Дора Карельштейн - Дурочка

• Название: Дурочка
• Автор: Дора Карельштейн
• Жанр: Современная проза

Почти исторический романчик с картинками быта и нравов эпохи начала падения коммунистической империи и позднего ренессанса капиталистического двадцативековья.

(На пороге Геенны Огненной и последующего Ледникового Периода Новой эры).

В основу романа положены личные наблюдения автора.

Все персонажи, однако, вымышленные.

Совпадение их с реально существующими лицами может быть только случайным.

---

Он шел по тротуару, как до него и после него шли тысячи. Но именно в тот момент, когда проходил он, с крыши сорвалась решетка и, упав, размозжила ему голову.

Не дойдя до работы, он поступил на стол, где мы практиковались вскрывать трупы.

Для меня это была тяжелая неделя. Я не очень много научилась патологической анатомии, но приняла для себя одно решение. Я надеюсь, что судьба позволит мне сдержать его.

Меня убивала мысль, что смерть для нас стала обыденной. Кто-то принимал страшное решение прервать свою жизнь.

Что испытывал он или она в этот миг?

Кого он оставлял, какая беда довела его до такого отчаяния, чтобы головой в петлю и самому затянуть её, дернувшись всей силой или выбив стул ногой?

А мы спокойно пишем в протоколе, пожирая пирожки: «На трупе белые поношенные трусики, на правой груди родимое пятно величиной с горошинку»

Господи! Избавь меня от такого, – сказала я себе.

Никогда! Никогда, что бы ни случилось, я не уйду, пока не придёт мой час.

При самых трагических ситуациях, при самых больших крушениях, всегда остаётся одна возможность: оставить всё и начать сначала.

Даже если узнаёшь, что дни сочтены, то всегда есть что-то такое, что не успел за всю жизнь, чему можно посвятить оставшиеся дни.

И помоги мне Боже, не нарушить этого решения и не пошли мне таких испытаний, способных вызвать желание смерти!

Но неделя практики в патологической лаборатории была значительно позже, сейчас же речь идёт о счастливой неделе в Костроме, по окончании которой, моё желание поступить в институт превратилось в великую мечту.

Я поняла, что если поступлю в институт, то не только буду вместе с Виталием, это значит, что я уеду из ставших вдруг душными Черновиц и перестану быть барышней с главной жизненной целью, ограниченной рамками замужества.

У меня будет другая жизнь и другие цели.

Я твердила себе, что должна выучить всё, что можно выучить!

Мне предстояло научиться решать задачи по физике и химии.

Я, окончившая только семь классов, должна одолеть за несколько месяцев то, что изучается в 8-9-10 классах, продолжая работать в психбольнице, и не помешаться самой.

После работы надо было бороться с усталостью и сном, решать задачи, много учить, писать сочинения и самой их проверять.

Но было и нечто приятное. Письма!……

Поэма о любви в письмах. Господи! С каким нетерпением бегала я каждый день на почту и с каким наслаждением писала ему!

Меня больше не интересовали танцы и не волновали случайные домогатели.

Со мной была моя любовь.

Я должна была поступить в институт!

Мы решили, что я буду поступать в Ленинграде, куда он тоже переведётся в случае моей удачи.

Но всё мероприятие, в условиях Советского Союза, было до идиотизма смелое и практически невыполнимое.

Еврейка с семью классами образования, несколькими рублями в кармане, взяв очередной отпуск в психбольнице, едет поступать в столичный вуз!

Как говорится в одном анекдоте – уделаться можно! Но, как утверждает народная мудрость – риск благородное дело.

Мы разработали в письмах следующий вариант:

Он прибывает в Ленинград на день раньше меня, получает от меня на главпочтамте телеграмму с указанием времени прибытия, встречает меня, мы подаём мои документы в институт и я, как абитуриент, получаю общежитие. Он поселяется в комнате ребят, (нелегально) помогает мне готовиться к экзаменам по физике и химии.

Я успешно сдаю все экзамены и ОК!!" Дуня в Европе".

Всё было не так.

У меня был билет на 30-е число. Не обратив внимания, что месяц имеет 31 день, я дала телеграмму, что прибуду первого.

Но он, парень с головой, (был тогда) сделал скидку на женскую логику, на мою влюблённость и импульсивность и решил приехать на день раньше и встречать меня два дня подряд.

Когда я, сияющая свалилась с подножки вагона ему на шею, то крайне удивилась, услышав от него первый вопрос: «Какое сегодня число?»

Недовольная, что вместо объятий и поцелуев меня отвлекают посторонними вопросами, я небрежно ответила: «Первое июля!»

Если бы он не был тогда столь дальновидным, мы могли бы разминуться в Ленинграде и неизвестно как повернулись бы события.

Но если бы он был таким же дальновидным последующие 30 лет, то мы бы отмечали сегодня эту круглую дату вместе, как говорят, в кругу семьи.

Однако мы встречаем её не в одном городе, не в одном доме, и даже не в одном государстве, а кроме всего, мы больше не одна семья.

Но тогда он был и дальновидным и влюблённым, и поэтому мы смогли встретиться, даже спутав дату встречи.

Убедившись в этом, мы приступили, наконец, к объятиям, поцелуям и ликованию.

Дальнейшие события ещё больше уклонялись от предполагаемого идеального варианта.

Неясно было где мы будем ночевать. Вопрос о гостинице даже не возникал.

Не обременённые ни багажом, ни деньгами, мы прямо направились в Первый Медицинский.

Я лихо устремилась в приёмную комиссию, а он остался ждать меня в скверике.

После тщательного изучения документов, меня направили прямиком на медицинскую комиссию, где велели раздеться, не оставив даже трусиков, после чего написали своё заключение, ознакомившись с которым в приёмной комиссии, мне вернули мои бумажки и сказали, что я им не подхожу.

Я стояла как столбняком поражённая, и незаметно было, что я собираюсь уходить.

Поэтому мне простым доступным языком дали исчерпывающие разъяснения, что они готовят участковых врачей, для которых важнее всего ноги, чтобы топать по этажам, делая в день по 20-25 визитов к больным на дому.

Голова, конечно, тоже неплохое приложение к ногам, но не столь важное.

Но так как у меня мол с ножками ой-ой, то извините, до свидания, их ждут другие абитуриенты, поэтому просьба не задерживаться.

Когда я появилась в скверике, то первый раз в жизни со мной случилась истерика.

Я столько готовилась, я столько страдала, я так много ждала, я была готова ко многому, но что всё кончится ещё до того как начнётся!?

Это было выше моих сил и выше моего понимания.

Я билась в истерике у него в руках и причитала: «Оставь меня, брось меня, я гадкий утёнок, я никому не нужна, я не хочу жить!!!»

А он нежно гладил меня, обнимал и говорил такие слова, которые я помнила потом все тридцать лет.

Из благодарности, что он пережил вместе со мной этот момент и говорил эти слова я готова была многое ему простить и терпела то, что мне пришлось терпеть тридцать лет.

Он говорил: «Ты самая красивая и самая умная, ты лучше всех. Я тебя люблю и женюсь на тебе независимо от того поступишь ты в институт или нет. Но ты все равно поступишь и мы все равно будем вместе!»

В связи с этими волшебными словами, истерика кончилась довольно быстро и благополучно.

Каждая женщина перенесёт любую беду, был бы только рядом мужчина, готовый уверять, что любит её!

Кроме того, лучший исход непогоды – это гроза.

Она как очищение, после которого снова ярко светит солнце.

Мне бережно вытерли носовым платком слёзы и нос, мы пожевали, захваченные из дома бутерброды и с новыми силами и надеждами направились в Ленинградский Педиатрический.

Оттуда меня отправили по той же причине, после чего я погрузилась в тихое отчаяние.

Дальше мы поплелись во Второй Медицинский Санитарно-Гигиенический институт имени Мечникова.

Виталий развлекал меня деланными бодрыми шуточками, оттягивая время, т.к. это был последний из медицинских институтов в Ленинграде, и больше надеяться было не на что.

В приемную комиссию он зашёл вместе со мной, но меня снова первым делом отправили к медикам. Ему оставалось только ждать у дверей решения нашей судьбы.

Представ перед коллегами в белых халатах, я почувствовала холодный острый скальпель у горла и затравленно ожидала, когда он плавно меня доконает.

Было хорошим предзнаменованием, что на этот раз мне, как залог удачи оставили трусики и не заставили приседать.

Слегка послушали моё громыхающее сердечко, которое каким-то чудом не плюхнулось им на стол и проверили зрение.

Как я уже отмечала раньше, санитарные врачи в Советском Союзе ходили с объёмистыми сумками, проверяли чужую работу и писали протоколы.

Для этого нужно железное сердце, которое никогда не дрогнет, и хорошее зрение.

Меня признали годной!

Но я хотела быть врачом. Я перевелась позже на лечебный факультет и таки делала по 20-25 визитов к больным своими несчастными ножками.

Но в тот момент я ошалела от счастья и как ненормальная выскочила в дверь, прямо к нему в объятия.

Таким трудным оказался путь уже на первом этапе.

Что же будет дальше?

Дальше всё пошло – покатилось…

Я получила общежитие, он нелегально поселился с ребятами и пытался помогать мне готовиться к экзаменам.

Но, Бог мой! Белые ночи в Ленинграде! Любовь после разлуки…

Открытие секса, которым, открыв его, мы занимались во всех укромных уголках Ленинградских парков, рискуя угодить в полицию за нарушение советских нравов, заклеймивших секс, как проявление буржуазной идеологии, чуждой высоконравственному советскому обществу.