Валерий Елманов - Око Марены

• Название: Око Марены
• Автор: Валерий Елманов
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2006
• ISBN: 5-9717-0290-4

Едва Константину Орешкину удалось встать во главе Рязанского княжества, как на него пошел войной юный княжич Ингварь. Обвиняя Константина в смерти отца, он согласен даже прибегнуть к помощи извечных врагов – князей Владимиро-Суздальской Руси.

В это же время со жрецом Перуна Всеведом связываются Мертвые волхвы, которые ушли на Урал после принятия страной христианства. Волхвы настаивают, чтобы Всевед отправил Константина на север Руси, к волшебному озеру. Это гиблое место зовется Оком Марены – именем славянской богини смерти. Если рязанский князь не справится со своей задачей, твари, что выползают из озера, смогут уничтожить жизнь не только на Руси, но и на всей планете.

Одно утешение – хоть верных друзей можно с собой прихватить. Вот только каждый ли из них доживет до победы?

---

Лишь спустя несколько часов, уже после того, как заполыхали посадские дома, в стане осаждающих удалось навести относительный порядок и дружинники, пытаясь использовать старую половецкую тактику, приступили к осаде как таковой.

Здесь тоже изначально все пошло наперекосяк. Во-первых, стрелы, обмотанные горящей паклей и исправно впивающиеся в кровлю и стены городских домов, никак не хотели разгораться. Виной тому был изрядный снегопад, прошедший, как назло, минувшей ночью. Во-вторых, из-за того же снегопада лошади, везущие четыре заготовленных загодя порока[25], окованных добротным железом, безнадежно застряли в дороге и прибыли лишь на третьи сутки, да и то к вечеру.

А на следующий день после доставки пороков, когда уже можно было начинать ломать ворота, перед дружиной Ингваря и его пешей ратью как из-под земли выросла несокрушимая железная стена. Строй ратников князя-братоубийцы даже издали внушал невольное почтение невероятной монолитностью сомкнутых рядов и удивительной стройностью выполнения команд, подаваемых зычными голосами сотников и тысяцких.

Впрочем, по количеству воев Константин лишь ненамного превосходил Ингваря. Если последний насчитывал в своих рядах две тысячи пешцев, то князь-иуда выставил супротив него едва ли полторы. Дали бы переяславскому князю и его воеводе хотя б с годик поучить своих мужичков ратному делу, и Ингварь не колеблясь бросился бы в атаку. Но посылать их теперь, практически почти необученных, означало обречь всех на верную гибель, от коей, куда ни глянь, виделся один вред и никакой маломальской пользы.

А потому пороки были брошены, и войско Ингваря начало медленно отступать от Ольгова. Поначалу это еще не выглядело как стихийное беспорядочное бегство, но уже к исходу дня, невзирая на все старания Вадима Данилыча, боярина Онуфрия, сотников из числа дружинников и самого Ингваря, отступление все больше и больше стало напоминать постыдное бегство от неминуемой смерти.

Рать Константина же, представляя собой явную противоположность, мерным шагом шла, сохраняя свой монолитный строй, только перестроившись в походную колонну.

Заночевали два враждебных войска почти рядом на одном поле. Расстояние между ними не превышало двух полетов стрелы. И вновь разительное отличие. Если мужики Ингваря вынуждены были спать на мокром, раскисшем от оттепели снегу и довольствоваться лишь краюхой ржаного хлеба, куском сала и луковицей, то в той стороне, где разместились Константиновы ратники, весело мерцали костры, и легкий ветерок даже доносил аромат густой горячей похлебки, щедро приправленной травами и мясом.

Наутро же Ингваря ждало новое потрясение. У опушки далекого леса, миновав который можно уже было узреть родной Переяславль-Рязанский, перед ними предстало почти такое же по численности войско, что и преследовавшее их. Денек выдался на редкость солнечный, и отблески небесного светила щедро отражались в сплетении колец и пластин начищенных кольчуг вражеских ратников. Дружины были почти одинаковы – что спереди, что сзади. Разве что ратовища[26] копий у тех, что преграждали путь в Переяславль, не так густо вздымались над головами воев, но зато вместо них в изобилии виднелись оскорды[27].

Роднила эти две рати не только стройность несокрушимых рядов, но и поведение. Обе застыли в неподвижности, не подавая ни единого звука. Ингварь хотел в отчаянии попытаться пойти на прорыв конной дружиной, чтобы проломить брешь, но как бы предупреждая, что попытка будет безуспешной, из-за спин вражеских ратников, безмолвно стоявших на дороге в Переяславль, медленно, никуда не торопясь, выехало не менее четырех сотен конных дружинников, Сосредоточиваясь на фланге, противоположном речному изгибу. Одновременно точно такой же маневр совершила и дружина, преследовавшая неудачливых воев Ингваря от самого Ольгова.

Паника в стане молодого переяславского князя быстро достигла предела. Даже более обвычные к ратному делу дружинники стали растерянно оглядываться на Ингваря, понимая, что с таким перевесом в силах вои Константина прихлопнут их всех, как надоедливого комара, вознамерившегося попить крови.

Дружины медленно двинулись навстречу друг другу, угрожающе ощетинив копья и норовя окончательно сомкнуть кольцо окружения, но, пройдя полторы сотни метров, неожиданно остановились. От преследователей отделился нарядный всадник. Изо всего оружия у него было лишь копье. На шейке[28] наконечника широко развевалась по ветру белая тряпица.

Подскакав к шатру, где его настороженно встречали бояре и сотники Ингваревой дружины, он спешился с коня, воткнул копье подтоком[29] в сырую землю и, протягивая в знак доказательства, что он не вооружен, руки ладонями вверх, остановился напротив Ингваря. Его не смутили угрожающе нацеленные прямо в грудь перья копей и готовые выхватить в любой момент свои мечи дружинники.

После тщательно выдержанной паузы, внимательно окинув взглядом встречающих его, наконец заговорил:

– Я послан к тебе, Ингварь, от рязанского князя Константина.

– Не ведомо мне имя оное, – сухо ответствовал Ингварь. – Может, ты прискакал от того, кто не во крещении, но по делам своим, наречен Каином? Так мне его и слушать негоже.

Всадник насмешливо прищурился и предложил:

– Не для посторонних ушей речь моя к тебе, княже Ингварь. И мыслю я, ежели восхочешь ты жизнь воев своих сохранити, то слух свой ко мне все же обратишь и слову мирному внемлешь.

– Я от бояр своих тайн николи не держал, – не сдавался Ингварь. – А коли жаждешь слово свое донести, допрежь обскажи мне и советникам моим – кто сам будешь.

– Я, княже, наречен батюшкой своим в честь князя младого. Потому и имечко мне дадено – Константин. Ноне я тысяцкий во всей дружине конной, коя, – не удержался всадник, чтобы не съязвить, – пред тобой выстроилась во всей своей красе. Да чтоб ты ее хорошо разглядеть мог, мы ее о две стороны пред тобой поставили. Хошь налево взор кинь, хошь направо. Вои славные везде пред тобой.

– А под Исадами они тако же выстроились? – задал вопрос в тон Константиновой речи воевода Кофа.

– Под Исадами, воевода, – повернул к нему голову посол, – нашей дружины и вовсе не было. А из тех, Ингварь, кто твоего батюшку от князя Глеба защитить пытался, только четверо в живых и осталось. Ноне они, как и ранее, в дружине княжеской.

– Сладко гадюка шипела, да больно кусала, – хрипло изрек Онуфрий. – Его послухать, княже Ингварь, так Константина-иуду хоть на икону малюй.

– С переветчиками и душегубами глаголить мне дозволения князь не давал, – недобро прищурился посол. – Им другая речь и другое слово уготовано. А ноне я, княже Ингварь, тебе реку. Ежели руда воев твоих дорога тебе, ежели не хочешь ты, дабы твои неповинные ратари живот свой в этом поле утеряли, то подъезжай один к завтрашнему утру в шатер князя Константина. Он тебя ждать будет.

– А там вы с ним, как с его батюшкой Ингварем Игоревичем. Так, что ли?! – не выдержал Кофа.

– Князь Константин на мече клятву дал, что ежели не будет уговора мирного у него с князем Ингварем, то и тогда живым и здоровым переяславский князь до своего шатра доедет.

– А есть ли у нас вера в слово князя твоего? О том ты что ж не спросишь? – осведомился воевода.

– Я, Вадим Данилыч, слово своего князя до вас донес, – уклончиво отозвался Константин. – Ноне вам мыслить. Токмо об одном не забывайте, покамест совет держать будете. Коли возжаждал бы наш Константин покарати всех за набег дерзкий, ноне же поле это вашими телами устелил бы. Ежели мне, княже, веры нету, так ты у своего воеводы вопроси, сколь твои вои супротив нас продержались бы. Он у тебя муж в ратях умудренный и живо тебе ответ даст. А засим дозволь, княже, откланяться, а то кобыла моя замерзла, хозяина своего дожидаючись.

С этими словами посол, небрежно поклонившись на прощание и более не оборачиваясь, прошел к своему коню и через минуту был уже возле своей дружины.

Ингварь еще долго смотрел всаднику вслед, напряженно размышляя о чем-то. Затем окинул хмурым взглядом свое разношерстное притихшее воинство и, не говоря ни слова, молчаливо, одним жестом руки, пригласил всех ближних бояр и воевод в шатер.

Проворные слуги уже суетились, заставляя ковер, служивший скатертью, разного рода снедью, но большей частью холодной. В завершение последний из слуг вылил добрых полбочонка хмельного вишневого меда в здоровенную братину, которая была торжественно водружена в самый центр своеобразной самобранки. Увидев ее, Ингварь поначалу недовольно поморщился, но потом вяло махнул рукой, соглашаясь с неизбежным злом.

– Можа, в останний раз доводится мне ноне чашу с питием хмельным опрокинуть. Пусть будет. Но допрежь надобно нам решить, что далее делать будем, а тако же ехать мне или нет к Константину.

При этих словах воевода пешцев молодой тридцатилетний Шестак резко отдернул руку от братины, едва не утопив узенький серебряный ковшик, цепляющийся своей резной ручкой за край огромной посудины.