Кнут Гамсун - Бенони

• Название: Бенони
• Автор: Кнут Гамсун
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-280-01701-9,5-280-01700-0

В романах «Бенони» и «Роза» нашло свое отражение сформировавшееся как раз к этому моменту твердое убеждение автора в необходимости для современного человека вернуться к патриархальным формам жизненных отношений.

Гамсун в дилогии вновь встречается с персонажами своих ранних произведений, с торговцем Фердинандом Маком, уже знакомым читателям по роману «Пан». Он – типичный представитель старых добрых времен, когда в поселках и городках Норвегии крупные торговцы, матадоры, царили безгранично и обладали властью даже большей, чем представители государства.

Гамсун с мягкой иронией, но и с уважением изображает этого умного и циничного человека, но чувствует, что время его уже проходит.

Главный герой первой части дилогии – Бенони Хартвигсен, удачливый и добродушный рыбак, простой человек из народа, не обладающий никакими особыми достоинствами. Ему просто посчастливилось загнать в свой невод огромный косяк сельди, с чего и началось его возвышение. Его успех – дело случая, а в сущности он совершенно бессилен перед Маком, распоряжающимся всем в рыбачьем поселке Сирилунн.

Жизнь в этом романе Гамсуна словно бы застыла на нарисованной им картине идеальных, как ему кажется, старых времен, но именно в этом и заключен смысл «Бенони»: ведь такая народная жизнь и есть альтернатива бессмысленному существованию его прежних героев.

Будур Наталия - «Гамсун. Мистерия жизни»

---

— Что-то ты сам на себя не похож, — сказал Бенони, — вот ужо весной, когда ты вернёшься с Лофотенов, ты сможешь перейти в новый большой дом.

— Много для меня, слишком много.

— А малыш как, здоров? — спросил Бенони.

— Да, здоров. Глаза у него, правда, карие, но так-то мальчишка красивый, мне нравится.

— Ты на руках его хоть раз держал?

— Нет.

— Ни разу?

— Да вот как-то всё собирался, собирался...

— Ты бы хоть немножко его подержал, — советует Бенони.

— Вы так думаете?

— Думаю. Ну насчёт карих глаз — иначе и быть не могло, но всё равно...

За разговором они добрались до места и въехали на церковный двор, так что снег взвился.

Господин в мехах, сам Хартвигсен собственной персоной. Не то один, не то два работника выбегают из пасторского дома, чтобы принять коня.

«Милости просим, милости просим, заходите, заходите!» — «Нет, спасибо!».

Бенони страдает в сердце своём, ибо ожило старое, немеркнущее воспоминание: некогда в этом доме ему пришлось подписать весьма суровое объяснение, потом это объяснение было зачитано ленсманом у них на церковной горке. Позднее Роза стала его невестой, а затем между ними всё кончилось, она вышла за другого, за Николая, сына пономаря. Н-да...

Во всём своём великолепии Бенони поднимается на горку, спокойно рассекая группки людей, которые раздаются в стороны и здороваются: его здесь все знают. Посыльный спрашивает, не будет ли Хартвигсен так любезен наведаться к пастору и выпить чего-нибудь тёпленького? Нет, спасибо, у него дела. Возможно, после богослужения он зайдёт поблагодарить за приглашение. По правде говоря, никаких таких дел у Бенони нет, но у большого человека всегда может найтись дело к любому из этих людей, его деятельность очень многообразна, так, например, ему нужна команда для рейса к Лофотенам на всех новых судах. Ему даже и не нужно делать первый шаг и опрашивать желающих, если его до сих пор не обступили плотным кольцом, так из одного лишь почтения. Один за другим подходят к нему, стаскивают шапку с головы, потом нерешительно напяливают снова, хотя на дворе студёно. Не будет ли его милости, чтобы предоставить просителю место на одном из его судов? А Бенони высится, будто памятник, в дохе, в подбитых мехом сапогах, представая добрым и милостивым господином перед всяким, кто к нему ни подойдёт. «Я подумаю, — отвечает он и записывает имя, — загляни ко мне на днях. Правда, я не должен забывать и про своих земляков, но всё-таки...».

А тут пастор Барфуд спешит вверх по холму, останавливается перед Бенони в полном облачении и просит того не проходить мимо пасторских дверей. Бенони, поблагодарив, отвечает, что постарается выбрать время после богослужения, и справляется, хорошо ли пастор себя чувствует.

Вот видите, подобный вопрос Бенони Хартвигсен и не посмел бы задать пастору в былые дни.

А вот Роза не поднимается вслед за отцом. Может, она вообще не намерена быть сегодня в церкви? Ладно.

И всё же она приходит. Бенони снимает с головы меховую шапку, здоровается, а Роза, побагровев от смущения, спешит мимо. Бедная Роза, верно, никак не могла совладать со своим любопытством, ей захотелось поглядеть на Бенони в мехах. Роза прошла к ризнице.

Бенони стоит какое-то время и соображает, потом говорит последнему из просителей:

— Тебе, верно, несладко приходится, загляни ко мне через денёк-другой, я тебе помогу.

— Бог вас благослови! — отвечает тот.

А Бенони заходит в церковь.

Он с умыслом садится у самых дверей. Люди таращат глаза от удивления: он мог бы сесть хоть у дверей на хоры, а вот, поди ж ты, не сел! Роза сидит на скамье для пасторской семьи и глядит на него. Она снова заливается краской, потом потихоньку бледнеет. На ней песцовая шубка.

Бенони расстёгивает свою доху26. Он прекрасно сознаёт, что место, на которое он сел, не подобает важному господину; и ленсман, и несколько мелких торговцев из дальних шхер сидят впереди.

Но Бенони чувствовал себя удобно на своём сиденье и своей персоной возвышал его из ничтожества. Уж, верно, многие устыдились и были бы куда как рады сидеть гораздо ниже, под Хартвигсеном, всемогущим Хартвигсеном, ах, не ходить бы им сегодня в церковь.

Сразу после проповеди многие вышли. Бенони застегнул доху и последовал за ними. Он не хотел больше смущать Розу своим присутствием; люди и так переводили взгляд с него на Розу и снова с неё на него, вспоминая при этом о былой помолвке. «Это ж надо, отказаться от такого человека!» — верно, думали про себя люди. Бенони направился к саням, а Свен-Сторож тотчас присоединился к хозяину и спросил, не пора ли запрягать. Да, и поскорей. Но до пастората доходит весть, что Хартвигсен собрался уезжать.

Боже правый, того гляди, он возьмёт и уедет. Пасторша сбегает по лестнице, бежит по холоду, через свежевыпавший снег прямо к Хартвигсену, простодушно и приветливо протягивает ему руку и просит его не пренебречь её домом, не пройти мимо её дверей. Когда-то им ещё выпадет радость повидать его!

Покуда они так стоят, из церкви возвращается Роза. Бедная Роза, её, верно, снова одолело любопытство, и ей захотелось посмотреть, уедет Хартвигсен домой или нет. Вот она и пришла, а мать ей сразу крикнула:

— Ты подумай, Хартвигсен на за что не хочет к нам зайти. Попроси его вместе со мной.

Роза ужасно смущена, она чувствует себя такой ничтожной. Она только и способна вымолвить:

— Может, вы будете так любезны и зайдёте к нам?

Бенони не изображает из себя более важную персону, чем он есть на самом деле, он ссылается лишь на то, что день короткий, а дорога длинная, так пора бы и ехать.

— Сейчас полнолуние, — говорит в ответ Роза.

— Да, сейчас полнолуние, — повторяет её мать.

— Ну, как мы поступим? — обращается Бенони к Свену-Сторожу и вопросительно глядит на него. — Думаешь, можно ненадолго задержаться?

Свен-Сторож отлично умеет себя вести в подобном обществе, он сдёргивает шапку с головы, кланяется и говорит:

— Раз такое дело, думаю, у нас будет и небо ясное, и дорога хорошая.

— Я, понимаете, по сегодняшним временам сам себе не хозяин, — говорит Бенони, следуя за обеими дамами. — У меня теперь очень много хлопот, ведь надо оснастить новые корабли.

Как удивительно всё складывается. Вот здесь, рядом идёт Роза, а немного спустя она садится в той же комнате, где сидит он, и слушает его слова, и время от времени бросает на него взгляд, и даже отвечает коротко. Когда пастор вернулся из церкви и все сели за стол, Роза подавала ему то одно, то другое, чего, как она видела, ему не хватает. Всё было так странно, всё было словно во сне. Он пытался преодолеть тягостную неуверенность. Каким тоном ему надо говорить, как часто можно взглядывать на Розу? Ведь был же он когда-то помолвлен с этой женщиной, целовал её, отстраивал для неё дом, ещё немного — и сыграли бы свадьбу.

Встав из-за стола, пастор и пасторша отправились в соседнюю комнату вздремнуть после обеда. Так у них было заведено. Но Бенони-то, Бенони-то остался один на один со своей бывшей невестой.

— Не будете ли вы так любезны что-нибудь сыграть? — спросил он, хотя, может, это могло нарушить покой стариков.

И нарушит, без сомнения, вероятно, подумала она, очень может быть, что нарушит. И однако же, она села за фортепьяно. Ему это показалось восхитительным, он никогда не слыхал ничего подобного, он воспринял как проявление нежности с её стороны, что вот она села и заиграла. Она поводила плечами то вправо, то влево, на затылке тяжёлым узлом лежали волосы, а под ними виднелась шея, её белая шея. Он учтиво поблагодарил её:

— Ничего прекраснее я в жизни не слышал, — сказал он.

Когда она кончила, оба сидели какое-то время и молчали от смущения.

— Вы, верно, не раз играли это, пока не выучили, — сказал он наконец.

— Да, — улыбнулась она, — но я не так уж много и умею.

Они ещё малость поговорили о том о сём, богатство развязало ему язык, он стал тем, кем стал, он умеет находчиво отвечать на разные вопросы касательно его новых судов. Время бежит, бежит быстро, Бенони понимает, что с минуты на минуту вернутся старики. Ну, у него есть к ней дело, он в своём праве и потому спрашивает:

— Не знаю, говорил ли с вами Мак насчёт меня?

Он поднял глаза и увидел, что на переносице у неё тотчас проступила знакомая тонкая складка.

— Мак думал, что вы могли бы помочь мне найти домоправительницу.

— Нет, — ответила она.

— Нет, нет, я просто надеялся, что вы знаете, какую-нибудь на юге. Ничего другого я не имел в виду.

Она покачала головой.

— Нет, я никого не знаю.

Пауза. Бенони бросил взгляд на свои часы. Почему ж это старики не возвращаются? Он не решался объяснить ей свою неудачу, сказать, что идея целиком и полностью принадлежит Маку. А впрочем, не так уж всё и плохо.

Он встал с места, подошёл к одной из картин на стене и начал её разглядывать. Затем перешёл к другой. Роза одиноко сидела на своём стуле. Он вежливо спросил: