Михаил Задорнов - Язычник эры Водолея

• Название: Язычник эры Водолея
• Автор: Михаил Задорнов
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-046847-8, 978-5-271-18071-2

Чтобы представить Задорнова, достаточно сказать: "Михаил Задорнов!" Кто-то называет его звездой, кто-то — нахалом, кто-то любит, кто-то терпеть не может… Такова цена популярности! Сам он в шутку называет себя язычником. Язычник — это вовсе не то, о чем вы подумали. "Аз зычу естество" — такой смысл вкладывали в данное слово наши предки. "Я вижу суть". Но Задорнову мало обнаружить эту суть. Ему надо еще всем, кому можно, ее пересказать. Желательно многократно и с юмором, чтобы наверняка дошло. Иными словами — показать язык. То есть Задорнов — язычник в квадрате! Оказывается, главный секрет язычников в том, что они показывают язык проблемам. А поэтому всегда радостные, живут в согласии с природой, как бабочки, как птицы… Более того, верят в Бога, но, воспитанные природой, никогда не выпрашивают у него повышения по служебной лестнице, увеличения зарплаты, квартиры побольше или неприятностей соседям… Они даже не пытаются бороться с природой, понимая, что мы — часть ее, а часть не может победить целое! Короче, мы не можем больше скрывать все это от народа. Потому что сатирик Задорнов, более 25 лет заставляющий огромную страну смеяться и плакать, думать и анализировать и, следовательно, расти, по количеству зрителей давно уже являющийся миллиардером, но не имеющий при этом ни миллионов, ни единой правительственной награды.

---

Из очерка Михаила Задорнова «Мамы и войны». 2000

Когда я приезжаю в Ригу, мы с мамой часто смотрим вместе телевизор. Маме уже за девяносто. Она никогда не была ни в одной партии, не состояла в профсоюзе, комсомоле, не пела хором патриотических песен. Ни с кем не шагала в ногу, не меняла взглядов в зависимости от смены портретов на стенах, не сжигала партбилетов и наглядно не раскаивалась в преданности предыдущим портретам. Поэтому, несмотря на возраст, до сих пор рассуждает трезвее многих наших политиков. Посмотрев однажды репортаж из Севастополя, она сказала: «Теперь турки могут потребовать у Украины Крым. Ведь по договору с Россией они не имели на него права, пока он был российским». Но больше всего из новостей ее волнует Чечня. Мой дедушка, ее отец, царский офицер, служил в начале века на Кавказе. Мама родилась в Майкопе, потом жила в Краснодаре.

— Не будет в Чечне ничего хорошего, — настойчиво повторяет она, слушая даже самые оптимистические прогнозы и заверения доверенных правительству лиц. — Они не знают кавказцев, не знают истории.

Мама наивно полагает, что политики и генералы, так же как она, беспокоятся о Родине, но все время ошибаются, потому что получили неаристократическое образование.

Иногда, очень мягко, я пытаюсь доказать маме, в чем ее главная ошибка. Она оценивает наших руководителей, помещая их в свою систему координат. Они же существуют в совершенно другом измерении.

Как это ни глупо, я начинаю рассказывать ей об олигархах, о ценах на нефть, о войне как сверхприбыльном бизнесе. Что еще глупее, от таких разговоров я часто завожусь, забывая о своей маске циника, и фантазирую пылко на разные исторические темы.

Как правило, от моих фантазий мама, сидя в кресле, начинает дремать, при этом продолжает кивать головой, словно в знак согласия со мной. На самом деле это ее неиспорченный излишней политизированностью мозг находчиво отгораживается дремой от того мусора, которым переполнены сегодня головы среднестатистических россиян. И моя в том числе.

Елена, дочь Мельхиора

Интервью с Еленой Мельхиоровной Задорновой, взятое журналисткой рижской газеты «Суббота» Ритой Трошкиной

СТРАНИЦЫ УШЕДШЕГО ВЕКА ГЛАЗАМИ СТОЛБОВОЙ ДВОРЯНКИ. ДОЧЕРИ ЦАРСКОГО ОФИЦЕРА. ЖЕНЫ ИЗВЕСТНОГО РУССКОГО ПИСАТЕЛЯ И МАТЕРИ ПОПУЛЯРНОГО САТИРИКА ЕЛЕНЫ МЕЛЬХИОРОВНЫ ЗАДОРНОВОЙ

Такие встречи случаются не часто, их принято называть подарком судьбы, а значит — повезло. Не в романах и не в кино — в обычной рижской квартире меня с головой окунули в события революции 17-го и Первой мировой, сталинских пятилеток и Великой Отечественной. Их свидетельница и непосредственная участница, в свои без малого 90 лет помнила мельчайшие детали минувшего века. Она хранила дома фамильный герб «Белый лебедь» и целый портфель документов древнего рода, корнями уходящего в эпоху польского короля Стефана Батория. И это было самым ценным достоянием Елены Мельхиоровны, урожденной дворянки старинной семьи Покорно-Матусевичей, в замужестве — Задорновой.

…В девять лет ее вели на расстрел. Вместе с мамой и отцом. Стоял шальной 18 год. Август. Жара. Шли по высохшей траве. Она думала: «Вот трава вырастет, а меня не будет…» Вся вина девочки состояла в том, что родиться ей довелось в семье царского офицера Мельхиора Иустиновича Покорно-Матусевича… И до, и после этого дня судьба подкидывала много бурных событий. Впрочем, обо всем по порядку…

1914-й Детство

Маленькую Лилю воспитывали, как было принято в дворянских семьях: наряжали, баловали; до трех лет с ней занимались няньки, с шести лет девочку начали учить музыке. Способности к фортепиано и вокалу у нее были замечательные. Сложись жизнь иначе, она могла бы стать певицей… Но когда ей исполнилось пять лет, началась Первая мировая война.

— День был жаркий, — вспоминала Елена Мельхиоровна. — Мороженщики, как всегда, возили по улицам свои тележки и громко кричали: «Мороженое! Мороженое!» Мама обычно давала мне деньги, я подбегала и покупала эти «лизунчики», как мы тогда их называли…

В этот день ее маме прислали посылку с особо модным легким пальто — одежду она выписывала из Варшавы. Там же было и красивое пальто для маленькой Лили. В пять вечера, как обычно, пошли на прогулку, а поскольку стало прохладнее, надели новые пальто. Но особенно ей запомнился день потому, что вскоре мороженщики исчезли с улиц. Таким было начало Первой мировой войны — глазами пятилетней девочки.

Из воспоминаний Михаила Задорнова

Я помню это серое бабушкино пальто, которое она очень любила. Бабушка часто в нем ходила, как бы вспоминая последние счастливые годы перед войной и революцией. Ее даже хоронили в этом пальто…

Батум.

Отца, который закончил военное училище в Динабурге и с 1903 года был царским офицером, мобилизовали и отправили в Батум, на турецкий фронт, комендантом одной из крепостей. Лиля с мамой поехали к нему.

— Окна комнаты, которую мы снимали в Вотуме, выходили на улицу, по которой проезжал с вокзала новый главнокомандующий русской армией — великий князь Николай Николаевич, дядя Николая II… Потом, сидя в фаэтоне, мы с мамой наблюдали парад, устроенный в его честь.

А после парада на бульваре был торжественный обед, и Лиле здорово досталось от мамы за то, что она макала хлеб в тарелку с борщом…

Первое, что приказал главнокомандующий, — за сто верст от города выселить семьи офицеров. В Батум понаехали более сотни знатных девиц — сестер милосердия, у офицеров кружились головы, возникали ссоры, дуэли… Отец снял под Батумом дачу Чайковского с большим красивым фонтаном. Однажды в фонтане утонул любимый Лилин котенок. Она горько плакала, пока отец не привез ей письмо от утонувшего котенка. В своем послании пушистый страдалец объяснил девочке причину своей гибели: он плохо себя вел, гонялся за птичками, за что и был наказан. Так ненавязчиво отец успокоил дочь, а заодно преподал урок: нельзя творить зло…

Зимой Лиля ходила в детский сад, которым руководили сестры-баронессы. Один день говорили по-французски, другой — по-немецки, много читали и рисовали.

«Вывести в расход!»

…На турецком фронте шли бои. Когда отец вместе с войсками отправился на взятие Трапезунда, мама с дочерью уехали обратно — в Майкоп… В 17-м Лиля пошла в первый класс гимназии. В день, когда царь отрекся от престола, девочка, воспитанная в строгих традициях дворянского этикета, наслушавшись старшеклассниц, вернулась домой со словами: «Все. Больше никаких мне замечаний: царя нет, что хочу, то и делаю».

Пришел 18-й. Фронты разваливались. Вскоре домой вернулся отец. Наступило страшное время. Майкоп переходил из рук в руки… Накануне в городе большевики разбросали листовки. Ожидали погромов. В 8 утра всех разбудили первые залпы. Мама Лили, выглянув в окно, увидела толпы бегущих людей. Схватив маленькую дочку и не набросив даже кофточки, кинулась на улицу. Отец помчался вслед, на ходу хватая шаль, — прикрыть ей плечи.

Кто на линейках и фаэтонах, кто пешком — люди бежали к мосту, по которому уже двигались отступавшие белогвардейцы. Гражданских не пропускали. Чтобы укрыться от свистевших вокруг пуль, спустились на самый берег. Но успели дойти лишь до мельницы — навстречу бежали офицеры с криками: «Дальше не ходите, там красные!» — и бросались вплавь.

Заночевали в сарае на сене. Рядом бегали большие крысы. Ночь была лунная. Утром красноармейцы пришли осматривать мельницу, кто-то из жителей стоящих по соседству домов указал им, где прячется семья офицера… В этот момент Покорно-Матусевичи стояли на аллее. Увидев их, красные с шашками наголо бросились на отца. Не раздумывая ни секунды, Лилина мать обняла его и закрыла собой. Это остановило солдат.

Затем всех троих повели в полк. На расстрел. Упоенные победой и алкоголем, красноармейцы кричали: «Вывести их в расход!» Но исполнять приговор никто не взялся: все были пьяны. Повели в другой полк. И тут вмешалась судьба. Командиром полка оказался человек, в свое время вместе с Мельхиором Иустиновичем воевавший на турецком фронте. Он уважал отца Лили за то, что тот, в отличие от других офицеров, никогда не бил солдат, считая это унижением своего достоинства. Считая Покорно-Матусевича человеком исключительно благородным, командир приказал отпустить семью… Толпы Елена Мельхи-оровна боялась до конца жизни.

В город возвращались по разграбленным улицам. Вокруг богатых особняков повсюду валялись карты: накануне погрома интеллигенция развлекалась преферансом и пасьянсами… В доме фабриканта Терзиева, где они снимали квартиру, шел обыск. Но никого не тронули, дочери хозяина успели переодеться в горничных и таким образом спаслись…