Алексей Цветков - Антология современного анархизма и левого радикализма

• Название: Антология современного анархизма и левого радикализма
• Автор: Алексей Цветков
• Издательство: Ультра. Культура
• Жанр: Публицистика
• Год: 2003

Книга - тоже орудие пролетариата: если этим увесистым (1 кг. 125 гр.) почти 1000-страничным томом прицельно запустить в преследующего тебя карабинера, то можно уйти от преследования. Ну, а на сессиях облсовета, или телевизионных дебатах - почти незаменимое оружие. Издательство "Ультракультура" подвело черту под современным изводом старого как мир явления анархизма и вообще леворадикальной мысли. После двух этих томов - либо весь радикализм повыведется, либо революция будет. Составитель издания Алексей Цветков знает, что такое "сопротивление" не только по сборникам текстов - два сотрясения мозга, "Студенческая защита", "Фиолетовый интернационал", ответственный секретарь "Лимонки", секретарь "Евразийского вторжения", ведущий сайта апагh.ru, литературный обозреватель журнала "ОМ". Впрочем последнее, это вроде как не совсем анархизм, а глянцевый журнал со стоимостью рекламной страницы в несколько $ тыс., но это ладно. Журнал для богемной буржуазии, которая не прочь порадовать себя не только матэ и майками с команданте, но и остренькими антибуржуазными высказываниями. Пускай балуется молодежь, все равно на баррикадах нет номеров люкс…

---

Наконец, воображение западного общества перегрелось образами восстания. Новые Левые стали свято верить в то, что весь мир гранит с насильственным революционным изменением. Война во Вьетнаме мобилизовала толпы и сотни тысяч человек в Вашингтоне, Нью-Йорке и других городах, за которыми последовали сравнимое количество также из европейских городов, — мобилизация людей, которой не бывало со времен Русской революции. Восстания черных гетто стали повсеместными, за ними следовали столкновения между толпами так же часто, как полиция вела счет жизням. Убийства общественных лидеров, таких, как Мартин Лютер Кинг и Роберт Кеннеди, были только самыми общеизвестными из убийств, поглотивших жизни активистов гражданских прав, протестующих студентов и, в одном ужасающем преступлении, черных детей во время церковной церемонии. Эти контракты поставили левый индивидуальный терроризм на повестку дня некоторых движений Новых Левых.

1968 год видел самый эффектный подъем студенческих и черных движений. Во Франции в мае-июне миллионы рабочих бастовали вместе со студентами несколько недель. Эта «околореволюция», как ее называли раньше, аукнулась по миру в различных формах, хотя и с минимальной поддержкой рабочего класса и даже с явной враждебностью американских и немецких рабочих, факт, поставивший печать смерти на пролетарский социализм.

Несмотря на другой огромный подъем студентов в 1970 году в Соединенных Штатах, в котором основное восстание последовало за американским вторжением в Камбоджу, движение было скорее воображаемым проектом восстания, чем чем-то реальным. Во Франции рабочие в конце концов отступили под командой своих партий и союзов. Средние классы находились в центре конфликта между материальными выгодами, которые они получали из установившегося порядка, и моральными призывами Новых Левых, и даже их собственных детей. Книги Теодора Росака и Чарльза Рейха, в которых они попытались объяснить этические призывы Новых Левых и особенно контркультуры, были восприняты старшим поколением на удивление хорошо. Возможно, миллионы вполне подверженных условностям людей должны были переменить мнение по поводу сочувствия к антивоенным демонстрациям, даже самих Новых Левых, если их идеология была проведена в популярных и либертарных формах, совместимых с американским собственным революционным наследством.

Конец шестидесятых фактически был фундаментально важным периодом в истории Америки. Было ли это более медленное, более терпеливое и более нивелированное развитие Новых Левых и контркультуры, так или иначе огромные области народного сознания изменились. «Американская мечта», возможно, подобно национальным «мечтам» других стран, имела глубокие идеологические корни, и не только материальные. Идеалы свободы, община, взаимозащита, даже в децентрализованных конфедерациях были перенесены в Америку ее радикальными пуританскими поселенцами со своим протестантизмом в форме собраний, не признававшим никакой клерикальной иерархии. Эти радикалы проповедовали евангелие скорее примитивного христианского коммунализма, чем «грубо индивидуализма» (собственно, западный ковбой — идеал чисто личностного «анархизма», в котором одинокий «лагерный костер» вооруженного одиночки заменяет домашний семейный очаг деревни йоменов). Пуритане придавали большое значение народным собраниям «лицом к лицу» или городским встречам как инструментам самоуправления, в отличие от централизованного правительства. Возможно, более почитаемый из-за разногласий, чем последовательных обрядов, этот евангельский стиль имел огромное влияние на американское воображение, влияние, легко сочетающее идеи Новых Левых и контркультуры с этической демократией, которую принимали бы многие американцы.

Один из ужасных фактов истории тот, что Новые Левые, далекие от следования этому историческому курсу, сделали все наоборот в конце шестидесятых. Это оторвало их от анархических и утопических корней. Что еще хуже, это без критики приспособило идеологии третьего мира, внушенные вьетнамской, китайской, северокорейской и кубинской социальными моделями. Они были представлены в тошнотворных размерах сектантскими марксистскими обломками, влачившими жизнь с тридцатых не только в США, но и в Европе. Сама демократия Новых Левых использовалась авторитаристами типа Мао при попытках поглотить СДО (SDS) в Америке и Германии. Виной среднего класса был механизм формирования сочувствующего отношения к самозванному рабочему классу и черным группам; одобрения буйного, ультрареволюционного фанатизма, который полностью маргинализировал последователей этого направления и в конце концов деморализовал их. Неудавшиеся попытки многих анархистов в американском и германском СДО (SDS), так же, как и сходных с ними движений, развить хорошо организованное движение внутри более крупных (особенно с «ультрареволюционными» хвастунами и чванливыми радикалами в США), сыграли на руку более хорошо организованным маоистам — с гибельным результатом для Новых Левых в целом.

Но не только недостаток идеологии и организации привел Новых Левых и сильно колеблющуюся контркультуру к упадку. На смену расширению, «перегревшему» экономику шестидесятых, пришла прохладная, более колеблющаяся экономика семидесятых. Все быстрее увеличивающийся уровень экономического роста умышленно сдерживался, и его направление было частично повернуто назад. При Никсоне в Америке и Тэтчер в Англии, так же, как и в других европейских странах, был создан новый политический и экономический климат, заменивший «кипящий» менталитет постдефицита шестидесятых экономической неуверенностью.

Материальная ненадежность семидесятых и политическая реакция, последовавшая за выборами консерваторов в Америке и Европе, начали благоприятствовать уходу личности из общественной сферы. Личностность, карьеризм и свой интерес все больше приобретали власть над желанием общественной жизни, этикой заботы и желанием перемен. Новые Левые пришли в упадок даже быстрее, чем они поднялись, и контркультура стала индустрией бутиков и порнографических форм сексуальной распущенности.

Действительно, расширяющая сознание «наркокультура» шестидесятых дала дорогу успокаивающей «наркокультуре» семидесятых, которая в свою очередь привела евро-американское общество к национальному кризису в связи с открытием новой фармацевтики и ее экзотических комбинаций с более интенсивными «взлетами» и «падениями».

Еще только предстоит написать о Новых Левых и контркультуре с полным знанием фактов, свидетельствующих об их истоках, развитии и упадке. Большинство материалов, сейчас нам доступных, отмечено скорее сантиментами, чем серьезным анализом.

Радикализм той эры тем не менее чувствовался интуитивно. Новые Левые никогда не были так образованы, как Старые, поэтому они старались преуспеть действием и пренебрегали теорией. Несмотря на внезапный разлив разумных и электризующих пропагандирующих трактатов, они не создали интеллектуальных отчетов о событиях, связанных с ними, или о реальных возможностях, с которые они имели. В отличие от Старых Левых, которые со всеми своими провалами были частью вековой исторической традиции, эпохи, наполненной анализами совокупного опыта и критическими оценками его результата, Новые Левые, скорее казались изолированным островом истории, существование которого трудно объяснить как часть большей исторической эры.

Занятые больше действиями, чем размышлениями, Новые Левые ухватились за подчищение версии наиболее вульгарных марксистских догматов, чтобы выразить свое почтение к движениям третьего мира, вызванное чувством вины, собственную ненадежность среднего класса, и скрытую элитарность их наиболее оппортунистических, средне-ориентированных лидеров, которые служили доказательством того, что власть явно развращает. Наиболее увлеченные из радикальной молодежи шестидесятых пошли на фабрики, чтобы за короткий промежуток времени «завоевать» в основном равнодушный рабочий класс, пока другие повернуты к «терроризму», ставшему в одних случаях пародией на реальность, а в других — дорогостоящей трагедией, уносившей жизни просвещенных, но печально заблуждавшихся молодых людей.

Ошибки, которые в последнем веке поколение повторяло за поколением, таким образом, вновь совершали свой цикл: пренебрежение теорией, внимание к действию, исключавшие все серьезные мысли, тенденция впадать обратно в догматы книжных червей, когда действие реализовано, завершающая неизбежность поражения и деморализации. И именно это возникло, когда шестидесятые стали подходить к концу.

Но не все потеряно в развитии. Пролетарский социализм сфокусировал внимание революционного проекта на экономических аспектах социального изменения — на необходимости создать материальные условия, особенно при капитализме, для человеческой свободы.