Колет Вивье - Полярная звезда

• Название: Полярная звезда
• Автор: Колет Вивье
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детская проза
• Год: 1962

Пронизанная теплым и мягким юмором повесть о дружбе, горячей, преданной, облагораживающей. Герои повести — два двенадцатилетних школьника. Поль и Николя Товье — двоюродные братья, но растут они в совершенно разных условиях. Поль живет в атмосфере чрезмерной материнской любви и деспотичной придирчивости отца, живет без сверстников, в тепличной обстановке. Родители его люди обеспеченные, но детство Поля безрадостно.

Николя — полная противоположность своему брату. Он рано узнал лишения и необходимость зарабатывать на кусок хлеба.

---

Он говорил всё это смеясь, и Поль заметил в его зелёных глазах лукавые искорки.

«Сейчас заговорит о моём „о мсьё!“» — подумал Поль, и сердце у него упало. Но, к его великому облегчению, рыжий переменил тему.

— Видишь, торгую макрелью, — сказал он, показывая свою корзинку.

— Ах да, макрель, — отозвался Поль. — Да, да, ты продаёшь её.

— Ага, продаю. Беру в порту и продаю.

— Да, — повторил Поль.

Он переминался с ноги на ногу, никак не решаясь уйти. Что-то — он не знал, что именно, — удерживало его возле этого мальчика.

— Ты как та девчонка, — заметил он наконец, чтобы прервать молчание.

— Какая девчонка?

— Да я видел там одну, — Поль неопределённым жестом указал куда-то влево, — там, в пещерах, на берегу.

— Такая толстуха, с большим носом?

— Нет, скорее худая, очень чёрная, и юбка на ней висит…

— Значит, Маринетта из пещеры «Полет», — прервал его рыжий. — Ну и пройдоха она!

— Она всё продала, эта девочка, — уточнил Поль, — и выручила сто тридцать пять франков. Я слышал, как она говорила той женщине.

— Подумаешь! — отозвался рыжий.

Он несколько раз повторил «подумаешь», сопровождая свои слова выразительной гримасой. Видимо, сообщение это его совершенно убило.

— Девчонки вечно плетут невесть что, — через минуту заявил он, — и вообще, сто тридцать пять франков… У меня уже пятьдесят, и погоди, стоит мне как следует взяться за дело, и я заткну за пояс Маринетту!.. Макрель, продаю макрель! — завопил он во весь голос, поднимая корзинку. — Ну, пошли, — сказал он Полю.

— Да мне… — начал было Поль.

Но он уже стоял на мостовой рядом с мальчиком. «Макрель, свежая макрель!» Что подумала бы госпожа Юло, попадись она им навстречу? Что сказал бы папа? Но ведь папа сам торговал рыбой.

— И я бы с удовольствием это делал, — заметил он на ходу.

— Ну что ты, дурацкая работа! — весело возразил рыжий. — Я занимаюсь ею в каникулы, чтобы помочь маме, но, когда кончу школу, тогда увидишь, вот увидишь…

— А что?

— Секрет… Как тебя зовут?

— Поль.

— А меня Ник… Продаю макрель!.. Не угодно ли, сударыня? — спросил Ник у какой-то толстой женщины, остановившейся возле него. — Макрель, свежая, как огурчик, двенадцать франков штука, ну просто даром!

Женщина сунула нос в корзинку, поторговалась и в конце концов взяла четыре макрели за сорок франков.

— Все они торгуются, — объяснил рыжий, как только она отошла, — но я их повадки знаю и потому благоразумно запрашиваю. Сорок франков за раз… Что скажешь, а? Да, кстати, — без всякого перехода добавил он, — не очень-то ты оказался хитёр, когда два дня назад дал Тинтину свистнуть твой ножик! Ты что, не мог погнаться за ним? Ноги у тебя отнялись, что ли?

— Ничуть не бывало, — возразил Поль. — Просто я…

Он чуть не сказал «не посмел», но вовремя удержался и хвастливо заявил:

— Плевать мне на него, на этот ножик!

— Что ж, тем лучше, тем лучше, — отозвался Ник, искоса взглянув на него. — А я-то думал… Ну, раз ты так смотришь, тогда всё прекрасно… Макрель! Продаю макрель! Кому макрель?

У входа в порт какой-то господин взял две рыбы, а чуть подальше, возле угольного пирса, какая-то дама купила три.

Ник ликовал: ага, он знает, как взяться за дело, этого никто не станет отрицать! Он считал по пальцам:

— Пятьдесят франков, которые у меня были, потом ещё сорок, потом двадцать, потом ещё тридцать, всего…

— Сто сорок, — объявил Поль.

— Скажи-ка на милость, что я, по-твоему, не умею считать?.. Сто сорок, точно… Обскакали Маринетту! Видел? Да ещё на пять чистеньких. Ну, на сегодня хватит: осталось пять макрелей, отнесу их своим. Впрочем, я уже дома.

V

Поль вытаращил глаза. Он так долго шёл, беседуя под крик «Продаю макрель!», что теперь совершенно не представлял, где находится. Узкая улочка, скверные домишки, оштукатуренные в грязно-жёлтый цвет, разбитая мостовая, на которой он всё время спотыкался. «Улица Вёле», — прочитал он на табличке. Между бакалейной лавкой и дощатым забором — какая-то полуразвалившаяся таверна с тусклыми стёклами, за которыми поблёскивал цинковый прилавок. Здесь, возле этой таверны, и остановился Ник. Он толкнул корзинкой дверь и, так как Поль в нерешительности продолжал стоять на тротуаре, потянул его за руку.

— Входи же, — сказал он ему, — раз ты столько прошёл.

Таверна была такая маленькая, что прилавок занимал почти половину её; на полках, покрытых коричневой клеёнкой, выстроились в ряд несколько бутылок и графинов, а совсем в глубине, в самом тёмном углу, виднелся длинный стол и две скамьи. В этой комнате с низким потолком, где пахло, как в прачечной, стояла невероятная духота, хуже, чем на улице. Ник со вздохом облегчения поставил корзинку на стол.

— Где мама? — крикнул он, обращаясь к кому-то невидимому.

Послышался лёгкий шум, и из-за прилавка показалась сперва голова маленькой девочки, а затем и вся она. Девочка, так же как Маринетта, была босая, а растрёпанные волосы почти совсем закрывали её испачканное личико. Она прижимала к себе старую безрукую куклу.

— Иветта, где мама? — повторил Ник.

Малютка не ответила, лишь покосилась исподлобья на Поля и тут же отвела большие тёмные глаза. Ник с шумом втянул воздух.

— Пахнет стиркой, — заявил он, — значит, мама тут! Мама! А мама!

Чьи-то пронзительные крики заглушили его голос, и Поль увидел налево от длинного стола детскую коляску, в которой барахтался младенец.

— Что за крикун! — возмутился Ник. — Да угомонись же ты… А вот и мама!

Высокая худая женщина с добрым и грустным лицом появилась в глубине комнаты.

— А, это ты, — сказала она, вытирая передником мокрые руки. — Ну как, продал?

— Да, мама, на сто сорок франков, — ответил Ник и положил деньги на прилавок. — Мой друг, — добавил он, показывая на Поля, — тот, которого я вытащил из воды, ты знаешь.

Женщина участливо посмотрела на Поля.

— Вы, должно быть, сильно испугались, — сказала она. — Во время прилива нужно всегда смотреть в оба. Ах, бедняжка Лулу, зубки у него режутся, потому он и плачет! Полно, полно, мой маленький, успокойся! — Она взяла ребёнка на руки и поцеловала его потное личико. — Ну, вот и всё, вот мама и пришла… Да он мокренький, голубчик мой!

В зту минуту у дверей зазвонил колокольчик, и вошли двое мужчин в синих спецовках.

— Кувшинчик сидра, мадам Бланпэн, — сказал один из них. — Адская жара! Видно, конца ей не будет!

— Лето, ничего не поделаешь! — отозвалась женщина. — Надо мириться. Идите в другую комнату, ребятки, да возьмите с собой Иветту, — добавила она. — Если вы голодны, там есть хлеб и кусок сыру.

— Ого, вот это я понимаю! — обрадовался Ник. — С удовольствием поем.

Поль в сопровождении семенящей Иветты прошёл следом за ним в комнату за лавкой, которая оказалась, против обыкновения, настоящей жилой комнатой, заставленной таким множеством кроватей, стульев, шкафов, что в ней почти не оставалось места для прохода; над головой — прокопчённые балки, под ногами — шершавый, слегка покосившийся пол. Стены с облупившейся кое-где штукатуркой были увешаны своеобразными рыцарскими доспехами — сети и свёрнутые тросы, — а возле колченогого столика, на котором валялся всякий хлам — верёвки, гвозди, — оглушительно храпел какой-то старичок в надвинутом на глаза берете.

Но вряд ли Поль всё это заметил: из самого далёкого и тёмного угла комнаты на всех парусах выплывал корабль; он красовался на комоде — сказочный парусник в полной оснастке, такой большой, что его корпус с обеих сторон выступал за мраморную доску комода, а мачты касались потолка.

— До чего хорош! — воскликнул Поль, ослеплённый невиданным зрелищем. — Ах, извините! — тут же продолжал он, понизив голос. — Я не разбудил мсьё?

— Не бойся, — ответил Ник, — сон у дяди Арсена крепкий. Впрочем, он был бы страшно рад услышать твои слова! Корабль, можно сказать, его мания, и ничего удивительного, что парусник красив; ведь он столько времени возится с ним, без конца что-то переделывает то там, то тут. Его парусник потонул много лет назад, и он смастерил себе в точности такой: это его пунктик.

— Сам смастерил такой большой корабль? — переспросил Поль, бросая украдкой восхищённый взгляд на старика, который продолжал храпеть.

— Конечно, сам! Сперва он собирался построить совсем маленький кораблик и поместить его в бутылку, но потом втянулся. Что парусник красив — так красив, ничего не скажешь, все приходят на него поглазеть!.. Держи, это тебе, — добавил Ник, протягивая Полю ломоть хлеба с ноложенным на него маленьким кусочком сыра. — Ох, и голоден же я! А ты нет?

— Нет, я тоже, — ответил Поль.

Он жадно впился зубами в бутерброд. До чего же вкусным показался ему этот хлеб! Пожалуй, вкуснее эклеров. Взобравшись возле него на стул, Иветта откусывала от своего ломтя маленькие кусочки; время от времени она прерывала еду и тёрла сыром рот куклы.