Том Стоппард - Художник, спускающийся по лестнице

• Название: Художник, спускающийся по лестнице
• Автор: Том Стоппард
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Драматургия
• Год: 2006
• ISBN: 5-94145-384-1

Британец Том Стоппард – наверное, самый известный и популярный сегодня европейский писатель, работающий для театра. Его пьесы – уникальное сочетание словесной игры и лингвистической виртуозности, сложных конструкций, комических трюков и философских размышлений. Своей первой значительной пьесой «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», признанной «самым замечательным драматургическим дебютом шестидесятых», как писал тогда влиятельный «Обсервер», Стоппард разом покорил театральный мир по обе стороны Атлантики и собрал огромный урожай престижных литературных и драматургических премий. Позже Стоппард сам стал режиссером ее экранизации, за которую получил венецианского «Золотого льва».

В сборник вошли и другие пьесы: «Травести» – блестящая интеллектуальная игра, где партнерами автора выступают Уайльд и Шекспир, Ленин и Джойс «Аркадия», которую уверенно называют лучшей пьесой второй половины XX века; а также «Отражения, или Истинное». «Художник, спускающийся по лестнице» и «День и ночь».

---

Битчем. Он прав.

Мартелло. Мы зашли слишком далеко на восток Только не надо нервничать. Господи, до чего же мы дожили – нельзя спокойно по Европе прогуляться! Вперед! Я вижу, что дорога расходится в разные стороны. Если верить солнцу, то нам направо, в Швейцарию.

Взрыв.

Не обращайте внимания.

Доннер. Глядите, что там происходит?

Мартелло. Где? – А, это… Какие-то люди копают канаву.

Битчем. Это солдаты.

Мартелло. Во Франции солдаты, как правило, все время копают канавы. И в Германии тоже. Главное – не обращать на них внимания.

Битчем. А почему канава такая большая?

Мартелло. Правда? Ну, наверное, они собираются укладывать туда трубу.

Битчем. По-моему, такие канавы называют траншеями.

Мартелло. Главное – не обращать ни на что внимания.

Доннер. Нас наверняка вышлют из страны. Остается только надеяться, что не заставят идти пешком.

Мартелло. Лучше посмотри, как кругом красиво. Дорога идет в гору. Это хороший знак. Вперед, Битчем! Кстати, что стряслось с твоим Десятым?

Битчем. Ох, как у меня болят ноги… Господи!

Судя по всему, он заметил нечто ужасное – Мартелло и Доннер поворачиваются и смотрят в ту же сторону.

Мартелло (громко и отчетливо). Добрый день!

Битчем (тем же тоном). Бонжур!

Доннер. Гутен таг!

Пауза.

Битчем (шепотом). Это был артиллерийский снаряд.

Мартелло. Старина, в любом случае это нас совершенно не касается. Эти европейцы все время убивают друг друга из-за своих дурацких границ.

Доннер. Как мы вернемся домой?

Битчем. Поездом. Я телеграфирую, чтобы нам выслали денег.

Доннер. Сомневаюсь, что поезда сейчас ходят!

Битчем. Тогда пойдем на вокзал и будем ждать, пока они не начнут ходить снова!

Доннер. Нас примут за шпионов… и расстреляют! Какая нелепость! Я не хочу умирать нелепой смертью!

Битчем. Другой смерти на войне не бывает.

Мартелло. Молчать! Вы рассуждаете как молокососы. Я старше вас, у меня опыта больше. Я внимательно следил за ситуацией в Европе и могу заверить вас, что войны не будет – по крайней мере в этом году. Вы что, забыли – мой дядя Руперт служит в Министерстве обороны. Когда пристрелили этого дурацкого эрцгерцога Фердинанда, то я спросил его. – «Дядюшка! Это война? Неужели из-за этого мне придется отложить поход, который мы с друзьями планируем с самой зимы?» «Мой мальчик! – ответил мне дядя Руперт. – Смело отправляйся в путь! Я лично заверяю тебя, что войны не будет, поскольку правительство Его Величества еще не готово к войне и нам потребуется не менее шести месяцев, чтобы собраться с силами и задать этим лягушатникам перца!»

Доннер. Лягушатникам?

Мартелло. «Можешь гулять смело и ни о чем плохом не думать, – сказал мой дядюшка Руперт, – а затем отправиться отдохнуть на воден-воден в Баден-Баден!», а моя тетушка прибавила к этому: «Может быть, это излечит тебя от этих идиотских творческих порывов, на которые ты тратишь столько времени и денег! Ты живешь в прекрасном и разумно устроенном мире, – продолжила моя тетушка, – и уж если тебе не терпится быть художником, так хоть рисуй что-нибудь прекрасное и разумное!» Что наводит меня на мысль… – это уже не тетушка, это я от себя говорю, – так вот, это наводит меня на мысль о моей будущей картине, о портрете прекрасной женщины, описанной в Песни Песней царя Соломона…

Разрыв снаряда.

Изображу я живот ее как круглую чашу, в которой не истощается ароматное вино; чрево ее – как ворох пшеницы, обставленный лилиями; два сосца – как двух козлят, двоен серны; шею ее – как столп из слоновой кости; глаза ее – озерки Есевонские, что у ворот Батраббима; нос ее – как башню Ливанскую, обращенную к Дамаску… О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои – как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; зубы твои – как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни… Напишу я губы твои, как ленты алые, и уста твои любезные; как половинки гранатового яблока – ланиты твои под кудрями твоими…

Взрывы следуют один за другим.

Сцена 7

Комната в Ламбете. 1920 год.

Продолжается чаепитие (из Сцены 5), все – в прекрасном настроении. Софи осторожными шажками передвигается по комнате, следуя подсказкам возбужденных хозяев.

Битчем, Доннер, Мартелло (наперебой). Левее!.. левее… теперь правее… снова левее… направо… направо… поворот… чуть-чуть правее… поворот… налево… поворот… стоп!

Доннер. Итак?

Софи. Я точно там же, откуда начала, стою спиной к стулу.

Доннер. Вы абсолютно в этом уверены, мисс Фартингейл?

Софи (садясь на стул). Абсолютно!

Мужчины смеются и аплодируют.

Битчем. Вы победили. Но мы же могли передвинуть стул.

Софи. Я не сомневалась, что в этом случае вы поставили бы его вовремя на место или по крайней мере подхватили бы меня.

Битчем. Да, разумеется, мы так и поступили бы.

Доннер. Конечно! Ну что, сыграем еще разок?

Софи. Не сегодня, мистер Доннер. Я пробыла у вас намного дольше, чем намеревалась. Мне бы не хотелось, чтобы обо мне начали беспокоиться в школе. (Софи встает с явным намерением удалиться.)

Битчем. Мы проводим вас.

Софи. Спасибо. Но, право, не стоит беспокоиться.

Битчем. Мне было бы крайне приятно.

Софи. Ну, если это будет вам крайне приятно, мистер Битчем…

Доннер. Нам всем это было бы крайне приятно.

Софи. Ну и разозлятся же они там… (натыкается на чайный столик и переворачивает его) – ах!

Битчем. Мартелло, ты переставил столик!

Софи. Простите меня… я так неуклюжа…

Битчем. Это не ваша вина… вставайте, прошу вас… позвольте… вот так… О!

Софи. Что такое?

Битчем. Ничего. Просто на вас действительно синие чулки.

Софи и Битчем смеются.

Мартелло. Вы попали в замечательные руки, мисс Фартингейл. Я уверен, что вам вовсе не улыбается появиться в школе в сопровождении целой толпы, поэтому позвольте откланяться. Надеюсь, вы у нас не в последний раз.

Софи. Я уверена в этом, мистер Мартелло. Еще раз огромное вам спасибо. Я прощаюсь с вами и с мистером Доннером.

Доннер. Увы… до свиданья, мисс Фартингейл.

Мартелло. Надеюсь, мистер Битчем не забудет пригласить вас на ужин.

Битчем. Это было бы пределом моих мечтаний.

Софи. И моих тоже. Да, кстати, совершенно не обязательно надевать для меня вечерний костюм… Пойдемте, мистер Битчем. Могу ли я попросить вас подержать меня за руку, пока я буду спускаться по лестнице?

Битчем. Ну, раз уж мы будем держаться за руки, так позвольте мне хотя бы узнать ваше имя.

Софи. Софи.

Доннер. Осторожнее, не упадите…

Софи. Не волнуйтесь, я не упаду!

Битчем и Софи уходят; с лестницы доносится их смех.

Доннер (тихо). Не упадите.

Сцена 8

Комната в Ламбете. 1922 год.

Комната как в Сцене 4, вдалеке слышится мелодия аккордеона.

Доннер молча слушает Софи.

Софи. Я вновь чувствую себя слепой. Намного слепее, чем в тот первый день, когда я пришла к вам на чай. Словно я вновь наткнулась на столик и опрокинула его. (Кричит.) Этого не может быть! Что он замышляет? Что вы все замышляете, Мышонок? Мы не можем жить здесь вдвоем, словно брат с сестрой. Я знаю, что ты сам не станешь приставать ко мне, так не жди, что я стану приставать к тебе. Неужели ты ждешь, что в обмен на твое сочувствие я буду день-деньской сидеть в кресле и плести коврики или вязать на спицах?… А если нам потребуется завести служанку? У меня нет денег, чтобы платить ей, и я не позволю платить тебе в обмен на привилегию читать мне вслух по вечерам. Но одна я жить тоже не хочу, не могу, я же жутко боюсь темноты: не той темноты, что у меня в глазах, а настоящей темноты, и мне надо знать, что, когда я проснулась, уже наступило утро, иначе я подумаю, что солнце больше никогда не взойдет, и впаду в панику. Кто мне теперь это скажет?… И кто теперь будет включать свет, подбирать для меня одежду по цветам, искать пропавшую туфлю, поправлять мне платье на спине? Ты об этом, наверное, даже и не думал. А если думал, значит, решил, что я стану твоей любовницей. Но я не стану. Не могу.

Доннер, который стоял рядом с дверью, неслышно уходит.

И я не смогу жить с тобой, зная, что ты меня желаешь. Это ты понимаешь?… Мышонок? Ты здесь? Скажи хоть что-нибудь! Пожалуйста, Мышонок, не молчи, это не честно… я же знаю, что ты здесь… Неужели ты ушел? Прошу тебя, не надо… Как я смогу принять решение, если я перестану тебе верить? Умоляю тебя, если ты здесь, скажи. Чего ты задумал? Что, собрался просто так вот стоять и следить за мной? Я же знаю, ты стоишь где-то молча… или сидишь на кровати… или на крае ванны… наблюдаешь, как я расхаживаю по комнате, как горюю, как разговариваю сама с собой, сплю, умываюсь, одеваюсь, раздеваюсь, реву… О нет, все кончено! Я не могу так! не могу! не могу! не могу!!! (Софи бросается к окну.)