Карло Вилла - Выгодная смерть

• Название: Выгодная смерть
• Автор: Карло Вилла
• Жанр: Детектив

---

— Однако я должен снова разочаровать вас, — говорит Вердзари, поставив бокал на стол, — обнаружив плащ Конти и решив, что Луиза Савелли уже мертва, Фавити действительно проникла во флигель, но лишь для того, чтобы забрать оттуда обрывки веревки и тем самым скомпрометировать Конти… Впрочем, вы и сами прекрасно это знаете…

Но Вердзари не удается закончить фразу — его перебивает пронзительный голос Лилианы Ридольфи:

— Как же так: Этторина единственная могла когда угодно войти во флигель, после ухода Конти она появляется там с ножом — и вы не обвиняете ее в убийстве!

Тут она сбавляет тон, в голосе звучит лицемерное сочувствие подруге:

— Наверное, когда она оказалась в спальне, та стала приходить в себя, и тут от испуга… Этторина доела клецки и теперь подбирает соус хлебом. Она никак не реагирует на выпад подруги, более того, на губах у нее появляется язвительная усмешка.

Вердзари примирительно кивает Лилиане, снова берет сверток, разворачивает его и кладет рядом с серебряным ножом несколько обрывков белой веревки:

— Нет, это не Фавити, и сейчас я вам объясню, почему. В тот вечер около половины десятого была сильная гроза — вы, наверное, помните. Так вот, обрывки веревки и плащ, найденные под воротами и на склоне у дороги, были мокрыми: значит, кто-то разложил их там до того, как пошел дождь…

На этот раз Лилиана лишь энергично кивает, но в разговор вмешивается Нордио:

— Не понимаю, почему вы придаете такое значение этому дождю! Стало быть, Луиза Савелли была убита до грозы, и то, что вы не обвиняете в этом Фавити, утверждая, что она лишь стащила обрывки веревки, только подкрепляет версию о виновности Конти. Тут не может быть никаких вариантов. Когда вошла Фавити, Савелли была уже мертва — и точка, хватит об этом.

— Нет, все не так просто, — отвечает Вердзари. — И Де Витис, и Фавити по моей просьбе напрягли память и вспомнили существенную деталь, на которую, из-за обилия веревок в спальне, никто другой не обратил внимания: после нападения Конти и его ухода на шее жертвы веревки не было, а вот когда труп обнаружили, шея была стянута тонкой веревочной петлей, что и вызвало смерть от удушения. Стало быть, все произошло глубокой ночью, а не поздним вечером, как стремились доказать в ходе чересчур поспешного дознания.

Все слушают его, затаив дыхание, и даже Этторина отложила нож и вилку.

Они захвачены рассказом Вердзари, а он, зная, что аудитория у него на крючке, откашливается и продолжает:

— Так кому же приспичило побывать в комнате убитой до прихода полиции, несмотря на огромный риск? Не Этторине Фавити: она успела все сделать перед грозой, а если бы зашла еще раз, то обязательно унесла бы забытый ею ножик. И не Де Витису: зачем бы он ни зашел, увидев, что женщина еще жива, разумеется, оказал бы ей помощь. И потому, что был к ней неравнодушен, и, главным образом, потому, что хитроумный глазок в стене при расследовании дела причинил бы ему одни неприятности — что в итоге и получилось. Синьорина Маццетти? Самое большее, на что она оказалась способна, это сунуть кусочек веревки в карман Конти, подавая ему пиджак на следующее утро. И только. Она дама робкая, не предприимчивая, да и зачем ей? Остаются господин прокурор и его любовница, синьорина Ридольфи… Нордио возмущенно вскидывается.

-.. Да что вы волнуетесь, об этом знает весь город… Однако если вы, господин прокурор, стали во главе заговора с целью опорочить бедного Конти, а заодно и загубить Де Витиса, то зачем бы вам трудиться самому, когда у вас столько помощников? А вот у Ридольфи действительно была необходимость, и притом весьма настоятельная, порыться в бумагах покойной до того, как это сделает полиция…

Вердзари чувствует, что слушатели целиком в его власти, поэтому позволяет себе, не торопясь, допить свой бокал. Он усмиряет занервничавшую Лилиану повелительным взмахом руки и ведет рассказ дальше:

— Дело в том, что уже несколько лет она безнаказанно надувала и Де Витиса, сообщая ему заниженную сумму аренды его флигеля, и Фавити, которой полагался определенный процент с каждого контракта. И поскольку расписка со стоимостью аренды могла находиться только среди документов Савелли, получившей ее вместе с ключами, то, узнав от Фавити, что несчастная не подает признаков жизни, Ридольфи через незапертую дверь проникает во флигель, чтобы изъять компрометирующий документ. Если бы мошенничество открылось, то агентству пришлось бы распрощаться со своей безупречной репутацией, да и отношения с давней приятельницей и сообщницей подверглись бы серьезному испытанию. Осторожно, на ощупь пробираясь по комнате, она находит косметичку Савелли, начинает в ней рыться, как вдруг Савелли шевелится на кровати, очнувшись от забытья, и тогда перепуганная, обезумевшая Ридольфи хватает обрывок веревки и затягивает у нее на шее, пока та не испускает последний вздох…

— Да вы просто блефуете!

Лилиана Ридольфи вскакивает, опрокинув на белоснежную льняную скатерть свой бокал с розовым вином — расплывающееся пятно принимает форму человеческой руки. Вердзари вынимает из свертка сложенный вдвое листок бумаги и спрашивает у Этторины:

— Сколько вы обычно получали за аренду флигеля?

— Приблизительно пять миллионов за сезон — иногда больше, иногда меньше.

— Так вот, я взял на себя труд разыскать ваших прежних съемщиков, и как показывают эти расписки, сумма, запрошенная и полученная Ридольфи, приближалась к семи, а то и к восьми миллионам, в зависимости от клиента…

Этторина вроде бы даже не удивилась, а вот припертая к стенке Лилиана вся раздувается от возмущения и восклицает:

— Это вовсе не доказывает, что я входила во флигель!

— Лицевая сторона расписки не доказывает, — парирует Вердзари, — но взгляните на обратную!

И показывает собравшимся четко отпечатавшийся на обратной стороне расписки необычный след: подметка расчерчена диагональными полосками, между ними звездочки разной величины.

— Помните, как было? Я зашел к вам в агентство вроде бы за очень нужными мне сведениями: о порядке платежей, о суммах аренды, о выплате налогов, — и вдруг у меня из блокнота выпал листочек — каюсь, не совсем случайно. И вы так поспешно нагнулись его поднимать, что, вероятно, от волнения, сначала наступили на него, а затем только подняли. Конечно, это была с моей стороны отчаянная попытка докопаться до истины…

— Но это ровным счетом ничего не значит.

Лилиану нелегко заставить капитулировать, но доводам Вердзари, по-видимому, не будет конца.

Снова порывшись в свертке, он вытаскивает оттуда игральную карту и, показав ее присутствующим, кладет на скатерть. Это туз треф из колоды тароков.

На белом поле карты четко виден такой же необычный след, как на расписке: звезды и диагональные полосы. Теперь лист бумаги и карта лежат рядом, и все могут убедиться — след один и тот же. Несколько секунд Вердзари молчит, а затем подытоживает:

— Я нашел ее под кроватью убитой. Очевидно, во время борьбы убийца затолкала карту ногой под кровать… Мне стоило большого труда установить владельца этих туфель. Но в Специи не так уж много дорогих магазинов, торгующих несерийной обувью, а Ридольфи не такая дама, чтобы на нее там не обратили внимания…

Последнюю фразу Вердзари произносит с заметным волнением: не так уж приятно собирать воедино убогие и удручающие частицы истины, и сейчас ему вдруг стало до боли жаль самого себя — зачем он брался за это?

Он машинально берет в руки бутылку розового и тут же, досадливо поморщившись, ставит обратно: вина там осталось на донышке, и потом, оно уже совсем теплое. Наконец, оставив на столе сверток с вещественными доказательствами, словно они ему больше не нужны, вдруг встает, молча направляется к двери и выходит. Оставшиеся изумлены. Слышно, как открывается и захлопывается дверца и как его малолитражка, хрустя гравием, трогает с места.

Несколько секунд вся компания сидит, растерянно переглядываясь. Затем нарочито медленно приподнимается драпировка, закрывающая дверь во флигель, и в столовой появляется Де Витис. Лицо его выражает непреклонную суровость.

Подойдя к столу, он решительно берет сверток с вещественными доказательствами и поднимает его, словно желая сказать: «Вы все опять в моей власти — так смотрите у меня…»

Гости, еще не успевшие прийти в себя от монолога Вердзари, совершенно подавлены новым неожиданным поворотом. На их лицах тупая покорность.

Одна лишь Этторина, такая довольная, словно несостоявшийся обед уже закончился и оставил приятные воспоминания у ее гостей, принимается складывать тарелки и приборы, убирать со стола, смахивать крошки, и частый стук ее каблуков слышится между столовой и кухней.

Затянувшееся преступление становится респектабельным.