал:

"Ввиду того, что я являюсь, несомненно, одним из главных свидетелей по делу об убийстве германского посланника графа Мирбаха, я не считаю для себя возможным оставаться больше во Всероссийской Чрезвычайной Комиссии... в качестве ее председателя, равно как и вообще принимать какое-либо участие в Комиссии. Я прошу Совет народных комиссаров освободить меня от работы в Комиссии".147

Как указывает Бонч-Бруевич, постановление о снятии Дзержинского "было напечатано не только в газетах, но и расклеено всюду по городу".148 Сделано это было демонстративно, по "внешним" причинам. В постановлении говорилось:

"Ввиду заявления тов.Дзержинского о необходимости для него, как одного из главных свидетелей по делу об

убийстве... Мирбаха, отстраниться от руководства работой Чрезвычайной Комиссии, ... Совет народных комиссаров назначает временным председателем названной Комиссии тов.Петерса. Коллегия Чрезвычайной Комиссии объявляется упраздненной. Тов. Петерсу поручается в недельный срок представить... доклад о личном составе работников Чрезвычайной Комиссии на предмет устранения всех тех ее членов, которые прямо или косвенно были прикосновенны к провокационно-азефской деятельности члена партии "левых социалистов-революционеров" Блюмкина".149 На практике это означало лишь то, что служащие в ВЧК левые эсеры подлежали увольнению или аресту. Но публичное устранение из ВЧК Дзержинского было фикцией. Шесть лет спустя Петере признался:

"Хотя формально Дзержинский был устранен как председатель ВЧК, фактически он оставался руководителем ВЧК, и коллегия была сформирована при его непосред-ственном участии ".150

Ленин же, на время пожертвовавший официальным постом Дзержинского, извлек из этого выгоду -- ВЧК была очищена от небольшевистских элементов.

14 июля ВЧК сообщила о расстреле В. А. Александровича. Его арестовали днем 7 июля "при попытке сесть в автомобиль и удрать".151 Петерс вспоминает:

"...Его... привели в ВЧК. Александрович был сильно взволнован. Я долго говорил с ним наедине, и он не находил слов для оправдания своего поведения... Его оправдания сводились к тому, что он беспрекословно только подчинялся партийной дисциплине... но у меня создалось впечатление, что он говорил искренно, что он был образцовым по дисциплине членом партии эсеров, и его ошибка в том, что он подчинился дисциплине этой партии... Он плакал, долго плакал, и мне стало тяжело, быть может потому, что он из всех левых эсеров оставил наилучшее впечатление. Я от него ушел". Со свидетельством Петерса частично совпадает версия советской официальной историографии, согласно которой Александро

вич сказал, что отданные им приказы, в частности об аресте Лациса и Петерса, основывались на указаниях ЦК ПЛСР. На остальные вопросы Александрович отвечать отказался.152 В ночь на 8 июля он был застрелен лично Дзержинским,153 причем Соломон утверждает, что Александровича расстреляли "для удовлетворения требований немцев",154 т.е. он стал именно тем членом ЦК ПЛСР, которого принесли в "искупительную жертву" за Мирбаха. Но к самому убийству Мирбаха Александрович, конечно же, никакого отношения не имел. Это достаточно определенно следует из данных самим же Дзержинским показаний:

"Александрович был введен в Комиссию в декабре месяце [1917г.] ... в качестве тов.председателя... Права его были такие же, как и мои, имел право подписывать все бумаги и делать распоряжения вместо меня. У него хранилась большая печать, которая была приложена к подложному удостоверению от моего якобы имени, при помощи которого Блюмкин и Андреев совершили убийство".155

Дзержинский здесь, конечно же, разбивал большевиками же созданный миф. То, что под удостоверением Блюмкина и Андреева оказались подписи Дзержинского и Ксенофонтова (будь они настоящие или поддельные), а не Александровича, имевшего равные с Дзержинским права, еще раз подтверждает, что ЦК ПЛСР покушения на Мирбаха не организовывал и сам Александрович к убийству причастен не был. В противном случае Блюмкину было бы легче получить настоящую подпись Александровича, а не "поддельную" Дзержинского.166 "Он был революционер, и мне рассказывали, что он умер мужественно". Эту фразу, звучащую более чем цинично, Троцкий проронил на съезде 9 июля. "Дифирамбы" расстрелянному Александровичу на этом не кончились. Их продолжал петь тот, кто и засвидетельствовал мужественное поведение Александровича во время расстрела -- Дзержинский:

"Александровичу я доверял вполне. Работал с ним все время в Комиссии, и всегда почти он соглашался со мною, и никакого двуличия не замечал. Это меня обмануло и было источником всех бед. Без этого доверия я... не

поручил бы ему расследовать жалобы, которые поступали иногда на отряд Попова, не доверял бы ему, когда он ручался за Попова в тех случаях, когда у меня возникли сомнения в связи со слухами о его попойках. Я и теперь не могу примириться с мыслью, что это сознательный предатель, хотя все факты налицо и не может быть после всего двух мнений о нем".157

Короче, коварный Александрович обманул доверчивого Дзержинского. И за все это доверчивый Дзержинский коварного Александровича застрелил. Только кто же поверит в наивность Дзержинского?

Вообще, в манере для себя непривычной, большевики неоднократно подчеркивали свою полную растерянность перед происшедшим. Ленин писал: "Чтобы дело могло дойти до восстания или до таких фактов, как измена главнокомандующего Муравьева, левого эсера, этого я, признаться, никак не ожидал".158 He ожидал. Но за эсеровскими отрядами следил давно, а 7 июля просил передать по прямому проводу в Казань приказ "установить тройной контроль над Муравьевым". Председателю РВС Восточного фронта П.А.Кобозеву и членам РВС фронта К. А. Мехоношину и Г. И. Благонравову предписывалось попеременно дежурить при Муравьеве, не оставляя его одного "ни на миг". Телеграфируйте мне сейчас же, -- продолжал Ленин, -- можете ли вы гарантировать, что Муравьев не пойдет на эту глупую авантюру, а также, что вы в точности исполните предписание о строжайшем контроле".159

Отвечая Ленину, Мехоношин "сообщил об отказе М. А. Муравьева от звания члена партии левых эсеров, поскольку эта партия пошла против советской власти".160 Но "доверчивому" Ленину и этого казалось мало: "Запротоколируйте заявление Муравьева о его выходе из партии левых эсеров, -- настаивал он, -- продолжайте бдительный контроль".161

Заявление Дзержинского об Александровиче и Ленина о неожиданности левоэсеровского "восстания" не были случайными. Дзержинский так и свел всю свою причастность к убийству германского посла к чрезмерной доверчивости. Но заподозрить Дзержинского в доверчивости к людям -- значит усомниться в его

компетентности как председателя ВЧК. И зачем же было так торопиться с расстрелом Александровича, могшего дать полезный и крайне необходимый большевикам материал о подготовке ЦК ПЛСР убийства Мирбаха и восстания против советской власти? Да ведь именно для того, чтобы свалить на него вину.

В целом, однако, Ленин мог остаться собой доволен. Все улеглось быстро и без осложнений. Никому, конечно же, не пришло в голову подозревать Ленина в запланированном разгроме союзной советской партии. Все улеглось, и все-таки, впервые со времени революции по личному приказу Ленина артиллерийским огнем прямой наводкой расстреливались партийные друзья большевиков, преданные революции левые эсеры. И это -- по задуманному Лениным плану. Пока громили левых эсеров, Ленин был жесток, циничен и хладнокровен. Но уже после разгрома, вечером 7 июля, как однажды вечером другого дня Родион Раскольников, он вернулся в дом, где совершилось убийство. Вместе с Крупской, единственной свидетельницей столь странного для Ленина поступка, он ходил по комнатам разрушенного дома в Трехсвятительском переулке, дробя подошвами своих ботинок куски лежавшей на полу обвалившейся штукатурки и разбитого стекла. Он молча думал. И поняв, что добился того, чего так страстно желал -- однопартийной диктатуры под своим диктаторством, -- ощутил значение и последствия своей победы и потерял самообладание. Он недолго оставался таким. Циничное спокойствие вернулось к нему, и он попросил увезти его обратно в Кремль.162