Валерий Елманов - Око Марены

• Название: Око Марены
• Автор: Валерий Елманов
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2006
• ISBN: 5-9717-0290-4

Едва Константину Орешкину удалось встать во главе Рязанского княжества, как на него пошел войной юный княжич Ингварь. Обвиняя Константина в смерти отца, он согласен даже прибегнуть к помощи извечных врагов – князей Владимиро-Суздальской Руси.

В это же время со жрецом Перуна Всеведом связываются Мертвые волхвы, которые ушли на Урал после принятия страной христианства. Волхвы настаивают, чтобы Всевед отправил Константина на север Руси, к волшебному озеру. Это гиблое место зовется Оком Марены – именем славянской богини смерти. Если рязанский князь не справится со своей задачей, твари, что выползают из озера, смогут уничтожить жизнь не только на Руси, но и на всей планете.

Одно утешение – хоть верных друзей можно с собой прихватить. Вот только каждый ли из них доживет до победы?

---

Наутро же, после того как выспались на славу, все этого врага самолично увидали, да еще как близехонько. Тот поначалу прямо на них пошел, но затем остановился в нерешительности. Любим даже расстроился малость оттого, что неприятель достался им какой-то несерьезный и вовсе не страшный.

К тому ж, сразу видно было, не учили их так, как учили Любима и прочих. Не рать пешая то была, а толпа толпой, разве что с копьями да с мечами. Глядя на них, даже угрюмый Позвизд усмехнулся и заметил, что если овце клыки в рот засунуть, то она от этого мясо есть все равно не научится.

Затем вступили в дело барабаны. У Любима вся учеба под них была, каждый барабанный бой он, как и прочие, назубок знал, вот и тут не растерялся, мигом место свое в тесном строю нашел. Он – первошереножник, стало быть, его удел – мечом орудовать, а тем, что сзади него, копьями шуровать.

Попробовал кто-то песню дрожащим голосом затянуть, самого себя перед битвой ободрить, ан Пелей так зыркнул глазищами своими, что вмиг осекся певец. И вновь тишина наступила, нарушаемая лишь нескончаемой мерной барабанной дробью. И тут перед каждой полусотней старшие забегали. Глядь, и Пелей перед березовскими мужиками тут как тут очутился. Слово свое обсказал, как дальше быть и как чужая рать вести себя учнет. Даже барабаны, пока их полусотник говорил, и то, казалось, тише стучать стали. Договорил Пелей и сызнова в строй нырнул, стал, как и половина березовских и прочих мужиков, в первом ряду и с мечом обнаженным.

Вроде не похож на волхва их полусотник, однако ж слово его вещим оказалось. Как предрек Пелей, так оно дальше и случилось. Все в точности.

А тут и барабаны свой голос усилили. Им в такт зазвучали мечи. Они славно звенят, когда металл о металл бьется. Это сотники и полусотники свою мерную музыку завели – у них щиты с умбонами[60], по которым они мечом и стучат. Умбон же из металла, потому и грохот такой.

Десять ударов всего нанесли сотники по умбонам. Все остальные пока только считали их. Кому счет тяжело давался, тот мысленно пальцы на руках загибал. Как все загнет, так пора двигаться. До десятка счет дошел, тут уж и другие ратники бить начали. Оно, конечно, умбоны на щитах не у всех есть, но полосы железные крест-накрест на каждый наложены и оковка, опять-таки из металла, непременно по краю каждого щита идет.

И снова десять ударов отсчитать надо. На одиннадцатый – шаг левой ногой сделать надо, на двенадцатый – правой. Так и надлежит на врага наступать: каждый шаг ударом меча по щиту сопровождая. Любим в первом ряду идет. Его задача только в такт двигаться да меч обнаженный наготове держать. А на плечах у него пяток копий. И так повсюду. Торчат копья из строя, как частые иглы из ежа. Не подлезть, не проломить, не прорвать. Сам Пелей сказывал, что в древние времена такие фаланги, как у них ныне, полмира завоевали. Давно то было, ан до сих пор против этой зловредной штуки противоядия никто не сыскал.

Любиму полмира не надо. Ему и в Березовке хорошо. Главное, чтобы их никто не трогал. А вот если попробуют, тут уж держись. Хорошо их учили, славные были учителя. Низкий поклон тебе, хмурый Позвизд! Здрав буди, веселый Пелей! Пришло время показать все, чему вы обучили, и не посрамят березовцы своих сотников и полусотников.

Правда, далее совсем все не как на учебе было. Там полагалось ход ускорять и звон мечей о щиты убыстрять одновременно. В чужую рать лучше врезаться с разбегу. Здесь же по-иному им было указано.

Только до жердей, что в снег загодя вбиты Пелеем и другими полусотниками, надлежало дойти. А они вон, рядом уже, торчат из снега.

Непонятно это Любиму, да и прочим тоже невдомек, зачем такая остановка. Однако коль команда была, стало быть, выполнять ее надобно. Это потом, ежели интерес будет, можешь у полусотника спросить, а он тебе ответить должен, разъяснить все как есть, ибо всяк ратник должен понимать свой маневр. Так Пелей говорил, а ему воевода Вячеслав.

Маневр – слово мудреное, нерусское, но что оно означает, тоже разъяснили хорошо, и потому Любим позже непременно спросит полусотника: «А зачем такой чудной маневр был нужен?» Но это потом, все потом. Сейчас же надо остановиться близ жердей этих. Остановиться и стоять. Одновременно и звон мечей стих. Нет шага – нет звона. А вот уже и барабаны бить перестали.

Тишина над полем. Мертвая тишина. Хотя нет. Пока живая. Нет пока еще на нем мертвецов. Нет и… может быть, и вовсе не появятся. Почему-то Любиму вдруг очень-очень захотелось, чтобы не было никакой битвы и не лежали потом на поле трупы на радость волкам и воронам. Нет, нет, Любим не струсил. Чего бояться этих мужиков, сбившихся в одну перепуганную кучу. Подумаешь, что у них тоже копья и такие же мечи. Зато нет у них таких замечательных учителей. Не гонял их до седьмого пота Позвизд, не учил уму-разуму и всяким тонким премудростям хитроумный Пелей. А ежели и учил, то все равно не так хорошо, как Любима. Не повезло им. Ох, как не повезло. Да они это и сами чуют. Да что чуют – воочию видят.

Но только и о другом не след забывать. Сами-то они ни в чем не повинны. Даже отсюда, издали, и то видно, что они совсем такие же, как и березовские. Пусть деревенька их иначе называется и тиуна ихнего иначе зовут, да и у князя имечко другое – а все ж таки люди. Велели им, вот они и пришли.

Ежели приказ будет, тогда деваться некуда. Придется идти и рубить. Сами виноваты. Не надо было супротив нашего князя меч поднимать, пусть и подневольно. И будет Любим протыкать их мечом и наступать на павших, не глядя и не сбавляя мерного шага. Но неужто нельзя обойтись без этого? Ведь остановился же строй и барабаны смолкли, да и копья вверх подняты. Может, и впрямь обойдется?

А спустя час барабаны вновь забили, но уже иначе. И Любим обрадовался, хотя именно эту команду выполнять тяжелее всего, да еще на кочковатом неровном поле, потому как надлежало назад пятиться. Ничего, сзади друзья поддержат, ежели что. Зато сечи не будет. Отложили ее пока, а там как знать…

Двое суток длилось непонятное ожиданье. Как и полагается, ночную сторожу выставляли регулярно да еще отлавливали время от времени беглых. Нет-нет, из их рати ни един человек не удрал. В стане победителей, пусть даже только будущих, дезертиров не бывает, а вот из мрачной холодной темноты, знобко шевелившейся от холода, изредка выныривал кто-либо из продрогших насквозь мужиков и просил милости, умоляя отпустить его подобру-поздорову. Таких отводили в отдельное место и бдительно сторожили, но поначалу кормили горячей похлебкой и кашей.

А спустя двое суток барабаны вновь забили. И вновь Любим, не мешкая ничуть, свое место в строю занял. И вновь Пелей своей полусотне, выскочив вперед, разъяснения стал давать, ибо такой команды на учениях березовцы никогда не выполняли. Но вот наконец встал их строй с сомкнутыми щитами по обе стороны от дороги. Одни на правой стороне, другие – на левой. Проход меж ними – сажени три[61], не больше. Одним словом, маленький проход, совсем узкий. Копье каждый навстречу друг дружке наклонил, будто два ската у крыши диковинной образовалось. Пройти под ними еле-еле можно, да и то если невысок ростом.

В тишине и молчании стояли около часу, а затем к краю строя подошла нестройная толпа мужиков. Поначалу пропустили вперед самых смелых. Да и те шли по узкому проходу, все время робко поглядывая на стоящих по сторонам ратников. Видя, что никто не собирается ни рубить мечом, ни колоть копьем, осмелели и за какие-то полчаса прошли полностью.

Затем пришел черед конной дружины. Те, подъезжая к их строю, бросали на землю все полностью: такие же продолговатые, миндалевидной формы, как и у пешцев, но меньшие по размеру щиты, тяжелые мечи, копья, тулы со стрелами и луки, скидывали с себя бронь. И лишь после того, как у дружинника не оставалось оружия, скрещенные копья, загораживающие проезд, размыкались, и дружинник двигался дальше.

Правда, не все, как заметил стоящий чуть ли не в середине Любим, согласились так пройти. Почти три десятка всадников направились к обрывистому берегу Оки. Их никто не преследовал, даже не пытался, и те поочередно исчезали за крутым обрывом.

Лишь вечером на привале узнал Любим, что был то молодой князь Ингварь Ингваревич, коему злые советчики наплели худого в уши, и пошел он войной супротив стрыя своего двухродного[62] – князя Константина Владимировича. И если бы не доброта последнего, простившего разорение посадов своего града Ольгова и постаравшегося решить дело миром, неизвестно, как бы все обернулось…

Впрочем, известно как. Возможно, война и возобновилась бы, скройся князь Ингварь за большим и густым лесом в своем Переяславле-Рязанском, но Константин Владимирович вместе с воеводой Вячеславом все смекнул заранее. Потому и разделились они надвое, взяв в клещи хилую дружину и еще более хилую рать князя Ингваря. Тем оставалось либо бой принимать, ибо отступать некуда, либо сдаваться.

– Так мы ж токмо с двух сторон стояли? – усомнился было Любим. – А ежели бы они в сторону метнулись, пусть не к реке, та толком не встала и опасная еще, а в противоположную.