Виктор Колупаев - Безвременье

• Название: Безвременье
• Автор: Виктор Колупаев
• Издательство: Издательство Томского ЦНТИ
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 5-89702-032-9

Роман В. Колупаева и Ю. Марушкина насквозь пронизан железной необязательностью мира, в котором живут и действуют герои Пров и Мар и где приключения со столь же железной необязательностью  перемежаются отступлениями, определяющими философию этого мира — страшно знакомую, но одновременно уже и далекую.

Сюжет романа «Безвременье (если вообще можно говорить о виртуальном сюжете) сложен и бесконечен, пересказывать его бессмысленно; это все равно, что пересказывать сюжеты Марселя Пруста. Вся книга В. Колупаева и Ю. Марушкина — это глубокая тоска по культуре, которая никак не может получить достойной устойчивости, а если получает ее, то тут же рушится, становится другой, уступая место абсолютно иным новациям. Движение романа выражено похождениями человеко-людей Прова и Мара и рассуждениями виртуального человека, отличающегося от последних тем, что на все заданные им самим вопросы дает абсолютно исчерпывающие ответы, а человеко-люди от виртуального человека отличаются тем, что их больше всего интересует, хорошо ли им в этом мире.

Ну а что касается самого мира, описанного в романе, то Пров и Мар путешествуют по Вторчермету — законсервированному кладбищу прогоревшей цивилизации ХХ века, «прогоревшей когда-то в буквальном смысле этого слова, ибо наши предки  сожгли всё — лес, уголь, нефть, газ, и создали атмосферу, в которой не могли уже существовать ни люди, ни растительность, за что им и следует наша глубокая благодарность».

© Геннадий Прашкевич

---

"Экий ты интеллигент толстокожий, дружище мой Мар, пребывающий в вечной нерешительности. Все бы ты думал, да гадал, да прикидывал так и сяк о пользе дела, пока не клюнет тебя жареный петух. Ты явно не из тех смельчаков, которые когда-то пересекали на утлых лодчонках океан, загибались в знойных пустынях, замерзали во льдах, и мою затею с березовой рощей считаешь, конечно, идиотской. Не спорю, оставить гдом на три дня и удалиться от него на 50 километров в наше время много сложнее, чем смотаться на Луну или Марс; именно поэтому романтика космоса для меня мертва, пусть ею тешатся роботы или люди, превратившиеся в роботов, а мне бы увидеть сущие пустяки — березовую рощу. Но если отблеск грани старой машины способен вызвать в твоем сердце вспышку тепла, подобную вспышке в цилиндре, оживлявшей двигатель, ты не так уж далек от истины, я верю в это. Ведь ты любишь именно старые машины, Мар. Они были чем-то похожи на нас, своих создателей. Каждая имела свое лицо, встречались среди них и красавцы и преотвратительнейшие уроды, как, например, экскаватор с лапой-клешней или кран-паук, а нынешние тебе не нравятся, я знаю — нет, не нравятся. И я могу сказать, почему. Они превратились в сложнейшие безликие комплексы, функциональное назначение которых для глаза малопонятно и неуловимо. Сначала мы принесли им в жертву природу, теперь они покидают нас, обретая все большую самостоятельность.

С чем же мы останемся? Я живу старыми фильмами о великом празднике Земли и еще снами, в которых  я — человек прошлого, а проснувшись, испытываю чудовищную боль возвращения к действительности. Можешь ли ты понять после этого, что, имея хотя бы миллионную долю возможности, о которой пока умолчу, я не воспользуюсь ею, чтобы увидеть все своими глазами?"

Когда стоишь на высоте одного километра и смотришь в жерло шахты гдома, трудно поверить, что под тобой такая малость расстояния. Мерцающие рои непонятных светлячков в глубине несужающегося ствола отстоят далеко, как звезды, и кажется — земной шар здесь просверлен насквозь, и видна его другая, ночная сторона. Хоть бросайся вниз и улетай в Америку, не встречая никаких препятствий, если бы не вид, взятый через наружное панорамное стекло барабана: облака плывут всего-то на сотню метров ниже.

По ближайшим стенам вертикального тоннеля бесконечно мелькают огоньки индикации пневмолифтов, их отражения на зеркальных панелях рисуют калейдоскопическую мозаику никогда не повторяющихся картин, а выдохи пневмосистем сливаются в странную, абстрагированную музыку. Раскаты утренней субобертональной симфонии повторов к середине дня переходят в нескончаемый меланхолический напев, похожий на индийские заклинания, с бульканьем и бормотанием сопровождающих инструментов. Но вот наступает вечер. Воздух, продуваемый через тысячи сопел и будто приглушенный сурдинками, дает возникающим из чрева тоннеля звукам мелодию более сложную, нежели хорошо темперированный клавир Баха; дрожащие и вибрирующие обертоны с наложением рокота аккордов физически ощутимых инфрабасов слагаются в каскады умозрительных образов, проносящихся мгновенно в сознании, но совершенно непознаваемых и лишь отдаленно взывающих к человеческой сущности. "Бездонным кладезем вдохновения" именуют наши композиторы и поэты километровый гдомский инструмент, и вечерами на всех галереях и ярусах предостаточно любителей послушать импровизации "фоноскопа галактики". Надобно сказать, что удивительный по силе инструмент сей произошел как бы сам собой и у архитекторов запланирован при проектировании гдома не был; поскольку же во внутренние помещения звуки не проникают, все, здесь живущие, им премного довольны.

3.

На лестничной площадке трое с половиной человеко-людей из Управления по борьбе с энтропией затирали цементным раствором трещины во времени. Штукатурка тут же обваливалась. Но человеко-люди, не обращая на такие пустяки внимания, весело занимались своей вечной работой.

— Пропустите, — буркнул виртуал.

Человеко-люди, которых стало пять и семь в периоде, быстренько затолкали виртуала в микроскопическую щель и тут же заляпали ее раствором.

Виртуальный человек мигом скатился по лестнице с седьмого этажа и вывалился на мороз. Ох, и вывалился же он! Канистра отлетела куда-то в сторону. Прямо перед подъездом тянулась канава, свежевырытая, правда, не очень глубокая. Кабель или суперструну, что ли, прокладывали? А, может, кварковод? Виртуал чертыхнулся, поискал в темноте канистру, нашел ее, выбрался из канавы и осмотрелся.

Он не знал, да и не мог знать, сколько времени прошло с того дня, как дом с улучшенной планировкой для работников темпорального фронта начал заселяться, а новоселы все валили и валили. И днем и ночью. И зимой и летом. В слякоть и зной.

Что-то вдруг вполне закономерно сместилось в картине, представшей глазам виртуального человека. А душа его рвалась от радости. Ведь в кармане лежал ордер на квартиру. Каким образом ему удалось получить его, виртуал не знал. Предполагал, конечно, что выделили или зачали, но того времени еще не могло быть.

Он поймал себя на мысли, что незаконно упорядочивает ряды своих ощущений, но поделать с собой ничего не мог. Не хотел. Да и не его это забота. Отвечать, конечно, придется, но в бутылку Мебиуса он полез не сам. Его подтолкнули. Вот пусть человеко-люди и разбираются.

Виртуальный человек об этом доме вообще ничего не знал, не ходил предварительно осматривать неотделанные еще квартиры, не интересовался внутренней планировкой и внешним видом здания. Ему было все равно. По слухам, эта девятиэтажка с бесконечным  количеством этажей и подъездов была улучшенной планировки, серии MG (Метагалактика ). Здание стояло прочно, но ни на чем.

Виртуальный человек бросился в Бюро киральной симметрии за ключом от квартиры и никелированным смесителем для ванны. Расслабился он, распустился как-то. И теперь ему казалось, что квартиру уже кто-то занял или что квартиры с таким номером вообще нет. Ведь что-то обязательно должно было быть не так! Но все закончилось вполне благополучно, пришлось только отстоять очередь, где все волновались не меньше его. Квартира виртуальному человеку досталась сто тридцать седьмая. Впрочем, не просто "сто тридцать седьмая", а в степени "n". И хотя в неосуществленной истории Вселенной были известны случаи, когда это число — величина, обратная постоянной тонкой структуры этой самой Вселенной — кое на кого наводила ужас, виртуальный человек был счастлив. Лифт в подъезде по случаю вселения во Вселенную не работал. По лестницам волокли, тащили, проталкивали, несли свои судьбы, жизни, радости, проклятья и надежды. Кругом валялся строительный мусор, чавкали пятна энтропии, штукатурка со стен обваливалась, трещины хроноклазмов бороздили стены. Но все это было мелочью, все это было ерундой, на все это не стоило даже обращать внимания. Плевать, да и только! Главное — убедиться, что квартира под номером "137" в степени "n" есть и еще не занята.

Квартира ждала своего ответственного квартиросъемщика с нетерпением. Даже маленький плакатик "Входи и непременно радуйся!" красовался на двери. С хитрым амбарным замком с программным управлением пришлось, конечно, повозиться, но дверь все же отворилась. И виртуальный человек вступил в рай. Все вокруг было криво косо, но правильно и красиво, словно пустилось в пляс. Все, что в принципе могло отвалиться, осыпаться и рассохнуться, уже отвалилось, осыпалось и рассохлось. Но главное — комнат было столько, сколько значилось в ордере: "неопределенное количество", ни на одну больше, ни на одну меньше. Кухня, туалет, ванная и коридор — раздельно-совмещенные. Балкон, даже не балкон, а лоджия — такая, что на ней можно было стоять вдвоем и все равно не было бы тесно. "Хорошо" — подумал виртуальный человек и глянул вверх. Несчетное множество подъездов ответственные квартиросъемщики и их друзья и родственники брали приступом.

Стояла прекрасная солнечная погода, снег падал и уже превращался в лед.

— Послушай, хрыч младой! — услышал виртуальный человек и оглянулся. — Может, выпьем по маленькой. Все-таки, как-никак, а четырнадцатое марта. Сегодня Альберт Эйнштейн должен родиться.

На подоконнике сидел демон Максвелла и подбрасывал вверх тетрадрахму. Она все время ложилась на его ладонь той стороной, на которой был изображен профиль несравненной Сапфо.

— Спасибо, — ответил виртуальный человек. — Не могу. Жизнь свою тащить надо.

— Таскать — не перетаскать, — ухмыльнулся демон, мгновенно разобрал себя на молекулы и атомы, рассортировал их по скоростям и пустил в черный ящик, висевший в воздухе. Ящик подпрыгнул и исчез.

Виртуал вздохнул и пошел к входной-выходной двери. Сойти вверх по лестнице было не легче, чем подняться. Он даже вспотел. Под балконами и лоджиями в совершенном беспорядке стояли грузовички. С одних жизне-скарб сначала сваливали в снег, с других подавали прямо на балконы и лоджии. Кто-то приехал на санях-розвальнях и все пытался направить тройку лошадей прямо в подъезд. Лошади артачились, дико хохотали и показывали хозяину дулю. Разряженного как на маскараде старика четыре здоровенных эфиопа в нашейных повязках тащили на носилках. Не на медицинских, впрочем, а с мягким сидением, шелковым разноцветным балдахином и полированными ручками. Перед ними расступались, но в подъезд не впускали. На свободном пространстве перед домом крутилась квадрига. Возница, видимо, не мог справиться с лошадьми. Из кузова падали амфоры, кратеры и толстые папирусные свитки. Лошадей все же осадили, и они теперь мелко дрожали и дико поводили налитыми кровью глазами. Возница был в грязном, когда-то, вероятно, белом хитоне и сандалиях на босую ногу.