Мицос Александропулос - Ночи и рассветы

• Название: Ночи и рассветы
• Автор: Мицос Александропулос
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: О войне
• Год: 1978

Мицос Александропулос — известный греческий писатель-коммунист, участник движения Сопротивления. Живет в СССР с 1956 года.

Роман-дилогия состоит из двух книг — «Город» и «Горы», рассказывающих о двух периодах борьбы с фашизмом в годы второй мировой войны.

В первой части дилогии действие развертывается в столице Греции зимой 1941 года, когда герой романа Космас, спасаясь от преследования оккупационных войск, бежит из провинции в Афины. Там он находит хотя и опасный, но единственно верный путь, вступая в ряды национального Сопротивления.

Во второй части автор повествует о героике партизанской войны, о борьбе греческого народа против оккупантов.

Эта книга полна суровой правды, посвящена людям мужественным, смелым, прекрасным.

---

Космас взглянул на прокламацию, и буквы запрыгали у него перед глазами: одним из первых в списке министров стоял Теодорос Марантис. Космас зажмурился и снова открыл глаза. Не ошибся ли он? Нет, не ошибся! Уверенно и незыблемо, словно в удобном министерском кресле, расположилась фамилия Марантиса напротив названия одного из крупнейших министерств. Незыблемое, словно прошлое! Космас прочитал весь список, и глаз его пообвык, как ухо привыкает к знакомому звуку, который раздался в неурочное время. В самом деле, на фоне других фамилий фамилия Марантиса ничем не выделялась, она была здесь на месте, как имя аллаха в Коране. Ведь речь шла о правительстве, о министерских портфелях! И Космас вспомнил, как говорил его отец: куда еще побежит вода, если не по арыку? Он вспомнил аристократический особняк на улице Илии и темных людей, промышлявших в тот голодный год маслом, инжиром, табаком, покупавших у немцев железнодорожные вагоны и загребавших золото на своих махинациях. Это были люди Марантиса.

Представители ЭАМ в правительство не вошли. В конце прокламации говорилось, что несколько министерств еще не распределены. Эта строка была набрана мелким шрифтом, как незначительное примечание, однако за ней стояла большая, очень существенная проблема. Получит правительство признание народа или будет держаться волей и оружием англичан? Партизаны поняли, что означает отсутствие в правительстве их представителей, и с нетерпением ждали, что же будет.

Палатка врача была переполнена. Врач только что вернулся из штаба дивизии. Он потрясал прокламацией с текстом хартии и убеждал партизан, что это троянский конь, сотворенный современными средствами.

— За каждой буквой я вижу здесь мошенника данайца, который прикрывается громкими и красивыми фразами. Но никакие пышные фразы не прикроют его, все так и выпирает. Будьте настороже и не попадите впросак, как ротозеи троянцы.

Спорил с врачом атлетического сложения раненый, очень похожий на Фантакаса. Он доказывал, что если даже за каждой буквой хартии будут прятаться не по одному, а по тысяче мошенников, все равно их песенка спета. Пусть только попробуют встать народу поперек дороги, от них останется мокрое место.

Врач с улыбкой окинул взглядом могучую фигуру партизана.

— Я в этом не сомневаюсь, я просто хочу, чтобы вы знали: злые духи еще существуют, и они строят козни. Не сводите с них глаз, иначе они снова сядут вам на шею…

— Народ не для того проливал свою кровь, чтобы опять терпеть у себя на шее этих пиявок. Нас больше не проведешь!

— Правильно! Но люди вы молодые, добрые, неискушенные, а они состарились на этих интригах.

— А коль состарились, то и помирать пора, — засмеялся партизан. — Туда им и дорога!

Врач с сомнением покачал головой.

— Ах, молодой человек, знали бы вы, как мне приятно слышать уверенность в вашем голосе! Но что вы сможете поделать, если великие мира сего, вершащие судьбы стран и народов, уже предрешили и нашу судьбу?

— Какие еще великие? Самые великие — это народы!

— Да, самые великие — это народы! Но есть немало сил, которые захотят воспротивиться вашей воле. Знаете ли вы об этом? Много ли ты учился грамоте?

— Мало. Но если сложить нас всех вместе, то будет много!

Переубедить врача было невозможно, это не удавалось даже Лиасу. Конец спору положила Кустандо, она пришла и заявила, что раненым пора идти по палатам, обед давно уже стынет. Космас подождал, пока все выйдут, и подошел к врачу.

— Ах, и ты здесь! Тем лучше! Я как раз к тебе собирался. Я хотел… — Он остановился, припоминая. — Да, да! Кто-то из штаба говорил мне о тебе…

— Прекрасно! Я знаю заранее! Меня вызывают в полк?

— Ты, разумеется, не угадал, но о чем же шла речь? И кто это был?.. Ах да, конечно, наш дорогой Лиас!

— Неужели? Как он поживает?

— Я, естественно, не стал спрашивать, как он поживает. Сам знаешь, здоровье у Лиаса отличное, что-то он мне сказал, но я толком не расслышал. Вроде того, что на днях тебя навестит одна из наших партизанских деятельниц. Имени лучше не спрашивай. Я давно уже перестал разбирать, где имя, а где кличка…

— Ну ладно, милый доктор, это не так уж важно…

— Погоди, погоди… Может быть, ты знаешь некую Янну? Кажется мне, что Лиас назвал ее Янной.

Космас остолбенел.

— Говорите, доктор, говорите…

— Да что с тобой?

— Что именно сказал вам Лиас?

Космас схватил врача за руку, тот еле-еле вырвался.

— Это же моя жена! Что вам сказал Лиас?

Врач сел на кровать и, морщась, потер руку.

— Ну, дорогой мой, теперь ты окончательно убедил меня в своем выздоровлении. Такой жим… Пора отправлять тебя на работу…

— Пора, давно пора! Так что же сказал Лиас?

Врач ничего больше не помнил, вернее, ничего больше не расслышал. Уже к вечеру Космас додумался позвонить Лиасу. Правда, по госпитальному телефону можно было услышать песни, барабанный бой, вой ветра, грохот взрывов, но только не членораздельную человеческую речь. Однако ночью, когда его наконец соединили со штабом, Космас кое-что разобрал. Человек по ту сторону провода называл себя Лиасом. Космас выуживал из телефонного шума драгоценные слова.

— Что-что? — спрашивал Лиас. — Янна приехала? Поздравляю, поздравляю!

— Я тебя спрашиваю: приехала она или нет?

— Спрашиваешь? Меня?.. Почему меня?.. Врач? Если бы ты бредил, это было бы понятно, но почему бредит врач?.. Да нет же! Ничего я не знаю!

Разбуженный врач смотрел на Космаса оторопело.

— Что? Какая Янна?.. Жена? Твоя жена?.. А ты кто такой?

Через час за чашечкой кофе они вместе уточняли:

— Лиас! Я уверен, что это был он!.. Говорит, что ничего не знает? Ммм… Значит, не он… Ну конечно, не он… Лиаса я давно уже не видел… Ты прав, это был не Он. Но кто же?

— Дорогой доктор, подумайте прежде, чем ответить. Вы уверены, что этот товарищ, пусть не Лиас, а другой, говорил вам о Янне? Имя вы хорошо запомнили?

— Имя редкое. Тут я абсолютно уверен!

После того, что произошло, уверения врача вряд ли могли успокоить Космаса. Но он гнал от себя сомнения. Возвращаясь в палату, он поймал себя на том, что улыбается. За дальними холмами поднималась дрожащая и яркая утренняя звезда.

III

Старшая сестра прибежала за Космасом.

— Иди скорей в палатку врача… К тебе приехали из штаба…

Космас вскочил и стал надевать китель.

— Знаю, знаю… Девушка, брюнетка, красивая…

Сестра засмеялась.

— Не она. Знаю я твою Янну…

В палатке врача Космаса ждал Леон — в красивой черной фуражке, в новом мундире, в рубашке из английского парашютного шелка, с аккуратно подстриженными усиками и бородкой. Они обнялись и трижды поцеловались.

— Приехал тебя поздравить. Врач, наверно, уже сказал…

— Так это был ты?

— Ну да! Наш начальник штаба видел ее в Генеральном штабе. Она приехала на Национальный конгресс. Выглядит хорошо, жива-здорова.

— И только?

— Приедет! Через несколько дней приедет. Она знает, что ты здесь, все знает… Ну, а как ты себя чувствуешь? Давай хоть присядем!

Врач куда-то вышел, и они были одни.

— Я специально не пошел в палату. Зайдешь в одну, значит, надо зайти и в остальные. Здесь много раненых из моего полка. А я проездом, и времени у меня в обрез. Вот повидаюсь с тобой — и сразу в путь… О беде твоей мне сообщили тогда сразу. Поскакал я к вам в деревню, но тебя уже увезли. Ну, а если бы и застал, что от меня толку в такой ситуации… Ладно! Что было, то сплыло! Оставим эту грустную тему! Закури и вспомни наши лучшие дни в Афинах.

Леон открыл белый портсигар с хорошими греческими сигаретами и протянул его Космасу.

— Мы еще кофейку выпьем! Знаешь, я так втянулся, жить не могу без кофе. Ординарец, наверное, уже приготовил.

Он подошел к двери и позвал связного. Молодой партизан, веселый, улыбчивый, поставил на стол алюминиевые стаканчики с кофе. На Леона он смотрел восторженно-влюбленным взглядом.

— Эти стаканчики я вожу с собой с первого дня походной жизни, — похвастался Леон.

— А прочие принадлежности? Кофе? Сахар?

— Кое-как перебивались, а теперь и подавно. Среди бела дня заглядываем в Лукавицу, а иногда и подальше. Немцы и цольясы носа не высовывают из казарм.

Космас испытывал приятное головокружение от аромата табака и кофе.

— Хорошо вам живется. Но чего же тогда медлить? Почему наведываетесь в Лукавицу, а не захватите ее насовсем? Сначала Лукавицу, а там, глядишь, и Астипалею!

Леон только пожал плечами.

— Ты ничего не знаешь… Друзья-англичане связали нас по рукам и ногам, шагу не дают ступить, не то что захватить Лукавицу. Силы у нас есть, а воли нету. Слыхал о плане «Ковчег»?

— Нет. Что еще за фрукт?