Дункан Мак-Грегор - Конан и призраки прошлого

• Название: Конан и призраки прошлого
• Автор: Дункан Мак-Грегор
• Издательство: Тролль
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 5-87365-033-0

Сага о Конане. Том 23.

---

Только сейчас Этей смог открыть глаза и позволить себе немного расслабиться. И в это самое мгновение знакомая фигура возникла перед ним во мраке. Нет, то была не Белит, другая. С детства посещала она стрелка, пугая и одновременно обещая нечто, о чем Этей и догадываться не смел. Руки ее плавно мазнули по его лицу — так, как капля дождя задевает щеку, пролетая мимо… Белые слепые глаза уставились в точку меж его бровей и он почувствовал там легкое жжение. Замерев, стрелок впустил в себя это тепло, и оно сразу разлилось в его голове, прояснив жалкие однообразные мысли, разворошив прошлое, пробудив воображение… Вместо призрачной фигуры перед Этеем предстала женщина, чья кровь и плоть ощущалась кожей; он внюхался, с детским любопытством вдыхая ее горячий запах, и вдруг прильнул к ней всем телом, желая истинной — только истинной — любви, той, какой у него никогда еще не было…

Но и то оказалось ложью, а может, миражом — как все в прошлой и настоящей жизни стрелка. С тихим смехом женская фигура вновь обратилась в полутуман и растаяла, оставив после себя лишь горячий, но быстро остывающий запах. На долю мига мелькнуло в той же тьме чистое лицо Белит — она с грустью посмотрела на растерянную глупую физиономию лицедея и, конечно, исчезла. А что ей было делать в вонючей повозке рядом с потными телами шутов и смешным неудачником… Смешным? Нет. Страшным. Диким. Грязным. О, Эрлик!.. Этей вытер слезы, отчего-то полившиеся из глаз, и лег. Но и сон — единственный праздник в его земном существовании — не приходил, чтобы дать облегчение. Стрелок с ужасом почувствовал приближающуюся боль. Тонкими иглами она легко касалась его тела, обещая вот-вот вонзиться безжалостно…

Он прикусил губу и медленно начал вытягивать одну ногу, другую… Не получилось… Судорога мгновенно сковала его от кончиков пальцев до самых плеч. Чувствуя, как от боли готово лопнуть сердце, стрелок сел, впился ногтями в подошвы, потом в щиколотки, в икры… И в тот момент, когда от невыносимой пытки он уже почти перестал дышать, боль прошла. Не веря, Этей осторожно пошевелился — тело его было свободным и легким, как во времена юности… Но радоваться он не спешил; напротив, раздражение вдруг охватило его — высоким небесам угодно посмеяться над своим рабом? Что же… Стрелок спохватился, ругая себя за мерзкий характер. Проклятья, готовые сорваться с его уст, не произнеслись. Да он и так позволил себе слишком много! Даже за миг неповиновения его могут лишить великой чести отомстить ненавистному варвару! О, Эрлик… И неужели до сих пор он не привык к насмешкам? Стрелок с силой ударил себя в подбородок, с наслаждением очищения ощутил резкую боль, и вновь свалился на пол, обуреваемый сейчас лишь одним желанием — спать.

Глава 6

Конан очнулся от резкой боли в ладони левой руки. Он поднял голову, встряхнув взмокшими от крови прядями черных волос, разлепил ресницы и с удивлением посмотрел на свою ладонь, в самой середине которой зияла черная дыра. Алые струйки стекали по шершавой коже, капали на земляной пол и земля быстро всасывала кровь, оставляя на поверхности лишь темное влажное пятно.

Выругавшись, он оторвал зубами от рубахи клочок тонкой ткани, сложил его и прижал большим пальцем к ране. Он знал уже, что последует сейчас, но, как истый варвар, не желал и не умел бессмысленно, тоскливо ждать — любви, сражения, пытки, смерти, — чего угодно, а потому, выкинув из головы всякие бесполезные мысли, он решил основательно осмотреться, определить, где он находится, и затем уже решить, что делать.

Серые мрачные стены, изъеденные сыростью, низкий потолок, сплошь усеянный черными лепешками непонятного происхождения, маленькая — словно вход в нору — деревянная дверь, повисшая на одной петле и потому снаружи припертая чемто тяжелым, рассохшиеся бочки в углу — без сомнения, нынешнее пристанище короля было самым обыкновенным подвалом. Не раз за свою прошлую жизнь ему доводилось отлеживаться или скрываться в подобных мрачных, но вполне надежных подземельях. Но как он оказался здесь? Может, какой-то сердобольный хауранец после боя на площади приволок его сюда?

Вспомнив бой, Конан невольно застонал. Старый крючок был прав: ничего нельзя изменить в прошлом. Но как научиться жить так, чтобы потом и не хотелось ничего менять? Пожав плечами, король ответил сам себе тем, что смачно сплюнул на пол; затем он рывком поднялся на ноги и пошел к двери — давно пора отыскать меира Кемидо и вернуться в настоящее. Кром! А что еще ему делать здесь? Вновь испытывать муки распятого на кресте? Зачем? Весь этот бардак уже случился десять лет тому назад! Всему свое время… Но не успел Конан сделать и пары шагов, как ладонь его правой руки пронзила страшная боль. Вот и еще одно послание из прошлого… Он вздрогнул, остановился — на миг в глазах потемнело; стиснув зубы, киммериец помянул все конечности Нергала, коими, по его мнению, являлись проклятые наемники-шемиты, оторвал еще один клочок от рубахи и им зажал новую рану.

Он отлично помнил палящее солнце (именно таким, каким оно и было в тот день десять лет назад) — глаз благого Митры, который мог быть не только мягким, светлым и теплым, но и равнодушным, но и жестоким; он помнил и мертвую пустоту вокруг, и собственное бессилие, и ощущение холода от мрачной стены Хаурана за его спиной; и ухмыляющиеся физиономии шемитов, прибивавших его к кресту, и мерзкую улыбку Констанция — возвышаясь на коне в окружении своих воинов, закованных в броню, он с нескрываемым удовольствием наблюдал за муками распятого варвара. А в небе в ожидании легкой добычи уже кружились стервятники. Они опускались все ниже, в нетерпении открывая кривые клювы и пронзительно каркая, и Конану казалось, что он слышит их запах — гнилостный, нестерпимо едкий — запах разлагающейся плоти… Да, тогда его спас Гарет — предводитель шайки зуагиров, но спас для себя: в бою киммериец стоил дюжины крепких воинов, а его выносливость, присущая скорее зверю, нежели человеку, делала Конана воистину бесценным.

… И снова из ладоней брызнула кровь. Король стряхнул ее и сел на земляной пол, так как теперь гвозди должны были вонзиться в его ноги. Он кожей почувствовал, как поднимается заросшая черными вьющимися волосами шемитская рука с зажатым в кулаке молотом и… Лоб его и спина мгновенно взмокли от пронзительной боли, левый сапог наполнился горячей кровью и Конан, вцепившись зубами в ворот куртки, чтобы не прокусить губу, стащил его, с проклятьями отбросил в сторону. Теперь надо было снять и другой, ибо рука палача уже взяла последний, четвертый гвоздь…

Дернувшись, он принял и этот удар. Перед глазами поплыли круги, в мутной черноте которых король узрил вдруг крест, а на нем — себя самого; распятый, в одной лишь набедренной повязке, он с дикой ненавистью смотрел на Констанция и его приспешников, жалея о том только, что прежде собственной смерти не успел отправить на Серые Равнины грязную кофитскую тварь, предательством завладевшую властью в Хауране… И как сквозь сон расслышал киммериец клекотанье и свист крыльев стервятников, жаждущих крови и плоти пленника. Сжав кулаки, он издал утробный звериный рык, поднялся и сделал неуверенный шаг к двери — он все еще плохо видел, ослепленный то ли болью, то ли ненавистью, а скорее всего, и тем и другим. Сырая земля вожделенно впитывала в себя кровь, стекающую с его израненных рук и ног, а сверху, с потолка, на голову и плечи короля капала иная влага — мутная, белая, вонючая… Но холодные капли эти, казалось, оживили Конана. Глаза вновь стали четко различать узор, сотворенный на стенах сыростью, и черные щели в бочках, и низенькую дверь…

Король замер, уставившись на дверь, которая медленно, осторожно кем-то приоткрывалась… Миг — и в зияющей за ней пустоте появился вдруг огромный, полный печали карий глаз.

— Мгарс… — выдохнул киммериец, сам не понимая, из каких глубин его памяти возникло это странное имя.

Дверь распахнулась под отчаянным толчком чьих-то слабых рук и перед Конаном предстала смуглокожая девушка с роскошными волосами цвета перезревшего каштана. Гибкая и подвижная словно ящерица, в одной лишь легкой светлой тунике, она порывисто кинулась к королю, прижалась к нему всем телом, обдав чудным цветочным запахом…

— Мгарс… Он вспомнил ее. Тогда, десять лет назад, он любил ее два дня и две ночи — как раз перед тем, как ведьма Саломея отдала Хауран на растерзание шемитам. Может быть, потому и всплыли в памяти те горячие деньки в небольшом домике Мгарс — каменной одноэтажной коробке на отшибе города… Она говорила ему о себе, о своей любви к нему, о… Впрочем, она предпочитала все же любить его на деле, а не на словах. Но тот рассказ ее Конан тем не менее вспомнил в один миг, хотя ни разу за прошедшие годы не думал о нем.

Мгарс была дочерью зембабвейского князька М'Вааху, безраздельно правящего огромной территорией, сплошь населенной уродливыми черными туземцами. Мать ее, белокожая красавица-туранка из разграбленного и перебитого каравана, недолго мучилась в плену у нелюбимого супруга, у коего была тридцать шестой в грязном, жарком и душном гареме. Когда зеленая лихорадка пронеслась по Зембабве, она тихо угасла, а за ней, так же тихо, без слез и жалоб, ушли на Серые Равнины еще тридцать три жены М'Вааху, оставив того всего с двумя, к тому же самыми некрасивыми, злобными, старыми женами. Но и князек вскоре после этих событий закончил свой земной путь: он был утоплен в ревущем и коварном Стиксе шайкой иранистанцев, так что маленькая Мгарс оказалась, повторяя судьбу матери, в плену; насмешки, побои, тяжелая работа от зари и до ночи — все это было знакомо ей не понаслышке. Чудом оказалась она свободна: внезапно почил ее последний хозяин — хорайский купец Валазий. Воспользовавшись суматохой, царившей в ночь его смерти в громадном и мрачном доме, девушка сбежала, в страхе не взяв с собой ничего, кроме пары потрепанных сандалий. Уже в Хауране у Мгарс появился богатый покровитель, который в благодарность за любовь и ласку посулил, а затем и в самом деле подарил ей небольшой, но милый и уютный домик на окраине города. Здесь и познакомилась смуглокожая красавица с капитаном гвардии королевы Тарамис — Конаном-киммерийцем.