Доминик Менар - Небо лошадей

• Название: Небо лошадей
• Автор: Доминик Менар
• Издательство: Флюид / FreeFly
• Жанр: Триллер
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-98358-203-3

Случайно подслушанный в очереди разговор выбивает у Лены почву из-под ног. Слух о том, что в парке поселился бродяга, который рассказывает истории детям и заботится о пони, разом лишает ее покоя и сна.

Он вернулся. Тот, о ком она никогда не говорила, связанная с ним не только родством и годами, прожитыми вместе, но и страшной тайной, которую ей так бы хотелось забыть. В ее тихую и размеренную жизнь вихрем врывается неумолимое прошлое. Яркие и тревожные, пронзительные и завораживающие воспоминания детства погружают героиню в события давно минувших дней, в психологический триллер, в котором вымысел и реальность сплетаются воедино.

---

Чуть позже в глубине коридора открылась дверь, и из номера вышла пара. Мы слышали, как они прошли, разговаривая и громко смеясь, затем остановились у стойки, и голоса стихли. Но звонка не последовало, и через некоторое время они удалились вниз по улице. Какое-то время Адем лежал возле меня, потом встал, надел брюки и сел на край кровати. Отведя волосы, упавшие мне на глаза, он пристально посмотрел на меня.

— Вчера что-то случилось? — тихо спросил он.

Я почувствовала, что выражение моего лица меняется; так же как Мелих, я не умела лгать, подумала: а вдруг он следил за мной, вдруг ему все рассказали? На мгновение мне представилось, как те две женщины звонят в дверь отеля с намерением рассказать ему о чужаке, поселившемся в парке. Я не отвечала, а он снова вытянулся, придавив меня своим телом, взял мое лицо в ладони и посмотрел мне в глаза.

— Мелих сказал мне, что у тебя болела голова, когда ты пришла. Что он хотел дать тебе твои таблетки, но ты отказалась.

Я молчала.

— Он волновался, — добавил Адем, тем самым вынуждая меня ответить. Мои глаза наполнились слезами. Мне хотелось быть рядом с сыном в этот момент, рассказать, что именно он смог наполнить чем-то гораздо более весомым, чем все тяжести мира, ту сумку из искусственной кожи, с которой я вошла в жизнь его отца. Я хотела сказать это Мелиху, держа его лицо в своих ладонях, как Адем держал мое. Я хотела рассказать, что это он смог укоренить меня в этой жизни, в которую я попала почти случайно, но смогла бы я найти в себе силы, чтобы рассказать ему, как другая рука, не державшаяся за эту тяжелую сумку, все время тянула меня в прошлую жизнь, туда, откуда я пришла, но куда — об этом я даже не подозревала.

— Волноваться не о чем, — тихо сказала я.

— Ты не уйдешь.

— Я не уйду.

Он долго смотрел на меня, и я смогла вынести этот взгляд. Потом добавила уверенным голосом:

— Ничего не случилось, — и только произнеся эти слова, я осознала, насколько солгала.

— Тем лучше, — сказал Адем.

Он улыбнулся, поцеловал меня, скатился на бок, освобождая мое тело, и встал.

— Пойдем съедим мороженое.

— Иди, — сказала я не двигаясь, — я скоро приду.

Он заправил полы рубашки и вышел из комнаты. Я поднялась и прошла в ванную. Встав босыми ногами на холодный фаянс, начала мыться, разглядывая следы чужой жизни вокруг меня: в раковине остались черные волосы, полупустая губная помада была забыта на полочке.

Когда я спустилась к стойке, он, улыбаясь, протянул мне ведерко с мороженым. Оно было пустым, а ложечка лежала на стойке, в сторонке. Парочка, шептавшаяся в вестибюле, прикончила его. Я подумала о Кармине и улыбнулась.

Адем проводил меня до конца улочки, я посмотрела, как он повернул обратно, вошел в отель и закрыл дверь.

Дойдя до конца следующей улицы, я, вместо того чтобы повернуть налево, повернула направо. Не знаю, рассеянность ли, усталость или тайная и упрямая мысль, не покидавшая мой мозг, привели меня к парку, но я неожиданно оказалась перед огромной темнотой, скрывавшейся за хрупким ограждением, где даже свет уличных фонарей терялся в черноте деревьев. Мгновение я неподвижно стояла на тротуаре, затем медленно перешла через улицу.

Я остановилась у края парка, как могла бы остановиться на берегу реки, и, будто погружая руку в воду, просунула ее сквозь прутья решетки и окунула в листву. И снова подумала о тебе. Постояла, прислушиваясь, не раздастся ли из этого мрака человеческий голос. Был слышен только неясный гул насекомых; я до боли прижалась лбом к прутьям, потом повернулась и пошла вдоль решетки парка до запертых ворот. В нескольких метрах от меня находился загон для пони, и в тишине было слышно доносившееся оттуда, приглушенное почти жалобное ржание. Я снова остановилась, стала внимательно вглядываться сквозь решетку и различила бледный песчаный квадрат, а затем очертания пони. Сердце заколотилось: легкая тень виднелась в углу загона, казалось, это был человек; сидя на ограде, он заплетал гриву одному из пони и напевал странную песенку. На мгновение я закрыла глаза, а когда открыла их снова, тень исчезла, и я разглядела лишь силуэты пони. Не сводя с них взгляда, я отступила на несколько шагов, затем повернулась и перешла через улицу.

Я вернулась домой, прижимая к лицу ладонь, которую окунала в листву. От нее исходил волнующий, терпкий и сильный запах, без сомнения, запах наших с Адемом тел, но мне хотелось думать, что это был запах парка и в каком-то смысле легкий аромат твоей кожи.

7

Парк, в котором ты, кажется, теперь скрывался, был похож скорее на кладбище. Наш город новый, значит, он был построен на руинах прошлого. Я выросла в нескольких сотнях метров от того места, где мы живем сейчас, но когда я снова вернулась сюда, здесь все изменилось до неузнаваемости. Квартал, где мы жили раньше, с маленькими домиками и палисадниками, за которыми начинались кукурузные поля, в мое отсутствие был стерт с лица земли. Однако, я помню все — эти леса, этот пруд, где мы имели неосторожность купаться, не умея плавать; здесь мы никогда не видели ни одной живой души, словно все это существовало только для нас двоих. Я помню каждую тропинку и каждую игру, в которую мы играли здесь.

Адем, родившийся не в этом городе, прекрасно ориентируется в этих узких улицах, а я частенько блуждаю. Как собака, потерявшая хозяина, описываю круги и порой не могу отыскать булочную или школу. Через час после выхода, десять раз спросив дорогу, я, запыхавшаяся, готовая уже заплакать, наконец прихожу куда надо. Раньше Мелих, плача, ждал меня возле школьной ограды, теперь он стоит спокойно, уверенный, что я все-таки приду. Случалось, я не успевала найти магазин до его закрытия, и на ужин нам приходилось есть сухие хлебцы или консервы, которые на этот случай хранились у меня в глубине шкафа. Конечно, я преувеличиваю — все это бывало не так уж и часто. Но правдой было еще и то, что именно Мелих, которому тогда едва исполнилось три года, часто находил дорогу к нашему дому. Да и сейчас еще он, бывает, ведет меня, растерянную и встревоженную, за руку, потому что все вокруг кажется мне чужим, а в случайном отражении в витрине я не узнаю своего обеспокоенного лица. Одни только его тонкие черты, его светлые глаза — твои глаза — кажутся мне смутно знакомыми. Даже когда мы поднимаемся по лестнице нашего пятиэтажного дома, я шепчу: «Тсс!», словно боюсь, что мы не в своем, а в каком-то чужом доме, потревоженные жильцы которого могут неожиданно появиться на пороге своих квартир. И я не могу успокоиться до тех пор, пока ключ не повернется в замочной скважине, дверь не откроется и взгляду не представится знакомая обстановка — тусклое зеркало на стене в передней и вешалка с неизменно забытой шляпой или перчаткой.

Адем смеялся надо мной, Мелих, любивший копировать отца, смеялся тоже, тем более что они знали: я выросла в этом городе, но ведь тогда город был совсем другим. Я могла бы подробно описать расположение каждой стены, каждого окна и каждого дерева в старом городе, который не сохранился, наверное, ни в чьей памяти, кроме моей. Однажды за несколько часов я, ни в чем не сомневаясь, нарисовала его. Когда я закончила, прежний город предстал передо мной на карте до самой последней детали. Я и сама не подозревала, что все так ясно сохранилось в моей памяти. Эта карта спрятана в ящик комода, и иногда, оставшись одна, я достаю и долго разглядываю ее, хотя это и не нужно, — стоит мне закрыть глаза, как в памяти всплывают все пути, пройденные нами тогда. В парке я чувствую, что они оживают под моими ногами, под моими ладонями, касающимися травы, словно земля — всего лишь кожа, в жилах которой течет кровь прошлого.

Из окна нашей квартиры открывается не очень привлекательный вид: крыши, стены и несколько дворов, но в отдалении, на востоке, словно в зеленой дымке, видны кроны парковых деревьев. Видна даже часть газона, ограниченного бордюрами, заключенная в бетон полоска травы, похожая на странную дорогу, в перспективе обретающая вертикальное направление. Иногда, чтобы повеселить Мелиха, я при помощи пальцев изображала человечка, шагающего по этой дороге прямо в небо. Много раз я заставляла его подниматься и спускаться, вызывая смех сына, пока он тоже не начинал изображать человечка, бегущего по следам предыдущего. Но сердце сжималось, когда наши переплетенные пальцы добирались до конца парка, словно нам предстояло потеряться здесь, исчезнуть навсегда, и тогда, накрыв руку сына, я говорила: «Хватит», — и ругала его, если он настаивал на продолжении игры.

Адем радовался, что мы могли видеть зелень через окно, и часто весной нагибался через перила в надежде угадать тот самый день, когда обнаженные ветки деревьев покроются почками. Это напоминало ему его родную деревню. Во мне же сама возможность увидеть парк между домами, вызывала беспокойство. Иногда я приспускала шторы, чтобы скрыть небо и верхушки деревьев, оставив в окне только серость городского пейзажа. Я боялась, что однажды что-то необъяснимое, невыразимое снова привлечет мой взгляд к окну, откуда я, безвольно, не смея опустить глаза, снова увижу парк.