Джек Хиггинс - Сольная партия

• Название: Сольная партия
• Автор: Джек Хиггинс
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Триллер
• Год: 1995
• ISBN: 5-7027-0156-9

Концертные залы Берлина, Лондона и Парижа рукоплещут пианисту Джону Микали. Однако одновременно с его выступлениями в этих городах происходят террористические акты – убийства видных политических деятелей правого толка. Есть ли связь между солистом-виртуозом и зловещим террористом в чёрной маске, также "работающим соло"?

---

20 марта Джон прибыл к месту назначения – в Сиди-Бель-Аббес, бывший вот уже почти сто лет центром деятельности Иностранного легиона. Дисциплина в лагере была железной, подготовка – эффективной до жестокости и направлена на выполнение одной-единственной задачи: производить непревзойденных бойцов. Микали с яростной энергией окунулся в учебу, чем сразу же привлек к себе внимание начальства.

После нескольких недель в Сиди-Бель-Аббес его вызвали во Второе бюро и в присутствии капитана вручили письмо от деда, узнавшего о его местонахождении, с просьбой передумать, пока не поздно.

Микали уверил капитана, что вполне доволен своим нынешним положением, и получил совет ответить деду соответствующим образом, что он и проделал тут же, в присутствии капитана.

За полгода он совершил двадцать четыре прыжка с парашютом, научился обращаться со всеми видами современного оружия и достиг такой физической мощи, которая раньше показалась бы ему немыслимой. Из Джона получился прекрасный стрелок как из винтовки, так и из пистолета, а в умении вести рукопашный бой ему не было равных в подразделении, что обеспечило ему искреннее уважение сослуживцев.

Пил он мало и посещал городской бордель лишь от случая к случаю, однако тамошние девицы все до единой без устали добивались его расположения – что, впрочем, давно уже перестало его удивлять и хоть сколько-нибудь волновать.

Джон получил чин младшего капрала еще до первого боя, случившегося в октябре 1960 года, когда их полк выдвинулся в Ракийские горы, чтобы атаковать крупную группировку феллахов, в течение нескольких месяцев удерживавших контроль над окружающей местностью.

Около восьмидесяти повстанцев закрепились на вершине неприступной горы. Полк предпринял лобовую атаку, самоубийственную лишь на первый взгляд, ибо в критический момент сражения третья рота, в составе которой находился Микали, высадилась с вертолета на головы оборонявшимся. Последовала кровавая рукопашная схватка, в которой Микали отличился, уничтожив пулеметное гнездо, стоившее жизни более чем двадцати легионерам и в какой-то момент угрожавшее успеху всей операции.

Позже, когда он сидел на камне и перевязывал бинтом из индивидуального пакета рану на правой руке, мимо, нетвердо держась на ногах и заливаясь безумным смехом, прошел какой-то испанец. Он тащил за волосы две головы. Раздался выстрел, и испанец с криком рухнул лицом вниз. Микали схватился за автомат и с разворота одной рукой скосил очередью двух феллахов, поднявшихся неподалеку от него из-за горы трупов.

Еще пару минут он стоял и ждал на склоне холма, но, не заметив более признаков жизни, уселся, зубами затянул потуже бинт и закурил сигарету.

Целый год Джон дрался в Алжире: на городских улицах, трижды ночью десантировался с парашютом в горы для неожиданной атаки на лагеря мятежников, многократно выходил из неприятельских засад.

К марту 1962 года его произвели в старшие капралы, мундир украсился ленточкой за ранение и „Военной медалью". Он перешел в разряд ветеранов, то есть тех легионеров, кто мог продержаться месяц, бодрствуя по двадцать часов в сутки, и в случае необходимости сделать тридцатимильный марш-бросок с полной выкладкой. Ему доводилось убивать мужчин, женщин и даже детей, так что смерть перестала таить от него свои секреты.

После награждения Джона на некоторое время отозвали из района боевых действий и отправили в Кефи, в школу партизанской войны, где он узнал все о взрывчатых веществах: динамите, тринитротолуоле и пластиковых бомбах, а также десятки способов установки мин-ловушек.

1 июля, по окончании курса, Миколи возвращался в свой полк на попутном грузовике. Когда они проезжали через деревушку Касфа, тридцать килограммов взрывчатки с дистанционным взрывателем разнесли грузовик пополам. Придя в себя, Микали увидел, что стоит на четвереньках посреди деревенской площади. Каким-то чудом он остался жив. Едва он попытался встать, как раздалась автоматная очередь, две пули поразили его грудь.

С того места, где он лежал, Джон увидел, как водитель грузовика слабо пошевельнулся по другую сторону горящего автомобиля. Четверо до зубов вооруженных мужчин подошли к несчастному и со смехом окружили его. Микали не мог разобрать, что именно они там делали, но раненый начал кричать. А потом прогремел выстрел.

Мужчины повернулись в сторону Микали, который с трудом сел, припав спиной к деревенскому колодцу. Рука его была засунута под сочащуюся кровью пятнистую куртку.

– Несладко, верно? – по-французски спросил главарь. Лезвие ножа в его руке было красным от крови.

– Случается и похуже, – ответил Микали и улыбнулся, впервые со дня смерти Катины.

Его рука молниеносно выскользнула из-под куртки, а с ней – „смит-вессон магнум", купленный им несколько месяцев назад на черном рынке в Алжире. Первая пуля разнесла череп главаря, вторая угодила одному из его подручных между глаз. Третий мятежник еще только поднимал винтовку, когда Микали всадил ему два заряда в живот. Четвертый в ужасе бросил оружие и пустился наутек. Последними двумя выстрелами Микали раздробил ему позвоночник, и мужчина ничком рухнул в горящий грузовик.

Сквозь дым Микали видел, как жители деревни боязливо выходят из домов. Опустошив барабан револьвера, он с трудом достал из кармана горсть патронов и тщательно перезарядил оружие. Тот, кого он ранил в живот, застонал и попытался приподняться. Микали добил его выстрелом в голову. Затем снял берет, прижал его к ране, пытаясь остановить кровь, и принялся ждать с револьвером наготове, бросая молчаливый вызов обитателям деревни.

Он все еще сидел спиной к колодцу, в полном сознании, окруженный только мертвыми, когда часом позже его обнаружил патруль Иностранного легиона.

По иронии судьбы на следующий день, 2 июля, в День независимости, семилетняя война подошла к концу. Микали доставили на самолете во Францию и в парижском военном госпитале сделали сложнейшую операцию. А 27 июля его наградили крестом „За воинскую доблесть". На следующий день приехал его дед. Старику уже исполнилось семьдесят лет, но он по-прежнему выглядел бодрым и здоровым. Некоторое время он молча сидел рядом с кроватью внука и разглядывал награду, а затем осторожно произнес:

– Я переговорил с начальством. Поскольку тебе еще нет двадцати одного года, я, возможно, сумею добиться твоего увольнения.

– Знаю.

И тут дед повторил фразу, сказанную им летним афинским вечером почти три года назад:

– Похоже, ты все-таки решил вернуться в мир живых?

– Почему бы и нет? – ответил Микали. – Там гораздо интереснее, чем в мире мертвых. Мне ли не знать?

Он получил впечатляющего вида удостоверение, подтверждавшее, что старший капрал Джон Микали отслужил два года с доблестью и честью и вышел в отставку по состоянию здоровья.

В общем-то, сведения эти не слишком грешили против истины. Две пули в грудь серьезно повредили левое легкое, и Джону пришлось лечь на операцию в лондонскую клинику. Потом он вернулся в Грецию, но не в Афины, а на Гидру – на виллу под Молосом, что располагалась на выступающем далеко в море мысу и была окружена горами и сосновыми лесами. То было дикое, забытое Богом место, куда по суше возможно добраться либо на муле, либо пешком.

Хозяйство вела пожилая супружеская пара, которая жила в домике на берегу залива, возле пирса. Старый Константин на своей лодке подвозил, по мере необходимости, припасы из города, следил за порядком в усадьбе, обеспечивал виллу питьевой водой и присматривал за генератором. Его жена выполняла обязанности домоправительницы и поварихи.

В основном Джон жил один, за исключением тех редких случаев, когда к нему приезжал погостить дед. Тогда они сидели по вечерам перед камином, в котором с гудением пылали сосновые дрова, и часами беседовали на самые разные темы: об искусстве, литературе, музыке, даже о политике, хотя младший Микали ею совершенно не интересовался.

Вот только об Алжире они не говорили никогда. Старый джентльмен не задавал вопросов, а его внук предпочитал не возвращаться к минувшему. Как будто ничего и не было. Ни разу за прошедшие два года он не прикоснулся к клавишам рояля, но теперь снова начал играть, и на протяжении девяти месяцев, пока восстанавливал здоровье, музицировал все больше и больше.

Однажды, тихим июльским вечером 1963 года, во время очередного визита деда, Джон играл после обеда прелюдию и фугу ми бемоль мажор Баха – те самые, что исполнял в тот вечер, когда принял решение ехать в Париж.

Вокруг царила абсолютная тишина. За открытыми окнами террасы оранжево пламенело небо, освещенное лучами солнца, опускавшегося в море за лежавшей в миле от усадьбы островок Докос.

Старший Микали вздохнул.

– Итак, полагаю, ты снова готов в путь?

– Да, – ответил Джон, разминая пальцы. – Пора окончательно все выяснить.