Тим Уиллокс - Религия

• Название: Религия
• Автор: Тим Уиллокс
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-33790-3

Все началось страшной весенней ночью 1540 года от Рождества Христова в маленькой карпатской деревне.

Так уж вышло, что тринадцатилетний сын саксонского кузнеца закалил свой первый в жизни клинок в крови воина-сарацина, убившего его маленькую сестру. Пройдя трудными путями войны, воюя то под зеленым знаменем мусульман, то под знаменами крестоносцев, повзрослевший Матиас Тангейзер приходит к выводу, что война в жизни человека не самое главное. Но судьба распоряжается по-иному.

Пустившись по следу тайны исчезновения сына графини Ла Пенотье, он оказывается на острове Мальта в самом эпицентре сражения между рыцарями-госпитальерами и отрядами захватчиков-турков. Привычный к военным будням, Матиас пока что не знает, что ему следует опасаться вовсе не вражеского меча, а той тайной и страшной силы, которая невидимо управляет кораблем кровавой войны.

---

— Проблемы надо решать по мере их возникновения. — Тангейзер помахал свидетельством. — Если священник отдал тебе это, значит, тебе ничто не угрожало. Зачем же ты хранил бумагу с таким тщанием?

— Я надеялся, что леди Карла однажды вернется.

— А ты никогда не думал написать ей?

— Часто. — Руджеро съежился под взглядом Тангейзера. — Я слишком боялся. Того, что снова разразится скандал. Недовольства дона Игнасио. Его гнева.

Тангейзер вспомнил существо, гниющее у камина внизу.

— Я не виню тебя за это, — сказал он. — Как бы то ни было, леди Карла здесь. В Эль-Борго.

Руджеро вскочил на ноги, словно она сама вошла сейчас в комнату.

— Она в долгу перед тобой, — сказал Тангейзер. — Как и я. Вот.

Он достал свою перламутровую коробочку. Открыл крышку и вытряхнул две пилюли Грубениуса на ладонь. Они поблескивали, маслянистые, желтые, в свете лампы. Руджеро смотрел на пилюли.

— Эти камешки — самое сильное лекарство из всех известных. Опиум, квинтэссенция золота, минералов и лекарственных отваров, известных только мудрецам. Они снимают боль, облегчают самые страшные душевные муки, наполняя человека блаженством. Но в большом количестве они сказываются губительно даже на самом крепком организме. Если же человек нездоров и слаб, страдает от невыносимой боли, они принесут ему облегчение. И кто усомнится в предсмертной воле такого человека, особенно если его воля состоит в том, чтобы завещать всю собственность обожаемой дочери?

Руджеро понимал благородную цель подобного заговора, но верный слуга в нем был возмущен. Он ничего не ответил.

— Вот ты усомнился бы в подлинности подобного завещания? — спросил Тангейзер.

— Нет, — ответил Руджеро.

— Прекрасно, — сказал Тангейзер. — Тогда неси перо и бумагу. — Он убрал в карман свидетельство о крещении. Интересно будет посмотреть на лицо Карлы, когда она станет это читать. — Потом, — добавил он, — ты приведешь дону Игнасио священника. Такой черной душе, как у него, потребуется последнее таинство, которое может предложить ему церковь.

* * *

Суббота, 9 июня 1565 года

Мыс Виселиц

Луна села, и они ехали при свете звезд вслед за своим хитрым мальтийским проводником. Они ехали, заглушив звяканье упряжи, позволив коням самим отыскивать дорогу среди овечьих троп и предательских ущелий. В небе над горными хребтами хвост Козерога указывал им дорогу на юг. Они выбрались из холмистой местности, свернули на восток, к побережью, следуя за Глазом Горгоны. Они не встретили ни одного турецкого патруля. Никто не произносил ни слова. Как это странно, думал Тангейзер, — так путешествовать в обществе убийц, которых до сих пор ни разу не видел. Да еще ночью. Тяжесть золотого обруча на запястье вселяла в него уверенность: «Не за богатством и славой, а ради спасения своей души». Свидетельство о крещении в кармане подбадривало его. В предрассветной прохладе он привел тридцать пять рыцарей шевалье де Луньи на вершину горы Сан-Сальваторе, где они остановились и оглядели открывшуюся перспективу.

Над землей внизу стелился туман. В нем, меньше чем в полумиле от этого места, мерцали дотлевающие угли лагерных костров на мысе Виселиц. Одиночный яркий костер обозначал границу лагеря, Тангейзер представил, как часовые греют над огнем руки и разговаривают о доме. Рыцари были в полудоспехах и без щитов. Их лошади вообще не были защищены доспехами. Монахи-воины спешились и удлинили стремена, готовясь к атаке. Чтобы животные не волновались, им закрыли морды шелковыми шарфами и повели их вниз по склону холма к заливу Биги. В тысяче футах от костра они остановились в доходящем до колена тумане, словно кучка призраков, только что явившихся из нижнего мира, и, нетерпеливо поглядывая на восточный горизонт, принялись разминать затекшие руки. Вода была слишком темной, чтобы увидеть ее, и на фоне их молчания ритмичный плеск волн казался громким. До резни еще оставалось время, и рыцари опустились на колени рядом со своими конями, накинув поводья на сгиб локтя. Они перекрестились, склонив головы к рукоятям мечей, двигая губами в беззвучной молитве.

Они так и стояли на коленях, пока птичье пение не ознаменовало приближение зари. На небе цвета индиго вдоль горизонта развернулась фиолетовая полоса. Вскоре она сделалась сиреневой и розовато-лиловой — тогда рыцари еще раз перекрестились и поднялись на ноги. Шелковые шарфы были сняты, лошади потянули ноздрями воздух и ступили на песок, стремена и поводья зазвенели, когда рыцари снова сели верхом и сжали поводья в кулаке. Они вращали плечами, наклонялись, вытягивали руки, чтобы размяться. Во внезапно разлившемся свете Тангейзер увидел самые безжалостные лица, какие ему когда-либо доводилось встречать. Перед ними расстилалась земля, ровная, как пол бального зала, кое-где поднимались кочки песчаного тростника, но не было ни камней, ни кустарников, способных замедлить их движение. Они растянулись в линию с де Луньи и Эскобаром де Корро в центре, откуда-то из далекого Коррадино приплыло призрачное высокое эхо песнопения:

Аллах акбар.
Аллах акбар.
Аллах акбар.

Де Луньи поднял копье, и рыцари двинулись вперед со все возрастающей скоростью. В отличие от врагов, ездивших на легких и невысоких арабских и берберийских конях, рыцари скакали на огромных животных смешанной североевропейской и андалузской крови, способных нести по двести фунтов груза на полном скаку и таких же жадных до крови, как и их хозяева. Тангейзер стоял на берегу, поглаживая голову Бурака, и следил за их продвижением. Он сыграл свою роль и не имел ни малейшего желания ввязываться в драку, а уж тем более — получить ранение. Тем не менее подобное зрелище нельзя упустить. Он сел верхом, выхватил свою кривую саблю и наблюдал с седла.

В пяти футах от него выстроившиеся клином грозные всадники пронеслись во весь опор, и ничто на земле или над ней не могло бы их остановить. Он видел, как лучи поднимающегося солнца вспыхнули над острием клина, и в косом свете, который разливался по ровной поверхности, шлемы и начищенные черные нагрудники всадников засверкали переливающимся розовым блеском. И, пышно украшенные новорожденным днем, они с грохотом обрушились на лагерь и накинулись на полусонных канониров с жаром, подогреваемым праведным гневом и ненавистью.

Человеческие фигуры вскакивали в панике — и тут же оказывались повержены обратно на землю. Булавы описывали круги и опускались, копья пронзали обнаженную плоть, топоры поднимались и падали в брызгах. Над розовыми доспехами взметались окрашенные красным мечи. Нарастающий шум испуганных мулов, слишком поздно поднятая тревога, предсмертные крики, ненужные команды прорезали хрустально-чистое утро; среди воплей и криков он различал имена Иисуса Христа и Иоанна Крестителя, Аллаха и пророка и, как бывает обычно, когда человеку предстоит встретиться с Создателем в состоянии смятения, слово «мама», выкрикнутое на разных языках сыновьями, которым уже не суждено снова увидеть своих матерей.

Тангейзер похлопал Бурака, пуская его в галоп.

Он доехал до костра, рядом с которым лежали багровые дымящиеся останки распоротого часового, и к нему метнулись два уцелевших в общей свалке человека. Завидев белый тюрбан Тангейзера, его темно-зеленый кафтан и золотистого монгольского коня, они бросились к нему в слепой надежде на спасение. С виду они походили на болгар или фракийцев. На них не было шлемов, и они вращали глазами, как безумцы. Оба были едва ли не мальчишки. Но, как бы ему ни хотелось проявить милосердие, он не мог допустить, чтобы позже его узнали при других обстоятельствах и в другом месте. Он убил первого одним ударом, схватив Бурака за уздечку; горячая кровь брызнула на грудь коня, и Тангейзер отступил в сторону. Второго он поразил в голову сзади, поскольку, бросив товарища, тот кинулся бежать, как обреченная дичь. Всадники де Луньи прорвались через лагерь, добрались до семи бронзовых осадных орудий, обстреливавших залив, и теперь неслись обратно по взбитому копытами песку. Тангейзер держал Бурака, стряхивал кровь со все еще мокрого клинка и наблюдал, как кровавая работа рыцарей подходит к концу.

Из семидесяти с лишним бомбардиров и заряжающих большинство лежало на земле — кто-то был мертв, кто-то стонал от тяжких ран. Остальные либо пытались бежать, либо молились Аллаху, либо спешили на зов командира, стоявшего под флагом с алым полумесяцем рядом со своей шафранного цвета палаткой. Но, что бы они ни выбрали, исход для всех был один. Рыцари де Луньи на своих взмыленных конях галопом носились по лагерю, уничтожая мусульман до последнего человека. Их оружие и упряжь были испачканы мозгами и запекшейся кровью. Их храпящие боевые кони сбивали людей, топтали черепа железными подковами, хватали за пальцы и кисти рук крупными квадратными зубами. Командира лагеря и его караул проткнули копьями, словно стадо свиней, и, когда взвился вверх захваченный турецкий штандарт, некоторые рыцари спешились и отправились обшаривать лагерь в поисках трофеев и добивать стонущих раненых.