Галина Щербакова - Яшкины дети. Чеховские герои в XXI веке (сборник)

• Название: Яшкины дети. Чеховские герои в XXI веке (сборник)
• Автор: Галина Щербакова
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-29363-6

Перед вами – образец современной русской литературы высочайшего уровня, книга-явление, книга-событие, претендующая на то, чтобы стать современной классикой.

Новая книга Галины Щербаковой – это прямой и откровенный диалог с Чеховым. Его она словно призывает в свидетели нашей современности – еще более хаотичной, больной и жестокой, чем во времена классика. Используя названия знаменитых чеховских рассказов, Щербакова каждый из них наполняет новым содержанием и смыслом. Ее «Ванька», «Дама с собачкой», «Душечка», «Смерть чиновника», «Спать хочется» и другие миниатюры – это истории о жизни простых людей, наших потенциальных коллег и соседей, увиденной без иллюзий и прикрас.

Все названо своими именами. И нет больше места ни мнимому добру, ни ложному состраданию.

Каждый будет счастлив и несчастен только так, как сможет!

---

– Я согласна, – ответила Лина Павловна.

Сама удивилась скорости ответа. Но внутри ее происходило что-то странное, произошло как бы перемещение органов: сердце сбежало со своего места и трепыхалось где-то под ложечкой, а мозг осел и стал давить на глаза, выдавливая из них слезы. Одновременно в голове бились, как мушкетеры, две мысли. Одна: вот теперь тебе и осталось выгуливать чужих собак. А другая была особенная, она же – д’Артаньян: если уж за собакой недотепы-вдовицы пошел мужчина навсегда, то она-то с собачкой будет выглядеть совсем иначе. Она будет идти с ней, как лыбедь. Именно лыбедь, сказалось внутри, лебедь – так каждый может подумать.

В общем, договорились.

– Я принесу вам корм, – сказала соседка, – чтоб у вас не было проблем. Завтра вечером мы уезжаем, но мы успеем погулять с собачкой все вместе, чтоб она попривыкла. В субботу вечером мы вернемся уже к ее прогулке. Так что у вас всего четверг-вечер, пятница и суббота-утро. Мы оставим вам телефон – мало ли что? Мы едем в Азов, это близко. Привезем вам рыбки свежайшей и крыжовенное варенье. Там его хорошо варят.

История вдовы так потрясла Лину Павловну, что она как-то забыла, что она не любит ни собак, ни кошек, никакого зверья вообще. Развивалась тема лыбеди, как будет она идти с собачкой по набережной, тонкая такая и звонкая. Почему-то придумалась шляпка на голову, такая миниатюрная с изящной вуалеткой. И обязательно лайковые перчатки. Голой рукой держать поводок как-то не комильфо. Перчатки у нее были, чуть зашитые по шву. Но кто это увидит? А шляпку она купит завтра. Скажет на работе, что у нее дело в филиале, и без проблем.

На ночь она взяла томик Чехова.

Книги у нее от родителей, психованных книголюбов, стоявших во время óно по ночам в очередях на подписку. Она продала всю библиотеку подруге матери, которая превратила свою квартиру в незнамо что. В них же, книгах, пыли!.. Себе она оставила книги для двух полочек над притолокой в комнате. Среди них оказался однотомник Чехова, самого скучного из скучных, по ее мнению, писателя. В памяти только одно, школьное воспоминание – «Пава, изобрази!» – из «Ионыча».

Учительница это очень смешно читала.

Лина Павловна уже потом пользовалась этой фразой при разных нелепых ситуациях и даже слыла из-за нее интеллектуалкой. «Это „Ионыч“ Чехова», – говорила она после успеха фразы у народа.

«Даму с собачкой» она не читала никогда. Видела скучный фильм. Опять же запомнилось из него, как мать, от которой бегает муж, заставляет детей учить склонение. Склоняли какое-то нелепое слово типа рукомойник.

И еще запомнилось из кино: собака была шпиц. Жаль, что соседская – такса, а не шпиц. Что-то брезжило во всем этом. Рассказ она стала читать на ночь, преодолевая скуку. В конце концов поняла только одно: дама со шпицем тоже ловила мужика на набережной. И тоже на собаку. А на что же еще, если больше не на что? Кошки как-то не подходили. Они вообще только мышеловки, не больше.

Она уже хотела бросить чтение, когда сонным глазом наткнулась на фразу: «…сердце у него сжалось; и он понял ясно, что для него на всем свете теперь нет ближе, дороже и важнее человека; она, затерявшаяся в провинциальной толпе, эта маленькая женщина, ничем не замечательная, с вульгарной лорнеткой в руках, наполняла теперь всю его жизнь, была его горем, радостью, единственным счастьем, какого он теперь желал для себя…»

Как-то сладко, как от любовной ласки, сжалось сердце и, как штамп в паспорте, впечатались в ней слова «маленькая женщина наполняла всю его жизнь». Лорнетка отвалилась сама собой, деталь, мелочь… Главное, она такими словами будет думать. Вот все и случится, когда она выйдет на прогулку с собачкой. Ее старенькая бабушка любила говорить: «Ничего случайного на свете нет. Все – Бог». Джемма не случайность. Джемма – знак.

И Лина Павловна заплакала слезами этого впечатлительного мужчины из рассказа. Он плакал о ней. Она о нем. И сердце делалось мягким и слабым, оно замирало, чтобы всколыхнуться и снова забиться до слез.

…Шляпку она нашла сразу. Просто вышла на нее и поняла: она. Она поправила вуаль, как хотела, категорически отказавшись от совета продавщицы «припустить и собрать». Она не пошла в ней домой, она даже не надела ее вечером, когда совершала общий выход с вдовицей, ее кавалером и Джеммой. Последняя никак на нее не отреагировала, она бежала рядом с хозяйкой, длинная такая, коротконогая, тоже мне Джемма, скорее, Стюра какая-нибудь. А главное, она была не шпиц. И это был большой минус в затее Лины Павловны. Но мосты были сожжены, шляпка куплена, перчатки вынуты из мешка вещевых мелочей. Она попробует и с ними, и без.

На утренний выход она была ни в чем, в затрапезе, как ходит на работу. Утром набережная пуста. Джемма вела себя пристойно, с поводка не рвалась, кучку сделала под кустиком, встряхнулась и уже охотно пошла домой. Слегка повизжала у своей двери, но согласно пошла и в другую. Одним словом, по первому выходу собака оказалась непроблемной.

К вечерней ходке Лина Павловна готовилась, как Наташа Ростова на бал. На ней был бежевый костюм, юбка с разрезом и пиджак с острыми лацканами и крупными пуговицами. Желтая кофточка была в пандан и кучерявилась вокруг шеи. Туфли она надела на венском каблуке (так называли его раньше, а как сейчас, она даже не знает). Они были удобны. Перчатки смотрелись сами по себе, но не смотрелись вместе с потертым поводком. Пришлось их положить в карман, покрасивше выставив наружу. Шляпка же просто пела и играла. Джемма не стоила такой красоты, и Лина Павловна стала думать, не надеть ли ей старую шляпку с полями и муаровой лентой, но не устояла перед красотой новенькой. Так и пошла, старую даже примерять не стала.

Вечер был хорош, река была смирной. Набережная была четверговой по количеству людей, не субботней и не воскресной. Лина Павловна ловила на себе взгляды мужчин и женщин, поверхностные, без значения. «Не сразу, – говорила она себе строго. – Не сразу». Она остановилась почитать афишу. В театре не была уже сто лет. С кем идти? Не с подругами же. Смешно и бездарно. В кино как-то тоже разучилась ходить. Иногда… Очень иногда шла на утренний сеанс на что-нибудь эдакое. Последним просмотром был «Мулен руж». Впечатление было слабое. Ну, ярко, ну, красиво, но чтоб внутри всколыхнулось, как на «Интердевочке», то нет… Нет, и все. У нее хороший телевизор, разорилась на тарелку. Все кино теперь дома.

– Любите цирк? – услышала она голос. Видимо, Джемма слегка перетянула ее к цирковой афише.

Рядом стоял он. Никаких сомнений. Немолодой, высокий, с легкой небритостью, как она любит. А главное, в форме морского капитана. Не нонсенс для Ростова. Какой-никакой, а порт.

– Просто пялюсь, – ответила она. – В цирке сто лет не была, и сказать, что хочу, не могу. Совру. – Как складно небрежно все сказалось. И даже подалась на Джеммин порыв идти дальше. Она была уверена – он пойдет следом. И где-то уже возникал жар, и хотелось расстегнуть красивый жакет, а вместе с ним и кучерявую кофточку.

Она даже представила, как проснется раньше, а он сильной рукой не даст ей встать, и они будут лежать молча, а потом он скажет: «Кажется, мне хочется остаться здесь навсегда». Это ведь почти что стать горем, радостью и единственным счастьем.

Большой, высокий, небритый, он совпадал с мечтой, надеждой.

– У меня тоже была такса, – сказал он. – Умерла от тоски, я ведь подолгу отсутствую.

– Ну, это надо быть большим эгоистом, простите, конечно, заводить собаку, если не живешь дома.

– Вот и не завожу больше, – сказал он печально и перекусил собачью тему.

Шли молча. И она любовалась ими со стороны. Красивая дама с собачкой, красивый капитан, сошедший на берег…

– Всю жизнь живу в Ростове, – сказала она, – но моряков знакомых у меня не было. Я вся такая сухопутная.

– А кто вы по профессии?

На языке сидело и чавкало химфармформхрум, но сказала просто:

– Я химик. – Хотя была простой лаборанткой. Но лаборанты ведь тоже химики, а кто же еще? – Я люблю свою профессию, – сказала она. – Денег она приносит, конечно, чуть, но ведь нельзя же все мерить ими. Правда же? Должен быть интерес, увлечение…

Откуда-то из неведомых эмпиреев возникло чутье, что это плохая тема для разговора. Она нервно стала искать, что бы такое сказать поумнее, но голова ее была наполнена завтрашним утром и его тяжелой рукой у нее на груди.

– А морякам хорошо платят? – как-то небрежно-виновато спросила она.

– Разбежались! Но на курево и портки хватает.

Разговор явно выбивался из образа придуманной сильной руки. Так говорят рабочие на их предприятии. Но она их не любит. И крестьян не любит тоже. Она мыслит себя другой. Выше денег. Хотя понимает, сейчас все ниже их – искусство, литература, семья, любовь… Что там еще есть в этом продаваемо-покупаемом насквозь мире?

На всякий случай она дернула поводок в сторону дома. Джемма повернуть отказывалась. Наверное, действительно рано.