Александр Кривицкий - Тень друга. Ветер на перекрестке

• Название: Тень друга. Ветер на перекрестке
• Автор: Александр Кривицкий
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1984

За свою книгу «Тень друга. Ветер на перекрестке» автор удостоен звания лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького. Он заглянул в русскую военную историю из дней Отечественной войны и современности. Повествование полно интересных находок и выводов, малоизвестных и забытых подробностей, касается лучших воинских традиций России. На этом фоне возникает картина дружбы двух людей, их диалоги, увлекательно комментирующие события минувшего и наших дней.

Во втором разделе книги представлены сюжетные памфлеты на международные темы. Автор — признанный мастер этого жанра. Его персонажи — банкиры, генералы, журналисты, советологи — изображены с художественной и социальной достоверностью их человеческого и политического облика. Раздел заканчивается двумя рассказами об итальянских патриотах. Историзм мышления писателя, его умение обозначить связь времен, найти точки взаимодействия прошлого с настоящим и острая стилистика связывают воедино обе части книги.

Постановлением Совета Министров РСФСР писателю КРИВИЦКОМУ Александру Юрьевичу за книгу «Тень друга. Ветер на перекрестке» присуждена Государственная премия РСФСР имени М. Горького за 1982 год.

---

Признаюсь, первого воздушного налета я, начитавшись иностранных провидцев, ждал с тяжелым чувством. Он застал нашу редакцию в очень уютном обжитом, но ветхом здании в глубине двора на улице Чехова.

Звуки окружающего нас мира всегда тревожат или успокаивают душу. Все, что подчинено единому равномерному ритму — громоподобный накат волны на берег, тихое шуршание, секунда за секундой, безостановочно падающего на землю снега, монотонный говор бегущего ручья, постоянный рев водопада, перестук колес на стыках рельсов, — все завораживает ритмическим постоянством.

Но все, что «вдруг» — внезапность приступов порывистого ветра, хаотичное беснование метели, неожиданный обвал шума, человеческий крик, вой сирены — заставляет вздрагивать, вызывает ощущение опасности, даже если в действительности ее сейчас и не существует.

Это тревожится наш далекий предок, его слепые страхи в нашем естестве, его инстинктивная настороженность. Современный человек быстро справляется с этими чувствами, но аритмия звуков все-таки бьет по нервам и тех, кто научился подавлять в себе безотчетную боязнь.

Звуковая партитура бомбежек была ошеломляющей. Наутро после одного из первых налетов мы — несколько краснозвездовцев — поехали посмотреть, как выглядит город после ночи, наполненной адским грохотом, сотрясающим всю округу, ночи, расколотой тяжелыми ударами, обрываемыми намертво, без эха, пронизанной мечущимся светом прожекторов, мгновенно замиравшим на вражеском самолете скрещением лучей во мгле небес.

Утром город обычен и спокоен, как если бы вся эта ночная какофония лишь причудилась расстроенному воображению. Все — улицы, площади, дома, памятники, деревья, — все стоит, как всегда, нетронутое, целехонькое, над дверями театра народного творчества, где теперь играет Театр сатиры, как и вчера днем, висит огромная афиша-анонс откуда-то взявшегося «Ансамбля мюзик-холла». Осенний ветер прихотливо заплетает прелую листву, то собирает ее в кучи, то закручивает поземкой.

Мы объезжаем район за районом — никаких следов тревожной ночи. Еду в родное Замоскворечье. Вот Коровий вал, мое опустевшее жилище (я-то ведь на казарменном положении в редакции). Дверь в комнату распахнута, но воздушная бомбардировка здесь ни при чем. Кажется, кто-то просто полюбопытствовал...

Гибельных последствий всего, что яростно и шумно бушевало ночью, мы не обнаружили. Наверное, где-то еще тлели головешки разрушенного дома, оплывали его обожженные огнем кирпичи, но мы ничего этого не видели.

А как же Дуэ? Что произошло в конце концов с этим массированным налетом? А то произошло, что он был отбит, рассеян еще на дальних подступах к столице и только его остатки уже на ближних. То и произошло, что нашла коса на камень, и сила люфтваффе — нацистского военно-воздушного флота — напоролась на могучую, непробиваемую систему противовоздушной обороны.

Опытное ухо, может быть, уже ночью могло установить, что устрашающий гром, сотрясавший город, был канонадой нашей зенитной артиллерии всех систем — огненного прикрытия Москвы. Я пишу все это не как человек, специально изучавший проблемы ПВО, а передаю лишь собственные ощущения и наблюдения. Днем они были подтверждены сведениями, полученными редакцией в Генштабе, а вечером — очередной сводкой Совинформбюро. Одиночные немецкие асы, ошалев от плотного заградительного огня, сбросили второпях «зажигалки», но их быстро погасили песком. Пожара Москвы но вышло. После объезда города мы возвращались в редакцию, оживленно обмениваясь впечатлениями, и я пытался подытожить нашу утреннюю «экскурсию» четверостишием:

Долго ждали от Дуэ мы
Подтвержденья некой схемы,
Но смеются над Дуэ
Даже и в Улан-Удэ.

2

Когда Павленко принес книгу майора Гельдерса, мы читали ее, убедившись уже воочию, что не так страшен черт, как его малюют. Наша вера в свои силы подтверждалась зримо. Москвичи сорок первого года помнят: вскоре после первых воздушных налетов многие спускались в бомбоубежище неохотно и дежурства на чердаках и крышах не были тяжелой повинностью.

В день парада на Красной площади 7 ноября гитлеровской авиации не дали и носа сунуть в сторону Москвы.

Однажды во время очередной воздушной тревоги я стоял, в свой срок, на чердаке и поддерживал пожарный шланг — это называлось «Пост номер три». Чердак был покрыт толстым слоем песка. Я тихонько прилег на этот сыпучий покров, угрелся и сам, конечно, не ощутил, как мирно заснул под обычную канонаду при отражении налета.

Ощущения пришли потом, когда в приказе по редакционной команде ПВО получил выговор за сон на боевом посту. Бесспорная вина — заслуженное наказание. Но чердачный наш шланг за все время тревог так ни разу и не был пущен в дело. Теории Дуэ и Фуллера разлетелись в прах.

С майором Гельдерсом обстояло сложнее: он предрекал в первую очередь войну между Англией и Францией. В ходе ее французы форсируют пролив Ла-Манш и высаживают десант на берег островной державы. Британская же авиация полностью разрушает Париж.

Книга Гельдерса вышла в немецком издании, когда Гитлер еще только шел к власти, — и Германия как бы не принимает участия в войне, изображенной автором. Но в его пророчестве были зашифрованы давние планы германского милитаризма. Он выдавал их своим азартом, когда писал: «Неужели страстное желание Наполеона и заветная мечта немцев — высадить десант на английский берег — стали фактом?» Видимо, и развалины Парижа тоже лежали на орбите этой самой заветной мечты.

Павленко писал свои «Полемические варианты» к книге уже после воцарения Гитлера на престоле фюрера Германии и поэтому понял: майор Гельдерс выложил далеко не все, что нацистская хунта действительно берегла для будущей войны.

Теперь и Гельдерс с его открытым текстом и тайнописью проваливается вместо со своими учеными наставниками. Получалось так, что стратегические доктрины столпов военной мысли Запада оказались несостоятельными, хотя много лет их гипнотическое влияние испытывали на себе генеральные штабы капиталистических армий.

Правда, воззрения Дуэ потерпели фиаско еще в Абиссинии. «И мстительные коршуны «Капрони» бомбардируют тихий Адиграт», — писал поэт. Но они не решили судьбу войны, а лишь причинили много горя мирным жителям абиссинских городов и селений. Кажется, именно с тех пор авиация государств-агрессоров взяла на себя карательные функции. Доктрина Дуэ стала приобретать полицейские черты. Поэт нашел точные слова — «мстительные коршуны». Авиация негодяев мстила тем, кто активно сопротивляется насилию.

Оставляя наши города, гитлеровцы неизменно возвращались к ним с воздуха. Так был разрушен город моего детства — Курск. Дом, где я родился и рос, немцы превратили в прах уже через два дня после своего отступления. Они разбили Московскую улицу — дом за домом, прекрасно понимая, что ни штабы, ни тем более техника или воинские подразделения не могут находиться на центральной улице города, только что взятого с боя.

Когда англо-американская авиация перед самым концом войны супермассированными ударами сровняла с землей половину Дрездена и пыталась разнести промышленные узлы на территории Чехословакии, границу которой уже пересекла Советская Армия, то эти акции, разумеется, не имели отношения к собственно военной стратегии.

Массированные налеты воздушных армад Геринга не поставили англичан на колени, но полное испепеление беззащитного Ковентри родило термин «ковентрировать» — карать, мстить с воздуха.

Таким образом, теория Дуэ — это попросту теория «ковентрирования». Она отвечала требованиям колониальной политики великих держав, стремлению поставить новый род войск — авиацию — на службу полицейско-карательным экспедициям большого масштаба.

Не забудем: Дуэ написал свои первые нашумевшие статьи «Господство в воздухе» и «Война 19... года» в середине двадцатых годов. Армию и флот он считал необходимыми лишь для оккупации страны, побежденной, подавленной авиацией. Понятно, какие радужные перспективы открывала такая доктрина перед странами — гнездами империализма. А главное, она была рассчитана на слабого или беззащитного противника.

Почему я пишу об этом так подробно? Тогда, в сорок первом, мы немного говорили о военной стратегии, перебирая в ночных беседах все, что читали или слышали.

На глазах у миллионов людей держали экзамен военные теории и доктрины. И нам почему-то ужасно хотелось разобраться и в этой теме, неотвратимо вошедшей в жизнь, в ежедневный быт, в глубину души. А о Дуэ говорили особенно часто по причине еженощных воздушных тревог. Вот же действительно представился «случай» сличить теорию с практикой.

Нет, Джулио Дуэ явно не предвидел того, что произойдет в московском небе. А когда к нам в редакцию кто-то из работников расстарался и привез летчика Виктора Талалихина и он рассказал о воздушном таране, стало еще и еще раз ясно: на свете есть много такого, что и не снилось западным мудрецам.