Владимир Фильчаков - Эксперимент N 1

• Название: Эксперимент N 1
• Автор: Владимир Фильчаков
• Жанр: Научная Фантастика

---

Я встал, швырнул книгу на кресло и побрел в ванную. Ванная у меня... А, к черту! В зеркале отразилось мое лицо. Зауряднейшее лицо. Такое лицо никакую женщину заинтересовать не может. Волосы жидкие, торчат во все стороны, как их не приглаживай и не расчесывай, даром что стригусь я у самого дорогого парикмахера. Нос длинный, крапчатый. Цвет лица - серый. На шее, под подбородком - родинка, больше похожая на бородавку. Отвратная морда. Не лицо, а именно морда...

Я вышел из ванной и побрел по комнатам, с ненавистью глядя на предметы мебели. Тумбочки, комоды, пуфики, подушки, невероятных размеров диван. На кой черт, спрашивается, мне этот диван? И на кой черт мне эта даже не двуспальная, а четырехспальная кровать? Надо купить к ней балдахин, как у восточных падишахов, - с издевкой подумал я.

Кто я был когда-то? Простой инженер. Инженер... Это слово приобрело в России издевательский смысл. Скоро этим словом будут ругать подростков. Да. Простой инженер. До реформы я худо - бедно влачил существование, но вот после реформы... Я вспомнил времена, когда мне шесть месяцев не платили зарплату и содрогнулся. Зато когда я дорвался до денег, да не просто до денег, а до больших денег, друзья мои, тут-то меня и прорвало. Я начал тратить. Вот эта квартира, друзья мои, стоит столько, сколько простому инженеру не заработать и за две жизни. А обстановка - в два раза больше. Я одевался в таких магазинах, где даже после деноминации на ценниках осталось много нулей. Я летал на выходные в Париж. И что? И ничего.

Я плюхнулся в кресло и принялся листать книгу в поисках картинок. Картинки были, но, противу ожиданий, совсем не те, которые в этой книге должны быть. Что я ожидал увидеть? Древнего алхимика в черном плаще с коническим колпаком на голове, делающего пассы над ретортой, в которой ртуть превращается в золото; кабалистические знаки, отгоняющие злых духов и ведьм; волшебника, творящего заклинания; старую каргу над чаном, в котором варится приворотное зелье. Что-нибудь еще в этом духе. Ничего похожего в книге не было. Были же какие-то непонятные чертежи, была изображена неизвестная машина в разрезе и масса формул. О, формул в книге было значительно больше, чем текста. Причем формул таких, каких я, инженер, и неплохой, кстати, инженер, никогда не видел.

Чепуха! Это же древняя книга, там обозначения отличны от общепринятых сейчас. И чертежи нарисованы по древним правилам. Я закрыл книгу и покачал головой. Вот возьму и не поеду ни в какой Черноземск! Вот возьму, засяду в библиотеке, обложусь учебниками латыни - есть же такие учебники? - прочитаю книгу и сделаю что-нибудь такое... этакое...

Дурак! Нигде ты не засядешь, ничто ты не прочитаешь. Души прекрасные порывы... Мечты... Зачем мне это? Помнится, еще до реформы я изобрел одну штуку... Гордился... Был удовлетворен... А что за это получил? Премию в размере семидесяти рублей пятнадцати копеек и бумажку с гербовой печатью. Нет, друзья мои, семьдесят рублей и пятнадцать копеек в те времена были для меня подарком судьбы, я не спорю. А еще дороже было удовлетворение, самоутверждение - дескать, вот я какой умный. А теперь...

Я потянулся к телефону, набрал номер, послушал короткие гудки. Справочная, конечно, занята. Она всегда занята. Сидит там стареющая девушка - "Я-одна-а-вас-много", надоест ей отвечать, она снимет трубку и болтает с другой стареющей девушкой. Я поставил телефон на автодозвон и стал вспоминать, что я хотел сегодня утром сделать. А, я позавтракать забыл. Я поплелся на кухню.

Домработницы у меня не было. Раньше я нанимал домработниц, преимущественно молодых девушек, но все они только о том и думали, как забраться ко мне в постель, и я их всех разогнал. Надо бы нанять какую-нибудь добродетельную матрону лет этак шестидесяти с гаком. Нет, ну их! Я и сам могу о себе позаботиться, надо же чем-то занимать время.

Телефон дозвонился, когда я запихивал в рот бутерброд с ветчиной и сыром. Бутерброд был большой, а рот - маленький, поэтому я послушал, как стареющая девушка с ненавистью прокричала: "Алло! Алло!" и продолжал жевать. Только позавтракав и выкурив сигарету я снова набрал номер. До Черноземска можно добраться только поездом. И с пересадкой. Я плюнул с досады и стал собираться.

Глава 4. Безумец.

Авраам проснулся с головной болью, опухший, не выспавшийся. Уже пятую ночь подряд его тревожили странные сны. В этих снах приходил к нему Бог и спрашивал: - Авраам, любишь ли ты меня? Авраам падал во сне на колени, истово стучал лбом о землю, тщился уверить Господа в том, что да, любит, всем сердцем, больше себя самого, больше жизни своей, но, как казалось Аврааму, Господь не верил ему. Нет, во сне Господь уверял Авраама, что верит, что понимает его, Авраама, любовь, но сам Авраам догадывался, что не сумел убедить Господа в своей любви окончательно. Иначе почему же Бог каждую ночь переспрашивает?

Авраам исхудал, стал тревожен и все больше и больше времени проводил в молитвах. Жена и дети смотрели на него с жалостью, а по селению распространился слух, что Авраам сошел с ума. Проводя время в молитвах, Авраам плакал, рвал на себе волосы, посыпал голову пеплом, стремясь уверить Господа в своей искренней любви и почитании, но Господь не хотел слышать его, точнее, это Авраам уверил себя в том, что Господь не хочет слышать его. Ему казалось, что Господь требует доказательств. И это нашло подтверждение в очередном сне. Господь явился к нему в образе сверкающего облака, такого яркого, что Авраам закрыл глаза, чтобы не ослепнуть, и в который раз вопросил:

- Авраам, любишь ли ты меня?

- Люблю, Господи! - прижимая руки к груди, отвечал Авраам.

- Сильно ли ты любишь меня?

- Так сильно, что не могу выразить это словами. Язык мой скуден, я не нахожу слов для выражения моей любви к тебе, Господи.

- Докажи мне свою любовь, Авраам.

- Как? Как доказать, Господи? Скажи мне! Я сделаю все.

- Третьего дня приходи на жертвенную гору. Приведи с собой Иссу, своего любимого сына. Принеси его мне в жертву.

Сердце Авраама оборвалось. Ему захотелось закричать: "Нет!!! Все что угодно, только не это!" Но он не закричал, он только заплакал, уткнувшись лицом в пыль, размазывая грязь по лицу. Исса был любимым ребенком Авраама. До Иссы у них рождались дочери, три девочки, а Авраам так хотел сына, он уже отчаялся, смирился с тем, что сына у него не будет, ведь они уже немолоды, и тут вдруг Господь сжалился над ним и послал ему сына, и он любил сына всем сердцем, он души в нем не чаял, он оберегал его от напастей, он возился с ним, играл, радовался, видя, что сын растет здоровым и крепким мальчиком. Эта любовь переполняла его, делала счастливым, и вот... Да, Бога он тоже любил. Тоже всем сердцем. В его сердце мирно уживались две любви, и он был самым счастливым человеком на свете, до тех пор, пока... Теперь приходилось выбирать, кого он любит больше. Но страшно даже подумать о том, что можно ослушаться Бога. Это невообразимо, это кощунственно! Это святотатство! Нет-нет, просто невозможно ослушаться Бога! Разве сможет Авраам жить с таким грехом на душе? И разве не накажет его за это Господь? Нет-нет, ослушаться Господа... Но как же быть? Надо уговорить Господа. Надо умолить его взять жизнь его, Авраама, и оставить жизнь Иссе. Однако из глубины души все всплывала и всплывала страшная мысль о том, что ослушаться все-таки можно, более того, ослушаться надо, мыслимое ли дело приносить в жертву любимое чадо, отрезать часть души своей, причем большую и лучшую часть... Авраам страшился этой мысли, шарахался от нее, но она все лезла и лезла в голову, и никуда нельзя было скрыться от нее. Он гнал ее, он убегал от нее, но она возвращалась, жгла голову, разрывала ее на части. Нет! - твердил он себе, - я не ослушаюсь Бога. Я выполню его требование. Я убью сына своего... И тут же он пугался и этой мысли. Убить сына своего? Плоть от плоти своей? Разве может быть угодно Богу убийство, хоть и будет оно называться жертвоприношением? Почему Господь так жесток? Стоп! Да какое право имеет он, Авраам, осуждать Господа?! Да как смеет он, тварь пресмыкающаяся, судить о делах Господних? Два последующие дня и две ночи Авраам силился умолить Бога отменить свое решение, смягчить участь раба его Авраама, но все было тщетно. Господь не приходил больше во сне, и Авраам чувствовал, что он непреклонен.

И вот настал назначенный день. Авраам проснулся с восходом солнца, встал, оделся, умылся, действуя механически, разбудил Иссу, заставил его одеть лучшую, праздничную одежду и сказал, что Исса пойдет вместе с ним на жертвенную гору, где они вдвоем принесут в жертву ягненка. Исса с готовностью стал собираться, ведь он ни разу еще не ходил с отцом на жертвенную гору, и ему было интересно.

Авраам вдруг почувствовал, что сознание его как бы раздвоилось: он увидел себя со стороны. Будто он сидит и наблюдает за собой и своим сыном, как они готовятся к походу, как ловят в загоне для скота ягненка, как кричат потревоженные овцы, как у Иссы вдруг меняется лицо ему становится жалко ни в чем не повинного барашка - как он, Авраам, объясняет Иссе, что для барашка большая честь пойти на заклание для Господа, как Исса успокаивается и оживляется, как помогает посадить ягненка в мешок... Он, этот наблюдатель, хочет крикнуть Иссе: "Беги! Беги отсюда как можно дальше!", но язык прилип к небу и не поворачивается во рту, а они уже идут по дороге, и Авраам несет мешок, а другой рукой сжимает руку сына, неосознанно крепко сжимает, и Иссе больно, очень больно, он просит разжать руку, но Авраам не слышит его, и он вырывается и отбегает в сторону, а Авраам смотрит на него с удивлением. "Надо же", - думает наблюдатель, - "не посмел сказать сыну правду, взял барашка для отвода глаз. А ведь правильно сделал, Исса ни за что не пошел бы за ним, зная правду."