Михаил Ильин - Ради жизни на земле-86 (сборник)

• Название: Ради жизни на земле-86 (сборник)
• Автор: Михаил Ильин
• Издательство: ДОСААФ
• Жанр: О войне
• Год: 1986

В сборник включены произведения о тех, кто, не зная страха, отважно сражался с врагами Отечества в пору минувшей войны, с честью выполняли интернациональный долг за рубежами Родины.

На страницах книги читатель встретится с конструктором — создателем знаменитой тридцатьчетверки М. Кошкиным («Танк, обогнавший время»), разведчицей М. Порываевой («Машенька с Домниковки», нашим современником — Героем Советского Союза Н. Акрамовым («Время «Ч» неизвестно») и другими замечательными людьми.

---

— А откуда взялся здесь Кадыр? — удивился Гасан.

— Откуда все берутся? — ответил Хамид. — С гор спустился. Не просто выступал в роли связника, но и приказывал Ахмеду от имени Башира. Кстати, мне кажется, с ним ты встречался тогда в переулке, за ним охотился возле караван-сарая. Ахмед утверждает, что Кадыр ушел из кишлака. Жаль, упустили. Одним шакалом в стае меньше бы стало…

Хамид, не закончив, удивленно посмотрел на приоткрывшуюся дверь. Входил бывший дуканщик.

— Я не все тогда сказал, — произнес он, останавливаясь посредине комнаты. — Хочу быть честным до конца. У нас среди вас был свой человек.

— Что?! — побледнев, еще не веря в услышанное, выдохнул Хамид, вцепившись взглядом в Ахмеда. — Кто он?

И столько было ярости в этих словах, что Гасан невольно вздрогнул. Но Ахмед молчал. Втянув голову в плечи, виновато развел руками:

— Мне это неизвестно. Его знал только Кадыр. Я же с ним виделся всего два раза. И то ночью. Зато хорошо запомнил имя — Сайд…

* * *

Кишлак остался позади. Прислонясь спиной к шершавому стволу одинокой чинары, Кадыр облегченно вздохнул и еще раз посмотрел туда, где еще полчаса назад он шел, прислушиваясь к своим шагам, мечтая лишь о том, как быстрее выбраться из этого опасного лабиринта молчаливых дувалов. И вот все уже позади. Кишлак растворился в ночи, а впереди лежала такая же молчаливая, но теперь совсем не опасная равнина. Впрочем, опасность была. Она могла дать о себе знать в любую минуту. Но после стольких дней и ночей, которые Кадыр провел в кишлаке, простор равнины не так пугал. Наоборот, радовал, как может радовать измученного жаждой кочевника внезапно появившийся желанный источник воды.

Отдохнув, Кадыр поднялся. Закинул за плечи тугой хурджин и зашагал подальше от кишлака. От Сайда он знал, что пост отряда самообороны три дня назад перенесен далеко вперед. Так что встречи с ним не опасался. Сделав сотню шагов, Кадыр остановился. Присмотревшись, заметил впереди валун. Но направился не к нему, а к другому, поменьше. Возле него, присев на корточки, стал руками разгребать волглый от ночной прохлады песок. Кадыр торопился, не морщился и не бранился, когда колол пальцы об острые камни. Лишь раз вскрикнул чуть слышно. И то от радости: это когда в его руках оказался бережно замотанный в тряпье автомат, оставленный им две недели назад, перед тем как войти в кишлак.

Кадыр вновь прислушался, поглядывая в сторону кишлака. Тот мирно спал. Но один звук его насторожил — протяжный, жалобный, едва слышный. Через минуту Кадыр успокоился, поняв, что это воет старый пес, отбившийся от давнего каравана. Посмотрел на часы, стараясь разглядеть тускло мерцающие стрелки.

Часы ему подарил Башир. Точнее, наградил ими. Вручил перед строем отправляющихся на очередное задание бойцов ислама. «Вот с кого вам надо брать пример отваги, доблести и верности нашему священному делу», — прокричал тогда Башир, показывая на Кадыра. Как потом ему завидовали в банде, как лебезили перед ним, надеясь в душе, что он потом замолвит слово о них перед Баширом. Но он молчал, посмеиваясь про себя. И это молчание со временем отдалило его от остальных сподвижников. Кадыр не сильно переживал из-за этого. Важнее было отношение к нему Башира. Для него он готов был сделать даже невозможное. Но только не теперь…

Часы показывали за полночь. Кадыр знал, что завтра, в это же самое время кишлак проснется от грохота выстрелов, темноту разорвут всполохи огня — Башир начнет мстить непокорному кишлаку.

— Запомни, — напоследок сказал он Кадыру, когда провожал в путь. — Твоя с Ахмедом задача держать неверных в постоянном напряжении. Пусть сутками не смыкают глаз, ожидая нападения. Так они долго не выдержат. А когда устанут ждать, когда примирятся, тогда мы и придем. И будет это двадцатого числа. Через две недели и два дня. Вы поднимете шум на северной окраине, а мы в кишлак ворвемся с южной. Произойдет это в полночь.

— Врывайся, Башир, — пробормотал Кадыр. — Только уже без меня. Я свое отвоевал. С таким богатством, что у меня за плечами, и без тебя проживу. А показываться тебе на глаза с хурджином, что в пасть тигру голову класть: враз клыками растерзаешь. Уж лучше я сам о себе побеспокоюсь. Да и что мог один сделать? Ахмед с дружками давно ноги унес, Сайд пожелтел от страха — с таким и в мечеть не зайти, дрожит, как верблюжья колючка на ветру, тоже мне помощник.

Нет, самый подходящий момент покинуть навсегда Башира, уйти подальше от этих мест, осесть где-нибудь в дальней провинции и зажить новой жизнью, о которой столько мечтал…

Так, успокаивая себя, строя радужные планы, крался по степи Кадыр. Окрыленный счастливой мечтой, не сразу заметил, как впереди появились и тут же растворились во мраке быстрые тени. А когда они вновь выросли из полуночной темени, Кадыр, как это делал уже не раз, находясь в засадах, бесшумно упал на землю. «Неужели выследили?» — обжегся страшной догадкой. Больше ни о чем подумать не успел. Не смог даже приготовить к бою автомат. Не хватило времени: за спиной послышались взволнованные голоса — и сразу утонули в грохоте выстрелов. Прижав к себе бесценный хурджин, Кадыр зажмурился от ярких нитей трассеров, которые огненными стрелами пронеслись над самой головой, обдав холодным дыханием смерти. Но не только это поразило Кадыра. Еще больше его потрясло другое — впереди загремели выстрелы. В их багровых отблесках Кадыр отчетливо разглядел бегущих прямо на него людей. Их было много. Казалось, ожили разбросанные по равнине камни, с грохотом покатились по степи, грозя смять, раздавить Кадыра, кишлак.

— Да что же это такое! — прошептал Кадыр, не в силах унять охватившую его дрожь. Он не увидел, как шальная пуля вспорола тугой бок заветного хурджина, как вторая прошила полу чапана. Все мысли были теперь о том, как выбраться из зоны огня. Бросился вправо, но там пули свистели чаще. Ящерицей скользнул влево, но вмиг замер — прямо перед его лицом автоматная очередь вздыбила колючие песчаные фонтанчики. Страх сковал Кадыра. Он уже не замечал, что происходило вокруг, не слышал диковинную, леденящую сердце яростную музыку ночного боя. Не видел и то, как налетевший ветер нахально выхватывал из вспоротого пулями хурджина бумажные купюры. Сжавшись в ком, Кадыр лежал неподвижно на том самом месте, где его остановила автоматная очередь. Топот бегущих становился все ближе. Из темноты мелькнула одна тень, другая. Тот, кто бежал первым, с разгона наскочил на хурджин, крепко выругавшись, ногой отбросил мешок в сторону, даже не заметив Кадыра, видно, в горячке боя посчитал, что налетел на камень. И тут Кадыр словно очнулся.

— Мои! — закричал что было мочи и рывком бросился на почти опустевший хурджин. Подмяв его под себя, вновь злобно выкрикнул: — Мои!

Но следом за первым из темноты вынырнул другой человек. Приметив Кадыра, отпрянул назад, плеснул в его сторону короткую очередь.

— Мои! — уже угасающим голосом прохрипел Кадыр, из последних сил потянувшись за хурджином. — Мои!

Но слабеющие руки загребали лишь холодный песок. Последнее, что слышал он в своей жизни, — это чей-то знакомый до боли голос, разъяренный, властный:

— Смелее! Не отставать!

«Башир! — мелькнуло в его сознании. — Откуда ему тут взяться? Ведь сегодня только девятнадцатое…»

Так и затих Кадыр, унеся с собой несбывшуюся мечту стать богатым. Навсегда замер рядом с обмякшим, дырявым от пуль и горячим от крови хурджином.

* * *

В последнее время старый Гарип засыпал поздно. Не брал его сон. Годы ведь приносят не только мудрость, но и бессонницу. И в ту ночь старый Гарип долго не мог сомкнуть глаз. О многом ему думалось, многое вспоминалось. Но больше всего размышлял о сегодняшней жизни кишлака. Как она изменилась за последнее время! Кажется, только бы радоваться ей, а радости-то и нет. Который год льется кровь. На каждом дувале можно встретить следы пуль. Нет семьи, где бы не побывало горе. Дважды оно посещало и старого Гарипа. Первый раз, когда погибли старший сын и невестка. Ушли в поле и не вернулись. Только две мотыги и остались на взрыхленной меже. Увела их с собой налетевшая банда проклятого Башира. А вскоре погиб и младший. Подорвался на мине. Он был казначеем. Вез из провинции деньги для дехкан госхоза. Остался Гарип с внуком — единственным дорогим для него человеком. Да и того чуть было не потерял. Гарип знал, что ему осталось недолго жить. Но все оставшееся на его долю время он до последнего вздоха будет благодарить советских людей, спасших внука. Хоть и чужие они для него, из другой страны, а щедры на добро. Не врываются по ночам в дома, не жгут, не стреляют, не уводят с собой в безвестность, как это делают те, кто прячется по ущельям, рыскает по степи. Наоборот, сами помогают, строят, убирают урожай, лечат больных и раненых. Не зря так тянутся к шурави дехкане, не зря идут за советом, помощью — знают, шурави не откажут, не отмахнутся от просьбы. Обязательно помогут, поддержат. Особенно пришелся по душе старому Гарипу молодой офицер, которого звать Наби. Годами юн, а головой мудр, как мулла. И на доброту отзывчив. Ко всему Наби таджик. На одном с Гарипом языке говорит. Это он спас его внука. Приказал доктору, тот и спас. А не проникнись он болью за судьбу мальчишки, не откликнись сердцем — вряд ли сейчас Гарип мог бы радоваться, глядя на курчавую голову внучка. А как светлели глаза шурави, когда он рассказывал о своем родном городе Душанбе, его просторных улицах, скверах, площадях. Так могут рассказывать лишь те, кто по-настоящему счастлив, кто горячо любит отчий край и беззаветно ему предан. Как предан своему кишлаку и сам Гарип. Сколько раз он мог уехать в другую провинцию, подальше от этого, продуваемого со всех сторон места, от песков и камней. Звали и старший брат, и жена его. А он не мог решиться… И в мыслях не представлял себя вдали от кишлака, от этих вечно насупленных, но дорогих сердцу гор. Да и к чему срываться с насиженного? Это лишь кочевникам счастьем является дорога, а тем, кто с детства привык к арыку, полю, — она в тягость.