Ольга Гордеева - Измененные состояния сознания и культура: хрестоматия

• Название: Измененные состояния сознания и культура: хрестоматия
• Автор: Ольга Гордеева
• Жанр: Психология
• Год: 2009
• ISBN: 978–5–388–00318–8

Хрестоматия содержит работы отечественных и зарубежных авторов, отражающие основные направления исследований значения измененных состояний сознания для культуры и общества, их роли в происхождении и развитии человеческого разума, культурно–исторической обусловленности содержания, функций и характеристик данных состояний.

Издание адресовано психологам и студентам, изучающим психологию, культурологам, этнографам, философам, социологам, медикам (особенно наркологам и психиатрам), историкам, религиоведам, а также широкому кругу читателей, интересующихся проблематикой измененных состояний сознания.

---

Трансы одержимости встречаются в более сложно организованных этнических группах (занимающихся преимущественно сельскохозяйственной деятельностью), имеющих более выраженную стратификацию и политические структуры, а также тенденцию к большей ригидности, чем сообщества охотников и рыболовов. В связи с распространенностью здесь патрилокальности (девушка покидает семью, чтобы жить у мужа) функция ритуалов перехода состоит в социальной адаптации женщин путем обучения их повиновению.

Если во время транса с галлюцинациями духи дают человеку силы преодолевать испытания взрослой жизни, то при трансе одержимости характер отношений с духами – обратный: во время ритуала вместо покорных женщин действуют могущественные и властные духи, то есть ритуал является своего рода бегством в воображаемое [15, 27].

Итак, культура обуславливает (а иногда и жестко задает) определенный набор ИСС, их структуру, содержание, функции. Однако основой, так сказать, «материалом» для культурной «формы» в данном случае выступают «натуральные» ИСС, которые могут преобразовываться в «культурные», подобно тому как натуральное запоминание, по Выготскому, с помощью мнемотехнических операций превращается в запоминание культурное. Поэтому в разных культурах мы встречаемся с разными функциями у сходных по «натуральной основе» ИСС. Так, в примитивных обществах сновидения имели принципиально иное значение, чем в современном, кроме того, примитивный человек мог управлять ими, что встречается сейчас лишь в виде исключения. Сновидение становилось для первобытного человека источником высшего знания и предвидения. Под влиянием такой веры он желал определенных сновидений и умел внушать их себе [2, 213]. Например, североамериканские индейцы разработали целый комплекс приемов искусственного вызывания сновидений (для вызывания снов о тотемическом животном требовалось уединение, воздержание, прохождение определенных испытаний). Кроме того, сновидение могло использоваться как средство магического воздействия на реальность. Так, один путешественник наблюдал в Бразилии, как вождь индейского племени, готовившегося наутро вступить в бой с другим племенем, обошел всех своих воинов и сказал им, что в эту ночь каждый должен увидеть хороший сон, иначе врага не одолеть» [2, 148].

Другой пример выполнения сном функции источника знания, на основании которого принимаются жизненно важные решения (здесь его значение приближается к тому, какое для современного человека играет мышление), – Зевс в «Илиаде» замышляет отомстить за Ахиллеса царю Агамемнону. И вот перед Зевсом предстает «обманчивый Сон», и Зевс посылает его «к кораблям быстролетным ахеян» внушить Агаменону, будто он один, без союзников, может одержать победу над Троей. Сон является перед царем в облике мудрого старца Нестора, которого царь чтил более всех, укоряет его за то, что он спит, когда давно пора действовать, и внушает ему ложный стратегический план [2, 148].

Знаменитые оракулы древности свои предсказания получали разными способами, в том числе и вызыванием духов умерших. Считалось, что обитателям подземного царства все известно про тех, кто еще на земле. Общались с умершими тоже по–разному: наяву, после соответствующих заклинаний и магических действий, или во сне [2, 152].

По словам Дж. Фрезера, насамоны*, жившие некогда в Северной Ливии, желая увидеть вещий сон, имели обыкновение засыпать на могилах своих предков. Они верили, что души умерших поднимаются из могил и дают советы своим потомкам. Вейн сообщает, что подобный обычай еще жив в племенах туарегов* в Сахаре. Когда мужчины находятся в далеком походе, их жены идут к древним могилам и вызывают душу того, кто должен сообщить им весть об их мужьях. Те же обычаи существуют и за тысячи километров от Сахары – на острове Целебес, в племенах тораджи* [2, 153–154].

В «Истории бриттов» Гальфрид Монмутский сообщает, что богиня Диана во время вещего сна в ее храме указала Бруту страну (Англию), куда следовало отплыть [9, 13]. И подобных литературных примеров выполнения сном прогностической и мыслительной функций мы встречаем множество.

Изучая другие культуры, западные антропологи сталкивались с народами, у которых бодрствование, сон и различные промежуточные состояния не разводились с точки зрения простой оппозиции «реальное – нереальное», где, например, сновидение выступало как менее объективное, более неверное, более личностное и более иллюзорное, чем межиндивидуальная объективная реальность. Так, некоторые племена американских аборигенов воспринимали сновидение как описание прошлого или предсказание будущего, как показатель физического и духовного состояния спящего и т. д., что использовалось ими для корректировки поведения в состоянии бодрствования [15, 19].

Существуют и экспериментальные исследования, подтверждающие социальную обусловленность содержания, функций и форм таких состояний, создаваемых на одной и той же физиологической основе «натуральных», «низших» ИСС. Пример этого – эксперименты Э. Уоллеса, который провел сравнительное исследование воздействия пейотля* на белых (в обстановке лабораторного эксперимента) и на индейцев (в обстановке ритуальной церемонии). Были обнаружены следующие различия в поведении и субъективном переживании.

1. Индейцы переживали состояние духовного подъема и экстаза, а впоследствии чувствовали облегчение своих физических страданий. Белые, не обладая культурной подготовкой, которая дала бы им какие–то определенные представления о должных в данной ситуации переживаниях, оказывались во власти нестабильного настроения и колебались в своих переживаниях между эйфорией и депрессией; происходившие с ними изменения явились для них источником страха и тоски.

2. Индейцы в психоделическом (см. «Галлюциногены»*) трансе продолжали соблюдать правила социальной жизни; у белых происходило снятие социальных запретов, что вело к появлению действий, обычно подавляемых.

3. У индейцев видения совпадали с их верованиями и культурными моделями, поэтому между ними обнаруживалось большое сходство по содержанию. У белых галлюцинации, не опиравшиеся на поддержку традиции и культуры, значительно различались от одного человека к другому.

4. У индейцев пейотль приводил к позитивным изменениям в самочувствии, у белых не наблюдалось какой–либо терапевтической пользы.

На основании этих результатов Уоллес пришел к выводу (с которым трудно не согласиться), что наркотик сам по себе в определенном смысле «нейтрален». В силу своего психобиологического воздействия он не производит «содержания», но лишь вызывает на определенное время изменение состояния сознания. Поэтому происходящее в этом состоянии определяется либо тем, что привносят сами испытуемые, либо культурными, в частности ритуальными, традициями [см. 15, 21–22].

Культура в определенном смысле как–то оформляет, фиксирует определенные измененные состояния сознания. Подобная «фиксация» предполагает задание определенных параметров отличения какого–либо состояния от других. Доказательством этого являются трудности различения сна и бодрствования у маленьких детей (вероятно, из–за недостаточной усвоенности социально обусловленных способов их различения) или у примитивных народов (из–за отсутствия такой необходимости – у них состояния сна, выполняя, как уже было сказано, функции, характерные у нас для бодрствования, не противопоставляются бодрствованию, как в нашей культуре).

На ранних этапах развития человечества не проводилось достаточного различения снов и реальности. Здесь можно вспомнить описанные

Л. Леви–Брюлем примеры из жизни первобытных племен острова Фиджи. Так, укушенный в сновидении змеей человек лечился так же, как если бы змея укусила его наяву. В. И. Лебедев отмечал, что человечество лишь постепенно, в ходе исторического развития, выработало определенные критерии для дифференциации сновидений от реальности, которые усваиваются ребенком в процессе своего развития [14, 202]. Аналогичную точку зрения высказывают П. Сьюдфелд и Р. Борри, указывая на отсутствие в раннем возрасте четких границ между состояниями сна, дремоты и бодрствования, которые возникают по мере дальнейшего развития ребенка [25].

Согласно Лебедеву, отличить сон от реальности человеку, прежде всего, помогает быстрота пробуждения, позволяющая сопоставить и заметить различие между образами сновидения, которые мы всегда в этом состоянии осознаем, и внешними впечатлениями [14, 203].

Другой критерий, по Лебедеву, – это «социальные коррекции», то есть возможность выяснить, приснился ли мне сон, расспросив об этом родственников, знакомых.

Существует еще один критерий различения сна и реальности, выступающий для Сьюдфелда и Борри в качестве основного, – проверка того, открыты глаза или закрыты [25].

Таким образом, умение различать сон и бодрствование мы можем рассматривать как развивающуюся функцию, становление которой происходит через функционирование механизмов рефлексии. При создании человеком границ, отделяющих для него самого друг от друга разные «состояния сознания», меняются, дифференцируясь, сами эти состояния. При развитии способности к их различению эти состояния сами становятся все более и более непохожими друг на друга: их континуум, по выражению Сьюдфелда и Борри, становится все менее «сплошным» [25].