Михаил Успенский - Райская машина

• Название: Райская машина
• Автор: Михаил Успенский
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-37029-0

Роман Мерлин, прожив несколько лет в тайге, в полном отрыве от мира, возвращается к людям – и не узнает ничего. Россия оккупирована международными силами ООН, все твердят об эвакуации, потому что вот-вот с Землей столкнется огромный астероид, а где-то в глубине Вселенной ждет Химэй, в котором места хватит для всех. Это и есть древняя родина человечества, куда пора вернуться, забытый Эдем.

Идти со всеми? Или остаться с немногими? Тем более что есть подозрение: кто-то крупно врет. Но кто? И зачем? Просто конец света какой-то…

---

– А как же твои филиппинки? – спросил Мерлин.

Горничные-близнецы были гордостью Лося. Он переманил их с Рублёвки у популярного певца однополой любви.

– Ищи теперь с собаками тех филиппинок, – вздохнул Панин.

– Обокрали? – радостно вскричал Мерлин.

– Представляешь – даже пианино Маринкино унесли!

Орехового дерева инструмент для не родившейся ещё Маринки Лось с первой супругой припёрли аж из Риги – давным-давно. Мерлин якобы помогал затащить пианино в грузовой лифт: путался под ногами у добрых людей. Весила эта беда центнера четыре…

– А как же охрана?

– Охрану мы… наказали, – сурово молвил Панин.

Среди Розы, Лены, Вики, всех панинских жён и прочих подруг жизни, во гламуре просиявших, Таня казалась довоенной невестой, только что проводившей обречённого жениха на фронт. Какая-то меховая беретка на ней была, а на шее висела муфта – такие Мерлин видел только в кино и на старых маминых фотографиях. И не красота в ней была главной – а тонкая благородная порода, что понимающие люди ценят гораздо выше.

И взгляд у неё был растерянный – пока не наткнулся на Мерлина. Таня словно бы узнала его – когда-то любимого и навеки потерянного, хотя годилась Роману Ильичу если не в дочери, то в сильно младшие сёстры. Так иногда бывает, хоть и редко.

А если бы так было всегда, то человечество просто померло бы всем кагалом от счастья и тем решило свои проблемы.

Они с полуслова поняли друг друга и стали, не сговариваясь, играть пару опереточных слуг – простак и субретка, денщик и горничная, камердинер и гувернантка, принялись обсуждать господские наряды и нравы, в ритме вальса развешивать барские шубы и вытирать носы барским детям. При этом Таня и Роман Ильич ни на секунду не теряли друг друга из виду.

У простака и субретки всё получается гораздо проще, быстрее и успешней, чем у героя с героиней.

Те жёны соратников, которые помоложе, плохо помнили, кто такой Мерлин, и воспринимали всё как должное, только Роза-Рашида понимающе мигнула ему огненным татарским оком.

– А почему Сергей Петрович вас тут держит, в тайге? – шёпотом спросила Таня, едва они остались вдвоём в прихожей.

– Это тайна, – шёпотом же ответил Мерлин.

– Не тайна, так и не спрашивала бы! – фыркнула Таня. – Говорят, вы охраняете сокровища «Фортеции».

– Да, – печально ответил Мерлин. – И когда вы все улетите, я тотчас обращусь в отвратительную гигантскую жабу с окровавленными клыками, хотя и без того не принц. Прямо скажем.

– Ну, это-то фигня, – сказала Таня. – Это простым поцелуем снимается, все дети в курсе. А по правде?

– Ты никому не скажешь?

– Никому! – воскликнула Таня и сделала рукой жест, равноценный, по её мнению, страшной клятве.

– По правде я дожидаюсь новых документов. Я киллер на передержке. Да вот проштрафился: не учёл, что в западных отелях нет тринадцатого этажа, и вместо Васи Плинтуса прикончил великого дирижёра Фальконетти…

– Вот и опять враньё: Фальконетти помер от СПИДа, а на передержке только собак оставляют!

– Кошек и киллеров тоже, – вздохнул Мерлин. – А невостребованных потом усыпляют.

– Но киллера ведь и перевоспитать можно! – сказала Таня.

– Киллер обычно перевоспитывается с помощью Евангелия и раскаявшейся блудницы, – ответил Мерлин. – Так учит нас Достоевский. Но я атеист, а тебе сперва предстоит сильно испортить репутацию…

– Много вы знаете о моей репутации, – сказала Таня.

– Зато я знаю, что Панин строг в кадровых вопросах.

– Нет, а всё-таки – что вы здесь делаете? – не унималась она.

– Сижу, целыми днями глядя на стену и слушая крики муравьёв. Мой завтрак, обед и ужин – чашечка чёрного саке да два-три варёных каштана…

– А вас кто-нибудь навещает?

– Конечно. То и дело. С владыками я беседую о милосердии, с самураями – о смерти, с чиновниками – о простоте жизни, с крестьянами – о карме, со слугами – о преданности…

– Нет, а по правде?

– Я же сказал – жду документов. Но я не киллер, ты права. Я хуже. Я бессмертный. А бессмертному необходимо время от времени менять биографию и все бумаги.

– Ага, вы граф Калиостро!

– Совершенно верно. Во время посещения Санкт-Петербурга был по приказу матушки-императрицы тайно арестован и препровождён в Сибирь на подлинно вечное поселение. Под ответственность самого государственного канцлера Никиты Иваныча Панина. С тех самых пор за мной постоянно присматривает кто-нибудь из рода графов Паниных…

– Ну-ну, – сказала Таня. – То-то у Сергей Петровича такая аристократическая…

– Ряха, – подсказал Мерлин.

– Не надо так про него, – сказала Таня. – Вы бы видели наших ребятишек. Ведь у нас не простой детдом, у нас такие, от которых все отказались… А Сергей Петрович запрягся.

– Сергей Петрович понятно, – сказал Мерлин. – Нам с ним кучу грехов искупать положено. А ты-то зачем?

– Я ничего не искупаю. Я решаю сама, – сказала она. – Но об этом не будем, Роман Ильич, потому что сейчас праздник, надо накрывать на стол, а то наши бестолковые господа сами-то и трём свиньям щей не разольют!

Глава 7

1

… – Ну, мне через центр нельзя, – сказал Денница. – Довезу я тебя до остановки, тут восемьдесят четвёртый раньше ходил. Наверное, и теперь какой-нибудь ходит. А сам в Затон поеду. Там у меня женщина одна живёт – не баба, а чистый Шатобриан и Тулуз-Лотрек в одном флаконе!

Капитан определённо страдал ещё и галломанией…

– Слушай, – спохватился я, – а деньги-то? Деньги у вас не поменялись ли?

– Нет, конечно – кто сейчас такой ерундой заниматься будет? Ты лучше смотри на патруль не нарвись со своей «сайгой»! Тут медведицы навряд ли выручат! Дай-ка я тебе твой чвель надену. Под рубаху не прячь! Не прячь, говорю, под рубаху!

– Небось не орден, – сказал я. – Ну, тогда прощай, Светозар Богданович! Увидимся ли?

Денница смахнул нежданную слезу рукавом кителя:

– Прощай, брат! Вместе под смертью ходили! Вместе врага одолели! Такое не забывается! Я всем про твой подвиг расскажу! Только чвель-то лучше вытащи… Ты, я гляжу, и вправду без понятия!

– В случае чего, – сказал я, – можно связь держать через Иллариона, Алёшу то есть. Клуб «Софья Власьевна». Ничего, потерпишь праведника…

– Да! – воскликнул есаул из преисподней. – Номерок свой дай! Я всё забываю, что мобильники есть на свете!

– Нету у меня мобильника, – сказал я и остался один.

Покатил дальше Светозар Богданович Денница – наш простой русский Антихрист, один из многих… Только крикнул на прощание:

– Все там будем!

«Герцогиня де Шеврез» величественно свернула с большака и прошествовала в сторону едва видневшейся отсюда реки и осенявших её портовых кранов Затона.

Я остался настолько один, что спину закололо ледяными иголками.

Остановка была стандартная, крытая пыльным прозрачным пластиком, с металлической лавкой – даже не очень загаженной надписями и мусором. На эту остановку обычно приходили пожилые люди из окрестных садоводств. Сейчас бы им самое время завершать трудовой день, но ни души покуда не было видно.

Вверху под козырьком примостилась на кронштейне видеокамера – только глазок её был необратимо покорёжен, а обрезанный провод беспомощно торчал, весь размочаленный на конце, словно его кто-то грыз.

Внизу лежал город Крайск, во все дни покрытый толстым слоем дыма, а сейчас ясный, как пейзаж в стеклянном шаре. Город вроде бы совсем не изменился, если не считать проходивших над ним цеппелинов – значит, «Фортеция» работает вовсю…

Но дело к вечеру, и в контору пока соваться не стоит.

Панин уверял, что квартира по-прежнему принадлежит мне, но ведь Панин точно так же уверял, что прилетит вскорости со всей гоп-компанией…

Я не попытался тормознуть какую-нибудь машину, да и шли в основном крытые грузовики, фуры и рефрижераторы. А то нарвёшься опять на какого-нибудь монстра…

Вообще я ожидал увидеть на шоссе сплошную пробку от Крайска до Москвы. В свете последних тенденций. Значит, преодолели как-то транспортный коллапс, машин даже меньше стало… И заметно меньше…

Оставалось только изучать прилепленные к прозрачному некогда пластику объявления и разноцветные стикеры-постеры.

Первым обращал на себя внимание красочный плакат. Именно плакат, а не постер. Он словно бы вышел из времён моего советского детства. Предельно реалистичный блондин в комбинезоне с российским гербом и с мужественным лицом широким взмахом сильной руки приглашал куда-то согбенного старца, пузатого рахитичного негритёнка и ещё толпу каких-то интернациональных оборванцев. Надпись гласила: «Пропусти старшего. Пропусти бедного. Пропусти больного. Все там будем!»

Куда мужественный должен был пропустить несчастных – неясно. Видимо, это и так было понятно всем, кроме меня.

Другой плакат был поплоше, в одну краску. Прямо на зрителя мчался лимузин, которым управлял какой-то лысый сморчок. Глаза у сморчка были закрытые, а под колёсами страдали очень трогательные кудрявые дети. И, опять же, надпись: «Старый за рулём – преступник! Россия – молодей!»