Кнут Гамсун - Женщины у колодца

• Название: Женщины у колодца
• Автор: Кнут Гамсун
• Издательство: Пг.-М.: Петроград
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1923

«Женщин у колодца» (1920) многие критики считают романом циничным и безысходным, одной из самых сумрачных книг Гамсуна.

В нем рассказывается о вымирании маленькой приморской деревушки, зараженной ложными, с точки зрения автора, ценностями современного мира. Сам сюжет как бы почерпнут писателем из сплетен местных женщин у городского колодца. Однако мелкие происшествия в городе постепенно вырастают в пародию на современную жизнь, в которой «люди наталкиваются друг на друга, переступают друг через друга, одни падают наземь и служат другим мостом, иные умирают – это те, которые трудней всего переносят толчки, наименее способны к сопротивлению, – и они гибнут. Без этого не обходится! Но другие цветут и преуспевают. В этом и заключается бессмертие жизни! И все это было известно тем, у колодца».

Один из самых многозначных и «амбивалентных» героев романа – хромой кастрат Оливер Андерсен, собирающий вокруг себя события городской жизни и являющийся ее отражением. Он, по словам норвежского литературоведа Атли Киттанга, «является гротескным символом современной ущербности, но в то же время его изображению присуща та отчетливая симпатия, которую Гамсун всегда питал к аутсайдерам».

Наталия Будур - «Гамсун. Мистерия жизни»

---

— Может быть, она и для этого не годится!

— Мужчина женится для того, чтобы иметь жену, а не художницу!

Консул рассмеялся.

— Ну, в таком случае она может позднее приобрести качества, необходимые для замужней женщины. Времени ещё много впереди. Теперь же она занимается пока искусством.

— Предположим, что она не могла бы доставить себе подобное удовольствие, — возразил доктор. — Она была бы вынуждена тогда развивать у себя качества, нужные для женщины. И предположим, что она не в состоянии была бы приобрести их?

Консул снова улыбнулся и сказал: .

— Тогда уж вам придётся заботиться о ней!

— Но вы слышите, я ведь говорю условно!

Навязчивость доктора была просто невыносима и если бы консул знал, почему он так невыносим сегодня, то, пожалуй, всё-таки указал бы ему на дверь.

Ах, новое брильянтовое кольцо, которое получила Фиа, это оно не давало покоя докторше! Зачем оно такому ребёнку? В сущности, Фиа должна бы ходить ещё в коротеньких юбочках! А кольцо это давно уже наметила себе докторша. Всё это, вместе взятое, было так печально. Жизнь так мало доставляла радостей...

Но консул ничего не знал о той глухой борьбе, которая не прекращалась между его женой и докторшей. Слова доктора всё же подействовали на него и он призадумался. Он любил Фию и всегда был готов угодить ей. Жизнь её в больших городах стоила ему очень дорого, но ведь это было необходимо для её дальнейшего образования, и он не хотел стеснять её для того, чтобы она не стыдилась перед своими новыми знакомыми и друзьями. Фиа, по своей доброте, стала покупать картины у других художников, но тут отец счёл уже нужным вмешаться, так как издержки сразу увеличились. Ведь его денежный шкаф вовсе не был так уж неистощим!

Фиа покорилась и сократила свои расходы. Она относилась к людям немного свысока, в особенности когда находилась среди чужих, Тогда она охотно давала понять, что происходит из высококультурной семьи и отец её миллионер. Если она опаздывала на почтовый пароход, то порой обращалась к окружающим со слезами: «Ах, если бы тут был наш собственный пароход!». Но у парохода, носящего её имя, было другое дело и он существовал не для одной только перевозки дочери своего владельца. Впрочем, и пароход-то этот уже никуда не годился, делая не более восьми миль в час и принося доходу не более пяти процентов, а иногда даже два процента убытка. И как раз теперь он ещё раз принёс убыток.

Добрейший консул далеко не был опытным кораблевладельцем. Он для того именно и послал своего сына Шельдрупа за границу, чтобы тот хорошенько изучил там корабельное дело. Не только убыток, приносимый пароходом, беспокоил консула. Среди матросов замечалось брожение. Люди жаловались на плохую пищу и уходили с парохода, а консул никак не мог понять, отчего это происходит. Ведь пища была такая же, как и в предшествующие годы!

Были ещё причины, поддерживающие его дурное настроение: во первых то, что купец Давидсен тоже стал консулом, — правда, только простым консулом, но всё-таки! Это было невероятно! Давидсен не более как лет двадцать тому назад переехал сюда из соседнего города, и многие местные жители, природные уроженцы города, до сих пор считали его чужестранцем. Давидсен много раз сам стоял за прилавком, продавал удочки детям и вообще самый простой товар для судов. Приказчики у Ионсена носили крахмальные воротнички, а у Давидсена они ходили с засученными рукавами и руки их должны были ворочать канаты. Это было прекрасно и, разумеется, труд никого не позорит, но разве же это было то, что нужно для консула, для представительства?

Другая неприятность вышла у него из-за Оливера. Он обвесил покупателя. Конечно не в свою пользу, а в пользу хозяина. Хорошо иметь верных слуг, но обманывать они всё-таки не должны! Покупателем был столяр Маттис, которому Оливер отпустил мешок крупчатки. У Маттиса явилось подозрение относительно правильности веса и он тотчас же пошёл к Ольсену, перевесил муку и убедился в правильности своих подозрений. Он бегал из лавки в лавку, перевешивал муку и везде рассказывал, что произошло с ним. В конце концов он вернулся в склад Ионсена, взбешённый до последней степени и весь выпачканный в муке. Как раз в это время пришёл туда и Олаус, пьяный ещё более, чем обыкновенно. Услышав, в чём дело, он закричал:

— Как? Фальшивый вес!

— Да, — подтвердил столяр. — Это уже доказано!

Приказчик и конторщик пробовали успокоить его.

— Не кричите так! — говорили они ему. — Ведь консул сидит в конторе.

— Пусть выходит! Я ничего не имею против, — сказал Маттис.

— Долой консула! — крикнул Олаус.

Приказчик дал пьяному Олаусу табаку для его трубки и постарался вывести его из лавки, а Маттиса пригласил с собой в склад, к Оливеру.

Оливер держал себя очень прилично и в высшей степени снисходительно в отношении Маттиса, который всё ещё не мог успокоиться. Ему тотчас же отвесили недостающее количество и дело наконец уладилось. Однако, консул, которому было передано всё, очень взволновался. Он был конечно выше всяких подозрений, но его рассердило то, что покупатель бегал по всему городу и перевешивал товар, купленный у него. И ещё, кроме того, кто-то осмелился кричать в его лавке: «Долой консула!». Ведь это было аналогично тому, что происходило у него на пароходе, где матросы постоянно жаловались на пищу. Нет, исчез прежний хороший дух в населении! Все границы должны быть сглажены, все должны быть уравнены и все считают себя в праве залезать к нему, вмешиваться в его дела! А доктор даже воображает, что он может всё говорить в его присутствии! А тут ещё это множество всяких консулов, которые точно вырастают из под земли!

Вряд ли доктор мог найти другую менее подходящую минуту, чтобы явиться к консулу и подвергнуть испытанию его терпение!

В дверь конторы постучали, и так как консул ничего не ответил, то доктор вместо него крикнул: «Войдите!». Это тоже позволил себе доктор! Несколько лет тому назад консул сразу прекратил бы такие замашки. Он не был тогда таким присмиревшим, как теперь. Его точно угнетало что-то.

Чего же он мог бояться? Уж не знал ли про него что-нибудь доктор, этот шарлатан? Не имел ли он какого-нибудь оружия против него?

В контору вошёл аптекарь, маленький, нервный человек, совершенно без всякой растительности на лице. Он женат, имеет хорошие средства, детей не имеет и до сих пор сохранил все замашки холостяка. Платье у него было в пятнах, и от него несло лекарствами и табаком.

— Добрый день! — сказал он.

— Вы думаете? — возразил доктор. — А я нахожу, что сегодня день плохой.

Аптекарь поздоровался с консулом, пожав ему руку, и обратился к доктору, протягивая ему руку:

— Могу я поздороваться с вами?

— Вы хотите сказать: позволяю ли я вам?

Доктор имел такое обыкновение шутить, однако он не взял руки аптекаря.

— А где теперь Шельдруп? — спросил доктор консула.

— В Гавре7. Почему вы спрашиваете?

— А когда же он вернётся?

— Этого я не знаю. Он ещё пробудет в отсутствии некоторое время.

— Прошло ведь уже девять месяцев, с тех пор, как он был здесь в последний раз, — сказал доктор.

— Да, это верно, — отвечал консул, подумав немного.

Доктор зевнул самым бесцеремонным образом, потом встал и, подойдя к окну, стал смотреть на улицу. Он очень странно вёл себя перед консулом, прямо поворачиваясь к нему спиной.

— Могу я вам служить чем-нибудь сегодня? — спросил консул, обращаясь к обоим посетителям.

Аптекарь поблагодарил и заметил доктору:

— Пойдёмте, господин доктор. Не будем мешать господину консулу!

— Я смотрю на детей, внизу, на улице, — сказал доктор, даже не оборачиваясь. — Там маленькая девочка с карими глазами. Она наверное из семьи Оливера... Не находите ли вы, что постепенно в городе оказалось много детей с карими глазами? — вдруг обратился он к аптекарю.

— Да? Нет, я не заметил этого, — ответил аптекарь уклончиво.

— А вчера явился на свет ещё новый ребёнок с карими глазами, — добавил доктор.

— Новый ребёнок? У кого же? — возразил с некоторым смущением аптекарь.

— Да... У Генриксена, на верфи, то есть у госпожи Генриксен. Это у неё уже второй темноглазый ребёнок!

Желая побудить доктора высказаться, аптекарь сказал торопливо:

— Что вы говорите? Ведь это напоминает историю Иакова! Белые и чёрные прутья...

Доктор застегнул своё пальто и с равнодушным видом приготовился уйти.

— Что тут можно сказать, спрашиваете вы? — отвечал он. — Ну, можно и молчать об этом. Тут нет никакого чуда, ни в том, ни в другом доме. Это вполне естественно. У этих голубоглазых супругов родятся дети с карими глазами от отца с такими же тёмными глазами.

— Что вы такое говорите?

— А почему мне не говорить этого? Тут нет никакой случайности атавизма. Я несколько исследовал это дело. В семье нет карих глаз, по крайней мере нет их у таких родственников, которые могли бы оказывать влияние на потомство.