Ник Коулридж - Смертельные друзья

• Название: Смертельные друзья
• Автор: Ник Коулридж
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-04158-3

Блестящая журналистка Анна Грант найдена задушенной в своей квартире. В ее убийстве можно подозревать многих: и редактора журнала, и немецкого мультимиллионера, и американского магната – у них у всех были причины ее ненавидеть. Но полиция подозревает ее близкого друга Кита Престона. Чтобы реабилитировать себя, Кит сам предпринимает попытку найти убийцу, и вот уже на него самого и ее маленькую дочь совершено покушение…

---

Мы зашли в кафетерий, осколок британской традиции среди стеклянных сооружений, и сели так, чтобы смотреть на воду, по которой плавали сонные утки. Мы всегда приходили сюда, и это тоже стало традицией – покататься на роликах, а потом распить бутылочку вина и закусить салатом с тунцом. Иногда я водил ее ужинать в итальянский ресторан, но это всегда сопровождалось какими-то трудностями. Как-то вечером нам так и не удалось найти приличное место.

– С Кэзи виделся? – спросила она.

Таким завуалированным способом Анна поднимала вопрос о моем разводе, о Салли, о том, как я себя в связи с этим чувствую. Вся эта канитель тянулась уже почти год. Тринадцать месяцев, чтобы быть точным.

– В субботу утром мы идем с ней в парк.

– Как она ко всему этому относится?

– Трудно сказать. Мы это не обсуждаем. Я прихожу, говорю «привет маме», и мы отбываем. Парк, гамбургеры, дом.

– А Салли?

– Нормально. Пока не начинаем разговаривать. Тогда она делается невыносимой.

– И что дальше? – спросила Анна.

– С Салли? Разведемся. Она получит кучу денег и дом. А дальше – бог весть.

– Прости, я имела в виду статью про Анастасию Фулгер. Я доставила тебе массу хлопот.

– Не волнуйся. Кстати, сейчас мне легче говорить о делах, чем о семейных проблемах. Слава богу, есть чем заняться. По-моему, ты здорово покопалась в прошлом этой дамочки. Как они будут реагировать? Кто знает! Конечно, разъярятся, но вот какие конкретно шаги предпримут, я и представить себе не могу. Анастасия дала интервью по доброй воле, ты его добросовестно записала, с тебя и взятки гладки.

– Я знаю этот сорт людей. Они могут быть очень опасны, – сказала Анна.

– Ты рассуждаешь как Рудольф Гомбрич.

– Серьезно, Кит. Когда имеешь дело с богатыми, об этом всегда надо помнить. Они привыкли, что все делается по их хотению. Уж я-то знаю, насмотрелась. Начинают беседу всегда очень дружелюбно, мягко, самолет за тобой присылают, приглашают на обеды, а потом вдруг шлея под хвост попадет – покажется, что они утратили контроль над будущим текстом, выходит не то, что они хотели. Будут уверять, что готовы всю душу открыть, а под конец начнут воображать себе, что вот какая-то вертихвостка вернется к себе и настрочит черт знает что.

– Но ведь это – наша профессия, разве не так?

– Но попробуй им это втолкуй! Они составили о себе собственное мнение – они достойные, уважаемые, воспитанные, образованные, и такой образ нужно тиражировать. Никто не вправе посягнуть на чистоту этого образа – ни друзья, ни журналисты. Так что если им взбредет в голову, что какая-то выскочка – это мы с тобой – пытается взбаламутить воду, они просто кипят от злобы.

– Вот почему ты так осторожно пишешь. Ты читаешь в их душах и преподносишь им то, что они хотят. Никогда не забуду твой портрет Иваны Трамп. Голову отдам на отсечение, она прочла статью с наслаждением, вырезала и вклеила в альбом, а девяносто читателей из ста подумали: «Ну и чудовище!»

– И над последним своим творением я немало потрудилась как раз ради этого эффекта, – сказала Анна.

– А кто жертва?

– Эрскин Грир. Я пишу для «Мира мужчин». Хотела тебя спросить, что ты о нем думаешь.

– Я его плохо знаю. Мне пришлось встретиться с ним в Нассау, когда ему вроде приспичило купить нашу корпорацию. Это было еще до того, как ее приобрел Барни Уайсс. Билли Хиткот отправил меня на встречу с ним, чтобы я рассказал, как мы процветаем. Но его мои речи не впечатлили. Наши журналы для него слишком изысканны. Вообще-то поездка получилась странная. Он взял меня на дайвинг вместе с каким-то востроглазым бухгалтером, который изучал наш гроссбух. Я не чаял вернуться. Боялся, что эта парочка перережет дыхательный шланг.

– И как он тебе показался?

– Не дурак. Хорошо информирован. Хорошо знает рынок. Демократичен. Абсолютно безжалостен.

– Честен?

– Вряд ли. Зависит от того, как ты понимаешь честность. Мне кажется, он занимается вполне легальным бизнесом, у меня есть друзья в Гонконге, которые на него работают, вполне приличные ребята. Если ты спросишь, режет ли он на ходу подметки, отвечу – да. А почему ты спрашиваешь?

– Да слышала про него кое-что забавное. Разное о нем говорят. На прошлой неделе один торговец оружием, когда зашла речь о Грире, сделал таинственное лицо. Хочу зацепить его для большой статьи.

– Когда ты с ним встречаешься?

– В субботу утром, пока ты будешь в парке прохлаждаться. В одиннадцать пятнадцать. Он уделит мне час времени.

– Немного.

– Это только для разогрева, но пока он этого не знает. Я хочу, чтобы он взял меня с собой на уик-энд в Палм-Бич посмотреть, как он в поло играет.

– Ты уж поосторожней с ним.

– А чего мне бояться?

– Ты же сама только что описывала эту породу – богатющий старикан с недвижимостью куда ни плюнь.

– Тогда мне лучше не осторожничать. Мне в сентябре тридцать два стукнет.

Мы миновали Серпантин и пошли через парк к Квинсгейт. Анна жила в квартирке на Харрингтон-гарденз, на верхнем этаже краснокирпичного дома с узкими окошками, обстроенного уродливыми мансардами. На карнизах теснились горшки с цветами. Кажется, здесь это называется «голландский стиль».

Мы уже почти пришли, когда я вдруг вспомнил, что забыл позвонить Барни Уайссу. Один из обязательных ритуалов моей службы – четверговый вечерний звонок хозяину. Ровно в девять. Где бы он в ту минуту ни находился, ночь там у него или день, он желал слышать мой голос из Лондона. Он много разъезжал, и я никогда не знал, где он – в своем ли офисе или чикагской «резиденции», как он называл свое основное жилище. Он дал мне номер своего цифрового международного телефона, на который можно прозвониться куда угодно. В мембране раздавались короткие гудки, и я слышал Барни.

Если же аппарат был отключен, значит, Барни летел на «Конкорде» – там они требуют, чтобы всю электронику отключали во время полета.

Поначалу я чувствовал себя неловко, опасаясь, как бы ни побеспокоить его во время обеда или деловой встречи, но, узнав его получше, понял, что как раз это ему и нравилось. Раздавался телефонный звонок, и я слышал, как он говорил: «Прошу прощения, господа. Мне звонят из журнала», и мы начинали разговор. Я рассказывал, как обстоят дела, а Барни громко повторял особо звонкие имена, чтобы произвести впечатление на друзей. Тогда я нарочно стал упоминать статьи, которые вовсе не требовали его внимания, просто чтобы доставить ему удовольствие от включенности в процесс. К примеру, я говорил: «Фотографии дома Брук Астор получились грандиозно, Барни», а он отвечал: «Дома Брук Астор. Ага. Напишите там про нее что-нибудь приятное, она такая милая».

Иногда он вводил меня в смущение, передавая трубку кому-нибудь из друзей, которых они с Лолой заводили во множестве, чтобы те дали мне какой-нибудь ценный совет. Однажды трубка обошла весь стол в каком-то загородном клубе, и десяток из дюжины его приятелей, в порядочном подпитии, высказали свои соображения насчет материала о летнем отпуске, а я делал вид, что прилежно записываю этот бред.

Время от времени, пребывая в дурном настроении, он шпынял меня по поводу того или иного неудачного номера, который привлек его внимание. Но это тоже была игра на публику. Барни Уайсс – большой забавник.

Однажды, когда я позвонил, он пропыхтел в трубку: «Звони вовремя, Кит. Сейчас мы с Лолой трахаемся».

Анна, как я уже сказал, жила на последнем этаже в доме без лифта, и надо было одолеть десять пролетов каменной лестницы. Чем выше поднимаешься, тем более убого выглядит антураж. Холл внизу выглядит почти элегантно, с эдвардианским мозаичным полом, а дальше – обшарпанные двери и тусклые лампочки, которые зажигаются на минуту, и ты не успеваешь подняться на следующий этаж. Квартирка у Анны маленькая, она фигурировала при аренде как «студия». По иронии судьбы, журналистка, которая описывала жизнь самых богатых и преуспевающих персон, обитала чуть ли не в бедности. За статью об Эрскине Грире она получит максимум тысячу фунтов – этой суммы едва хватит, чтобы протянуть пару недель. А статья будет столь проникновенной, что у читателей создастся впечатление, будто она его наследница.

Надо отдать должное, она оборудовала свою каморку прелестно. Почти все в белых тонах – занавески, диван, обивка стульев, но в этом не было ничего похожего на больничную белизну. Ее квартирка напоминала мне бунгало на морском берегу – такой же деревянный пол и скошенный потолок, нисходящий на плоскую крышу. Над каминной доской свешивались три оранжевые морские звезды. На стене висела единственная картина – канарейка Грэги Эйчисона, ярко-желтая гуашь, которую он подарил ей, когда она делала с ним интервью. Она часто повторяла, что то был единственный подарок, который она когда-либо получила от своих «жертв» за труды.

Я снял трубку и набрал номер Барни Уайсса. Раздалось троекратное «бип», и в ухо мне ударил оглушительный раскат не то грома, не то камнепада.