Том Стоппард - Травести

• Название: Травести
• Автор: Том Стоппард
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Драматургия
• Год: 2006
• ISBN: 5-94145-384-1

Британец Том Стоппард – наверное, самый известный и популярный сегодня европейский писатель, работающий для театра. Его пьесы – уникальное сочетание словесной игры и лингвистической виртуозности, сложных конструкций, комических трюков и философских размышлений. Своей первой значительной пьесой «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», признанной «самым замечательным драматургическим дебютом шестидесятых», как писал тогда влиятельный «Обсервер», Стоппард разом покорил театральный мир по обе стороны Атлантики и собрал огромный урожай престижных литературных и драматургических премий. Позже Стоппард сам стал режиссером ее экранизации, за которую получил венецианского «Золотого льва».

«Травести» – блестящая интеллектуальная игра, где партнерами автора выступают Уайльд и Шекспир, Ленин и Джойс. Ткань стоппардовской пьесы волшебно соткана из нитей настолько разнородных, что поневоле поражаешься воображению драматурга и магии, при помощи которой он соединяет несоединимое: Уайльда и Шекспира, Ленина и Джойса. Стоппард предоставляет читателю самому «угадать» источники заимствований.

---

Карр. Любые на ваш вкус. О Сесили, не возьметесь ли вы за мое исправление? Займемся этим за обедом.

Сесили. Боюсь, что сегодня у меня нет на это времени. Придется вам исправляться самостоятельно. Вот статья Владимира Ильича, которую я для него перевожу. Вам, наверное, известно, мистер Тцара, что в правительствах Западной Европы в настоящее время насчитывается десять министров-социалистов?

Карр. Должен признаться, род моих занятий не давал мне возможности сосредоточиться на проблемах европейской политики. Но десять министров – это звучит впечатляюще.

Сесили. Это звучит скандально. Они поддерживают империалистическую войну. Ревизионисты, такие, как Каутский и Макдональд, отвлекают внимание рабочих от подлинной борьбы, от борьбы классов.

Карр (удивленно). Вы имеете в виду Рамсея Макдональда, Сесили?

Сесили. Ну, разумеется, не Флору Макдональд, мистер Тцара!

Карр. Но это откровенный большевик!

Сесили. Он сотрудничает с капиталистической системой и оттягивает ее разрушение. Карл Маркс доказал, что капитализм копает себе могилу.

Карр. Нет, нет и еще раз нет, бедная моя девочка! Маркс заблуждался. Заблуждался добросовестно, но от этого заблуждение не перестает быть заблуждением. К несчастью, Маркс изучал капиталистическую систему в самый неудачный период ее развития. Промышленная революция уже загнала обездоленных в трущобы городов и принудила их к рабскому труду на фабриках, но еще не успела приобщить их к благам индустриального общества. Маркс пришел к выводу, что богатство капиталистов образуется из украденной у пролетариев прибавочной стоимости. Именно так, по его мнению, устроен капитализм. Это ложное умозаключение было выведено им из другой, также ложной, посылки, утверждающей, что человеческое поведение обусловлено принадлежностью человека к определенному классу. Но и тут он ошибся: пропасть между классами стала сужаться, вместо того чтобы стать окончательно непреодолимой. Критический момент так и не наступил. Он растворился в воздухе. Процесс повернул вспять как раз тогда, когда после восемнадцати лет каторжного труда «Капитал» наконец вышел из печати: лишнее доказательство того, как слеп порою бывает творец. До чего прелестно вы сейчас выглядите, Сесили, – вы похожи на пунцовую розу!

Сесили. Потому что меня сейчас вытошнит прямо на вашу педерастическую соломенную шляпку – вы, жалкий зануда! – вы, лицемерный хвастливый хлыщ! – вы, буржуазный образованный обманщик! – вы, художник чертов! Маркс предупреждал, чтобы мы остерегались либералов, филантропов, сторонников постепенных реформ – они не добьются перемен. Их добьются только те, кто отважится пойти на лобовое столкновение с буржуазией, ибо таковы законы истории! Когда Ленину был двадцать один год, в России свирепствовал голод. Интеллигенция организовала помощь голодающим – бесплатные кухни, раздачу семенного зерна и тому подобное. Возглавил эту кампанию Лев Толстой. Ленин не принял в ней участия. Он понимал, что голод может стать движущей силой революции. Так он думал в Самаре в восемьсот девяностом – девяносто первом годах, в возрасте двадцати одного года. Совсем еще юноша, а уже понимал такие вещи, так что не говорите мне о вашей высшей морали, вы, надутый, начитавшийся Канта зануда. Вы говорите со мной о классовой борьбе, а на самом деле только и мечтаете о том, как бы увидеть меня в одних панталонах…

Карр. Неправда!

Но это правда. По мере того как Сесили продолжает свой монолог, мы постепенно получаем возможность взглянуть на нее глазами Карра. Разноцветные лучи прожекторов начинают играть на ее теле, а общий свет гаснет, за исключением луча прожектора, который направлен на Карра. Откуда-то из тысяча девятьсот семьдесят четвертого года доносятся слабые звуки биг-бэнда, играющего тему из «Звезды стриптиза». Карр в трансе. Музыка звучит все громче. К этому времени Сесили может, скажем, взобраться на свою конторку, которая, вероятно, празднично освещена на манер сцены кабаре.

Сесили. Единственное верное учение – это учение Маркса и Ленина, противопоставленное ревизионизму, оппортунистическому либеральному экономизму, социал-шовинистическому буржуазному индивидуализму, квазидадаистическому патернализму, псевдоуайльдовскому афоризму, субджойсианскому догматизму и катехизису, кубизму, экспрессионизму и ревматизму!..

Карр. Заберите… заберите все к чертям собачьим!

Обычное освещение.

Сесили. Я думаю, вам не следует так говорить со мной в рабочее время. Впрочем, поскольку справочный зал вот-вот закрывается на обед, я вам прощаю. Интеллект у мужчин не так часто встречается, чтобы походя пренебрегать им. Какие книги вас интересуют?

Карр. Книги? Какие книги? Что вы имеете в виду, Сесили? Я прочитал статью мистера Ленина, и в ней сказано все. Надеюсь, Сесили, я не оскорблю вас, если скажу честно и прямо, что в моих глазах вы зримое воплощение предельного совершенства.

Сесили. Внешнего или внутреннего?

Карр. И того и другого.

Сесили. О Тристан!

Карр. А вы, вы любите меня? Вы согласны поверить мне все ваши тайны?

Сесили. Какой вы глупый! Конечно. Я ведь жду вас уже несколько месяцев.

Карр (удивленно). Уже несколько месяцев?

Сесили. С тех пор как Джек признался мне, что у него есть младший брат, декадентствующий нигилист, моей девичьей мечтою стало познакомиться с вами, взяться за ваше исправление и полюбить вас.

Карр. О Сесили! (Карр пытается обнять Сесили, в результате чего стаскивает ее за конторку, где исчезает и сам. Впрочем, он тут же появляется оттуда.) Но, моя дорогая Сесили, неужели вы хотите сказать, что не полюбили бы меня, если бы… (и скрывается обратно)

Входит Надя, в строгом платье, с саквояжем и книгой.

Надя. С первых же минут, как только пришла весть о Февральской революции, Ильич стал рваться в Россию… Сон пропал у Ильича с того момента, когда пришли вести о революции, и вот по ночам строились самые невероятные планы.

Входит Ленин, одетый во все черное, как лютеранский священник, но в белом пасторском воротничке. Они с Надей переглядываются друг с другом с выражением отчаяния на лицах. Ульяновы ужасно похожи на уайльдовскую пару – мисс Призм и каноника Чезюбла.

Но об этом можно было думать только в ночном полубреду.

Надя снимает капор, Ленин снимает шляпу и отстегивает воротничок.

Надо достать паспорт какого-нибудь иностранца из нейтральной страны.

Ленин (диктует Наде, которая записывает в блокнот). Письмо Якову Ганецкому в Стокгольм от девятнадцатого марта тысяча девятьсот семнадцатого года. «Ждать больше нельзя, тщетны все надежды на легальный приезд. Необходимо во что бы то ни стало немедленно выбраться в Россию, и единственный план – следующий: найдите двух шведов, похожих на меня и Зиновьева. Но мы не знаем шведского языка, поэтому шведы должны быть глухонемыми. Посылаю вам на всякий случай наши фотографии».

При этих словах Карр выглядывает из-за конторки Сесили. На нем нет пиджака.

Карр. Двое шведских… глухонемых???

Невидимая рука утаскивает его за конторку.

Надя. План, упомянутый в этом письме, так и не был осуществлен.

Ленин извлекает из картонной коробки светлый парик и напяливает его на голову. Надя продолжает строчить в своем блокноте.

Письмо В.А. Карпинскому в Женеву, от того же девятнадцатого марта тысяча девятьсот семнадцатого года.

Ленин (диктует). Дорогой Вячеслав Алексеевич! Я всячески обдумываю способ поездки. Абсолютный секрет – следующее.

Чтобы подчеркнуть важность своих слов, Ленин ударяет кулаком по конторке Сесили, случайно нажимая на звонок. Сесили выскакивает на мгновение, но тут же, не замеченная Лениным, прячется обратно.

Ленин. Возьмите на мое имя бумаги на проезд во Францию и Англию. Я поеду по ним через Англию (и Голландию) в Россию. Я могу одеть[15] парик. Фотография будет снята с меня уже в парике, и в Берн в консульство я явлюсь с Вашими бумагами уже в парике.

Снова появляется Карр, на этот раз полностью одетый, и начинает подслушивать то, что говорит Ленин.

(Ленин продолжает) Вы тогда должны скрыться из Женевы минимум на несколько недель до телеграммы от меня из Скандинавии… Ваш Ленин. P.S. Пишу Вам, ибо уверен, что между нами все останется в секрете абсолютном.

Входит Тцара. Он не замечает Карра, a Карр не замечает его. Тцара подходит к конторке Сесили и нажимает на кнопку звонка. Сесили выскакивает из-за конторки.

Сесили. Джек!

Тцара (поворачиваясь на голос). Сесили!

Сесили. У меня есть для вас сюрприз. Кто бы, вы думали, у нас здесь? Ваш брат!

Тцара. Что за чушь! У меня нет никакого брата! (Поворачивается в другую сторону и замечает Карра) О, боже!