Кнут Гамсун - Женщины у колодца

• Название: Женщины у колодца
• Автор: Кнут Гамсун
• Издательство: Пг.-М.: Петроград
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1923

«Женщин у колодца» (1920) многие критики считают романом циничным и безысходным, одной из самых сумрачных книг Гамсуна.

В нем рассказывается о вымирании маленькой приморской деревушки, зараженной ложными, с точки зрения автора, ценностями современного мира. Сам сюжет как бы почерпнут писателем из сплетен местных женщин у городского колодца. Однако мелкие происшествия в городе постепенно вырастают в пародию на современную жизнь, в которой «люди наталкиваются друг на друга, переступают друг через друга, одни падают наземь и служат другим мостом, иные умирают – это те, которые трудней всего переносят толчки, наименее способны к сопротивлению, – и они гибнут. Без этого не обходится! Но другие цветут и преуспевают. В этом и заключается бессмертие жизни! И все это было известно тем, у колодца».

Один из самых многозначных и «амбивалентных» героев романа – хромой кастрат Оливер Андерсен, собирающий вокруг себя события городской жизни и являющийся ее отражением. Он, по словам норвежского литературоведа Атли Киттанга, «является гротескным символом современной ущербности, но в то же время его изображению присуща та отчетливая симпатия, которую Гамсун всегда питал к аутсайдерам».

Наталия Будур - «Гамсун. Мистерия жизни»

---

— Гм! — пробормотала она. — Вот так положение!

— Да... Положение! — проговорил Оливер грозным тоном, оборачиваясь к ней.

— Я говорю о Маттисе. Ты уже слышал? — спросила она.

— Слышал? Что такое? Ты что-нибудь слышала от него? — возразил он.

— Что ты там ворчишь? — проговорила она самым невинными беспечным тоном. — Ну, значит, ты это-то не слыхал!

Должно быть, это что-нибудь интересное? Любопытство Оливера было возбуждено и поэтому чувство ревности несколько притупилось.

— В чём это ты хочешь уверить меня? — спросил он ворчливым голосом.

— Ни в чём я не хочу уверить тебя. Я буду молчать, — отвечала Петра, притворившись обиженной. Она, конечно, не хотела упустить случая помучить Оливера, зная, как он любопытен. И поэтому Оливер должен был переменить тон и просить. Но новость была всё же слишком хороша и ей хотелось первой рассказать об этом, Петра не могла долго выдержать и сказала:

— Это Марен... Марен Сальт.

— Что же с ней?

— Она лежит в постели. У неё родился ребёнок.

Оливер не знал хорошенько, как ему отнестись к этому известию. Во всяком случае, крупное объяснение с женой не удалось на этот раз. Он только полусердито заметил ей:

— Так это ты об этом вела такой длинный разговор с ним?

— Длинный разговор? Он вышел из дверей и сообщил мне это. У него был совершенно расстроенный вид.

— Поделом ему!

— Но ты же не думаешь, что Маттис отец этого ребёнка?

— Ну, это тебе должно быть известно!

Они серьёзно поспорили по дороге домой. Оливер был голоден и сердит, но когда ему дали есть и он хорошо насытился, то настроение его изменилось. Он даже начал смеяться и расспрашивал Петру подробности о Маттисе. Петра была довольна, что гроза миновала и посмеивалась над Маттисом. Он, ведь, тотчас же потребовал от неё, чтобы она ушла из дома до того, как ей надо будет лечь в постель, но Марен сказала, что это будет ещё не так скоро и вообще солгала ему. И вдруг, ночью, он слышит крик ребёнка! Маттис соскочил с кровати, побежал за акушеркой, побежал за доктором. Доктор недоверчиво сказал: «Марен Сальт? Да ведь ей под пятьдесят лет? Это невозможно». Маттис отвечает: «Уж не думаете ли вы, что это у меня родился ребёнок?» — «Да ты уверен, что там действительно есть ребёнок?» — опять спрашивает доктор. — «Во всяком случае, он там лежит и кричит», — говорит Маттис.

Петра хохочет, Оливер смеётся и бабушка смеётся. Даже обе маленькие девочки, как будто понимают, как смешно вёл себя столяр Маттис, и тоже хихикают.

— Посмотрели бы вы на Маттиса! — говорит Петра. — Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, сопел носом и вообще пришёл в полное отчаяние оттого, что не удалил вовремя эту старую женщину из своего дома. Говорят, что ей около сорока, или даже около пятидесяти лет, но ей по крайней мере под шестьдесят! «Разве это натурально? — восклицал он. — Разве можно в таком возрасте, когда уже сыплется песок, разгуливать и раздувать ноздри, словно кролик, двигающий своими ушами». Петра лукаво сказала ему на это: «Ты бы хорошо сделал, если б взял её, Маттис!» — «Взять её? — крикнул он. — С какой стати? К чёрту! Если наступит такой день, когда я захочу жениться, то уж, конечно, не возьму такую девку! Ты это должна знать!»

И все громко хохотали, слушая её рассказ. Но Оливер вдруг напустил на себя важность и проговорил:

— Но разве всё-таки можно было болтать об этом с чужим мужчиной, да ещё на улице?

— Ну, конечно, мне следовало пойти к нему в дом, но я не захотела, — возразила Петра.

— Попробовала бы ты это сделать! — воскликнул Оливер.

— Отчего же нет? Он такой добрый и простой. Нет человека лучше его. Это я знаю наверное, что та, которая вышла бы за него замуж, могла бы рожать одного ребёнка за другим, без его участия, и он бы даже не понял этого!

— Ого. Это бы тебе понравилось! Идите спать, дети! — вдруг крикнул Оливер девочкам и они тотчас же исчезли. Бабушка тоже ушла из комнаты.

— Да, это, разумеется, понравилось бы тебе! — повторил Оливер.

— Мне? — возразила Петра. — Стоит ли говорить обо мне?

— Ты наверное думаешь, что получаешь слишком мало удовольствия и что ты не можешь далеко шататься в гавань? — проговорил Оливер.

— Я? — расхохоталась Петра. — О нет, у меня такой муж, который за мной следит! Это я прекрасно знаю.

Оливер мрачно взглянул на неё. Уж не смеётся ли она над ним? Но Петра может обернуть его вокруг пальца и говорит ему льстивым голосом:

— Впрочем, ты должен бы быть добрее и позволять мне ходить, куда я хочу. Да, ты не должен был бы до такой степени стеснять меня, Оливер. Ведь ты знаешь, что я ничего не делаю дурного. Я только посматриваю кругом, поглядываю в окна и прохаживаюсь.

— Это не идёт замужней женщине, — заявил Оливер, — тем более, если она принадлежит к лучшему кругу. Ты хотела бы пойти в танцевальный зал? Я этому готов верить.

— Но если бы даже я хотела пойти туда, на минутку, поглядеть на танцы?

— Ну да, если ты возьмёшь туда с собой маленьких девочек! — посмеивался Оливер. — Но говорю тебе: пока ещё меня зовут Оливером Андерсен и пока я занимаю мою теперешнюю должность, этого не будет. Вот тебе мой ответ!

— Ты имеешь право приказывать и если ты говоришь нет, значит — нет!

— Да, это верно, — отвечал самодовольно Оливер.

— Но ведь мне же можно будет пойти туда разок, навестить Марен Сальт? — спросила Петра.

Оливер возмутился.

— Мне было бы очень приятно, — проговорил он с ударением, — если б ты поняла, наконец, что ты не можешь ходить к подобным людям и не должна ходить в этот дом. Слышишь ли? Ведь если твой муж стал заведующим, то ты уже не можешь ходить повсюду, а должна вести себя сообразно со своим положением. Я этого не потерплю и ты должна уяснить себе, что я этого попросту не хочу!

— Хорошо, — проговорила Петра со вздохом.

Оливер был польщён тем, что она просила у него предоставить ей несколько больше свободы. Ведь не все жёны обращаются к своим мужьям с подобной просьбой. Многие из них совершают дурные поступки и делают это тайком, не теряя понапрасну слов.

XVIII

Одно событие сменяется другим. Госпожа Ионсен шла по улице со своей дочерью и обе были в хорошем настроении и довольны собой. Вдруг они увидали в одной из поперечных улиц, молодого художника, сына волостного старшины, который рисовал портрет госпожи Ионсен. Он шёл под руку с одной из дочерей Ольсена.

Это было самое неприятное, что пришлось перенести госпоже Ионсен, но Фиа совершенно спокойно отнеслась к этому и сказала:

— Да, я слышала, что вы помолвлены.

Госпожа Ионсен, однако, не могла с этим примириться. Если бы, по крайней мере, это был другой художник, его товарищ, сын маляра! Конечно, ни тот, ни другой, не могли рассчитывать получить руку Фии. Но всё-таки, совершить это перед самым носом Фии! Не хватает теперь, чтобы другой проголодавшийся художник, сын маляра, явился бы к ним просить руки Фии. О, госпожа Ионсен показала бы ему тогда на дверь, широко бы распахнула её перед ним! Хорош же этот мир, в котором приходится жить!

Консул Ионсен принял это известие совершенно равнодушно и сказал жене, почти так же, как Фиа:

— А, они обручились? Но не мешай мне, Иоганна.

И с этими словами он опять погрузился в чтение газеты.

— Но подумай только! Эти молодые люди, для которых мы так много сделали!

— Да, да. Но не мешай мне, слышишь ли?

Консул был занят другим. Адвокат Фредериксен, теперь депутат, сделал запрос правительству что оно намерено предпринять по поводу многочисленных жалоб матросов на норвежских судах. Он не называл определённо пароход «Фиа», но упомянул, что даже в его маленьком городке говорят о резко выраженном недовольстве матросов. Во всяком случае, это дело надо расследовать.

Точно удар грома разразился над консулом. Как? Этот ничтожный, неумытый адвокатишка, которого он так любезно принимал и угощал вином в своём доме? Вот как он отплачивает ему за это. Действительно, надо много выносить, если занимаешь такое высокое положение, какое занимает он, Ионсен!

Но консул не удивился бы такому поступку Фредериксена, если б знал, что произошло раньше. Его собственная дочь была виновницей злой выходки депутата. А между тем она прогуливается с самым невинным видом, не подозревая, что из-за неё в стортинг внесён запрос!

Фредериксен был несколько удивлён, что она так решительно отказала ему. Он ведь уже был избран в стортинг и перестал быть только адвокатом. Но на неё это, по-видимому, не произвело особенного впечатления. Она даже не попросила у него времени на размышление, а сразу сказала: «Нет!» — улыбаясь и качая головой.

Конечно, он постарался не выдать своего возмущения и просто спросил:

— Вы не оставляете мне никакой надежды, фрёкен9 Фиа?

Она очень сожалеет, но должна сказать: нет. Однако Фредериксен, желая показать и далее своё благородство, проговорил: