Эптон Синклер - Сильвия

• Название: Сильвия
• Автор: Эптон Синклер
• Издательство: Ефрат
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-88446-006-6

Действие двух предлагаемых читателю романов происходит в Соединенных Штатах Америки в начале XX в. В них рассказывается о счастливых днях молодости героини, проведенных в патриархальной аристократической семье на юге страны, о ее пылкой любви и замужестве, которое привело ее в высший свет и заставило задуматься о правах и роли женщины в семье и обществе.

---

– Я старалась экономить, но вы представить себе не можете, как все дорого в Нью-Йорке и сколько денег тратят эти девушки. Мама и тетя Ненни настаивали, чтобы я купила все эти наряды…

– Ладно, ладно, дитя мое, у тебя только одна весна… Сильвия помолчала немного.

– Мне кажется, папа, я должна выйти замуж за богатого человека, после того как вы истратили на меня так много денег.

Майор серьезно взглянул на нее.

– Сильвия, – сказал он, – я не хочу, чтобы моя дочь думала, что должна выйти замуж. Надеюсь, я еще смогу прокормить моих детей.

Это было благородно, и Сильвия была ему признательна за эти слова. Но с ее ясным, наблюдательным умом она не могла не заметить, что если отец обращал ее внимание на кого-либо из знакомых мужчин, то он всегда представлял, что называется, «хорошую партию». И всегда к его качествам добавлялась еще какая-нибудь лестная подробность, вроде: «Вилли Хардинг – человек с большим будущим», или: «Это самый милый и дельный человек, которого я знаю».

Однажды Сильвию поразило одно забавное замечание ее матери. Как-то майор предложил пригласить к ужину одного студента-медика, который был «честен, но беден». И миссис Кассельмен ответила: «Право, не вижу никакой надобности вводить в дом нежелательных женихов». И Сильвии стало ясно, что родители ее руководствуются мудрым афоризмом фермера из поэмы Теннисона: «Жениться из-за денег не следует, но жену следует искать там, где есть деньги».

7

Старый дом Кассельменов, с террасой вдоль фасада, стоял на холме. С другой стороны дома тянулся высокий обрыв, под которым бежала река. Дом был четырехугольный, из красного кирпича, с порталом и балконом над ним. Позднее были пристроены еще два деревянных, выкрашенных белой краской флигеля, один – для библиотеки, другой – для оранжереи, к приезду Сильвии пышно убранной алыми розами и зелеными ползучими растениями.

Наконец наступил торжественный день большого приема – светского дебюта Сильвии. Приглашенные съезжались во всевозможных экипажах, начиная от старомодных фамильных карет до самых усовершенствованных автомобилей. Гости были в самых разнообразных туалетах – от последних созданий парижских модных мастерских до архаического великолепия, воплощенного в наряде престарелой миссис Тальяферро, которая медленно ковыляла по паркету, опираясь одной рукой на трость с золотым набалдашником, другой – на своего супруга, генерала Тальяферро. Войдя в зал, она опустила обе руки на плечи Сильвии и сказала ей, что она прекрасна и должна возложить новый камень на триумфальную арку, через которую столько поколений Кассельменов шли к могуществу и славе.

– В роду Кассельменов было много замечательных красавиц, – дрожащим голосом промолвил в свою очередь генерал, – но ни одной не было лучше этой его юной представительницы, только разве, быть может, ее мать, – добавил он, заметив позади себя «мисс Маргарет» в платье из серого шелка и тюля, падавшего широкими свободными складками.

Почтенные леди и джентльмены друг за другом подходили к Сильвии, чопорно приветствовали ее, делали торжественные наставления, и Сильвия чувствовала себя подавленной сознанием тяжкой ответственности, которую возлагало на нее имя Кассельменов.

Наступил вечер с танцами для молодежи. Десять лет спустя я видела Сильвию в том самом платье, которое было на ней на ее первом танцевальном вечере: белый газ на белой кисее, белые розы и нити жемчуга. Как она, должно быть, была хороша в ту ночь, в свои восемнадцать лет, в апогее своей красоты – горячая, сияющая, вся трепещущая от возбуждения. Стояла, вероятно, перед зеркалом, по-детски восхищаясь собственной красотой, а мать и тетки, не менее возбужденные, наводили последние штрихи на ее туалет. В зале и уборной щебетали, болтали и смеялись ее подруги, и в доме стоял гул от веселых молодых голосов. Я представляю себе шепот восхищения при ее появлении, потом взрыв восторженных восклицаний и поздравлений. Комнаты, обставленные мебелью, обитой белым шелком, убраны были белыми лилиями, магнолиями и белыми лентами, канделябры были перевиты белыми цветами, и мягкий свет свечей под белыми абажурами волнами заливал все залы. Провинциальные кавалеры толпились на лестнице с букетами в руках для избранниц своего сердца. Звуки скрипок неслись по всему дому, и сияющий силуэт Сильвии с венцом золотых волос порхал по залам, как волшебное видение. И не было ни одного человека в округе Кассельмен, который не понимал бы, что в эту ночь родилась Красота.

8

Ровно неделю спустя после этого праздника умерла двоюродная тетка Сильвии. Необычен был уход из жизни этой женщины. Она уехала сама из дому и поселилась в аристократическом пансионе, содержавшемся в Новом Орлеане одной обедневшей дамой из общества. Старая и больная, она не хотела причинять лишние хлопоты своим близким. Она отказалась также от посещений своих племянников и племянниц, не желая слушать намеков на то, кому достанется ее спальня из розового дерева, миниатюра и детская кроватка в стиле королевы Анны. Всю свою собственность в формальном завещании она отказала внучатой племяннице Сильвии Кассельмен, но с условием, чтобы вещи были предоставлены в ее распоряжение, лишь когда ей исполнится сорок лет. «Ее будут достаточно баловать, пока она красива, – сказано было в завещании, – а потом ей, быть может, пригодится мой скромный дар». В конце была оговорка, что племянница не должна носить по ней траура, «потому что черное не идет женщинам с карими глазами».

Все это было написано в документе, который должен был быть отправлен на утверждение к представителям власти. К счастью, издатели газет Юга были порядочными людьми, и можно было не опасаться, что они воспользуются этим пикантным завещанием на потеху своих читателей.

Сильвия покорилась странному желанию своей бабки и сочла святым долгом поехать на похороны. Даже плакала. Затем пошли беспрерывной чередой званые обеды, танцевальные вечера, приемы, балы, ужины, охоты, экскурсии в автомобилях, театральные представления. Надо было обладать недюжинным здоровьем, чтобы выдерживать такое напряжение. Когда гасли огни, она с трудом брела к своей кровати со смятым шлейфом в безжизненной руке, с болью в спине и в ногах, втиснутых в узенькие туфельки. Губернатор оказал ей честь, избрав крестной нового лагеря, и в течение десяти дней она вставала с зарей и уезжала верхом с эскортом поклонников на парад и оставалась на шумном, пестром празднике до утра следующего дня.

Сильвия никогда не давала мужчинам своих портретов. Она даже представить себе не могла, чтобы ее портрет стоял или висел в доме более или менее знакомого ей человека. Но однажды тетя Ненни, жена епископа, показала ее портрет издателю одного столичного иллюстрированного журнала, где он и был воспроизведен с подписью: «Королева Юга». Портрет был перепечатан во всех газетах Юга. Слава Сильвии быстро росла. Свита ее пополнялась все новыми и новыми поклонниками, съезжавшимися со всех концов штата в ее родной город. На Юге люди совершенно особые. Я, как зачарованная, долгими часами слушала рассказы Сильвии об этих людях, у которых, по определению Леди Ди, не было другой цели в жизни, как быть любимыми женщинами. Я не могла без ужаса представить себе эти существа, обреченные на вечную погоню за самками, и этих самок, вся жизненная энергия которых уходила на то, чтобы толкать самцов на новые и новые безумства.

И это нравилось мужчинам. Они дорожили больше всего своими успехами у женщин. «Мучайте меня, сколько вам угодно, – говорили они Сильвии, – только позвольте любить вас». И Сильвия с течением времени примирилась с этим и позволяла любить себя. Она научилась играть в любовь, играть с. постоянно усиливавшимся азартом, с лукавством и жаждой победы.

Свою последнюю жертву она мучила бесчисленной сменой настроений, в один и тот же вечер то приближала его к себе, то отталкивала, распаляла, вышучивала и тем приводила его в полное недоумение и замешательство. Он унижался до мольбы о возможности хоть раз поговорить с ней серьезно, и, притворяясь растроганной, она разрешала ему прийти и очаровывала его приветливостью и ласковостью. Жертва неизменно попадала в коварную ловушку. Если это был человек, чем-нибудь выделявшийся из ее многочисленной свиты, исключительно богатый или обладавший какими-нибудь особыми качествами, делавшими его особо заметным, она уже не останавливалась ни перед чем, чтобы довести его до отчаяния. Тогда она требовала доказательств любви, подвергала всевозможным испытаниям. Одного несчастного она отправила куда-то на край света. Он уехал, выдержал экзамен, а когда вернулся, застал Сильвию замужем…

9

Так проводили свои дни молодые девушки в обществе Сильвии. Но, надо сказать, у нее, как у немногих, хватало мужества время от времени восставать против нравов, царивших в ее среде. Она не выносила пьяных людей, хотя пьянство в ее среде и не осуждалось. И, раз дав слово, что не будет танцевать с подвыпившими танцорами, держала его. Два-три человека чем-то задели ее, и она сумела урезонить их с самой отчаянной, безудержною резкостью.